Андрей Ерпылев - Город каменных демонов
Показалось рыцарю, или он действительно рубил не живого человека, а одну из тех статуй, которые стояли плечом к плечу под дубом, он додумывал уже в лесу, несясь куда глаза глядят прочь от страшного видения и не обращая внимания на мокрые колючие ветки, больно хлещущие по лицу. Вильгельм не боялся никого на белом свете, но порождения ночи лежат уже за гранью таких понятий, как смелость и трусость…
* * *Он пришел в себя лишь на вторые сутки, наткнувшись на одного из дружинников Гуго, хнычущего, как пятилетний мальчишка, под мокрым кустом боярышника и нянчащего перебитую руку, висящую плетью. Вид вчерашнего головореза, не боящегося ни черта, ни дьявола, но, как и он, спасовавшего перед атакой ночной нежити, превратил растерянного беглеца в обычного фон Мюльхейма.
Еще день ушел на то, чтобы собрать по лесам остатки отряда. Чтобы привести деморализованных вояк в чувство, пришлось повесить на осине одного, самого никудышного. Того самого, первого, способного вспомнить когда-нибудь, каким увидел своего повелителя. К тому же негоден он был никуда вдали от лекарей и сведущих в знахарстве монахов… Существовала опасность, что кнехты взбунтуются окончательно, но привычная экзекуция, как ни странно, вернула бойцам прежний настрой. Как ни крути, а отец-командир был рядом, суровый, но справедливый…
Вид разгромленного лагеря обрадовал Вильгельма.
Как бы то ни было, а сорвиголова Гуго уцелел! Вон он, в полном боевом облачении — даже меч в опущенной руке — сидит посреди рухнувших палаток над телами павших. Действительно, фон Гройбинден в огне не горит и в воде не тонет! Золото, а не боец!
— Дружище! — окликнул приятеля фон Мюльхейм, направляя к нему своего коня. — Как ты? Присматриваешь место для своего будущего замка?
Но рыцарь был непривычно тих и неподвижен…
И лишь когда с него сняли шлем, все увидели смертельно бледное, восковое лицо, хранящее печать умиротворения и покоя…
9
Сергей Алексеевич захлопнул папку и обвел молчащих слушателей взглядом.
— Это вы сами написали? — очнулась от гипноза Вера.
— Нет, — покачал головой Прохоров. — Эту рукопись я обнаружил в одной из архивных папок и перевел, как смог, с немецкого. Прошу прощения за корявость слога — я не писатель. По-моему, это что-то вроде неоконченного романа. Тут еще прилично, — рассказчик прошелестел листами, словно колодой карт. — Про то, как в отместку за друга фон Мюльхейм велел расколотить статуи и утопить их в озере, как выпросил-таки у гроссмейстера Ордена землю и отыскал где-то в Германии сына фон Гройбиндена…
— А ведь местный рыцарский замок и в самом деле принадлежал баронам фон Гройбинденам, — вставил слово Женя.
— И памятник фон Мюльхейму украшает одну из площадей, — в тон ему продолжил инженер. — Это не легенда, молодые люди.
— Что вы хотите этим сказать? — воскликнула журналистка. — Что все это случилось на самом деле?
— Я знал, что вы не поверите. Но я могу доказать.
— Каким образом?
— Сегодня в одиннадцать вечера я буду ждать вас на углу Краснофлотской и Чичерина. Не опаздывайте и постарайтесь, чтобы вас никто не заметил. Лучше идите не по улице, а дворами.
Сергей Алексеевич встал и направился к двери.
— Но, может быть, вы хоть что-нибудь объясните?
— Нет. Все остальное — после того, как вы все увидите своими глазами. До вечера.
Уже в дверях архивариус обернулся и строго взглянул на притихших молодых людей.
— На всякий случай: они боятся только дерева. Живого дерева…
С этими словами Прохоров вышел.
* * *— Мне кажется, что он сумасшедший. А тебе?
Чем меньше времени оставалось до ночного похода, тем больше Вера нервничала. Да и Евгений чувствовал себя не лучшим образом, все время возвращаясь мыслями к своей неудачной экспедиции за образцами. Ведь как ни крути, а безымянный старший лейтенант его тогда спас. От того самого, что чуть позже случилось с кавказцами.
— Вряд ли, Вера, — покачал он головой. — Что-то в этом есть. К тому же вспомни камень…
Он оглянулся на гипсовую горгулию, и рука повисла в воздухе: на уродливой морде статуи по-прежнему зияла выбоина. Изгрызенный ящик тоже был пуст.
— Вер, ты не видела осколок? — он честно попытался вспомнить, положил ли в прошлый раз фрагмент статуэтки на место или забыл. По всему выходило, что забыл.
И вот теперь он пропал.
Вдвоем молодые люди перевернули всю комнату, даже заглянули на шкафы и пошуровали ручкой от швабры за батареей парового отопления, но камешек исчез, словно канул в воду.
— Может, Татьяна Михайловна выбросила, когда делала уборку? — спросила Вера. Ей было до слез больно глядеть на потерянного Женю, переживавшего утрату единственного, чудом доставшегося ему образца.
— Да ты что! Она только пыль протирает раз в неделю. Ни одной бумажки на столе не сдвинет, не то что взять что-нибудь без спросу. Да и не убиралась она еще с прошлого раза.
— Это я виновата, прости меня, — заглянула девушка в глаза расстроенному ученому. — Если бы я тогда не… не отвлекла тебя…
— Да ты что! — Князев усилием воли взял себя в руки и попытался улыбнуться как мог беспечнее, от души надеясь, что у него получается. — Какой-то камень… Забудь о нем. Считай, что его просто не было. О!.. Мы опаздываем!
Действительно, стрелка на старинных часах показывала без пятнадцати одиннадцать.
— Поспешим…
Стараясь не шуметь, влюбленные выскользнули из квартиры, на цыпочках спустились по лестнице и осторожно двинулись к указанному архивариусом месту. Женя уже отлично ориентировался в узких улочках с названиями, по-прежнему почти ничего не говорящими журналистке, предпочитавшей выискивать чудом сохранившиеся немецкие таблички. Перекресток Краснофлотской (бывшей Гёте-штрассе) и Чичерина (Остзеенвег) лежал в паре кварталов от дома, так что они надеялись не попасть никому на глаза, держась в тени, отбрасываемой домами, и перебегая участки, освещенные редкими уличными фонарями (и еще более редко — работающими).
Вот и назначенное место. Увы, никого под фонарем не оказалось.
— Может, опаздывает?
Но Сергей Алексеевич не появился ни в четверть двенадцатого, ни в половину…
— Слушай, Жень! — не выдержала наконец Вера, нервно кутающаяся в плащик — ночь выдалась не по сезону свежей. — По-моему, он нас надул! Прячется сейчас где-нибудь в подворотне и хихикает в кулачок, глядя на двух идиотов, купившихся на старую байку. Может, даже не один… Вдруг это у местных традиционный розыгрыш?
