Джон Норман - Побратимы Гора
— И как у тебя проходило это дело?
— Я собрала много молодых мужчин, — сказала она. — Я сообщила им о своей готовности к знакомству и поставила им строгие условия отношений в семье, такие как абсолютное равенство, и тому подобные.
— И что произошло дальше? — спросил я, уже зная ответ.
— Все ушли, вежливо попрощавшись, — обиженно ответила она, — и я никогда не видела их снова, за исключением одного маленького, похожего на урта, который сказал мне, что он полностью разделяет мои взгляды.
— Вы вступили в брак с ним?
— Я обнаружила, что его интересовало только моё богатство, — зло сказала она. — Я прогнала его.
— Ты была сердита и обижена, и решила полностью посвятить себя ведению бизнеса, — угадал я.
— Да.
— А ещё, исходя из других аспектов твоей истории, я заключаю, что Ты стала корыстной и жадной.
— Возможно, — пробормотала она.
— А затем Ты была захвачена, приведена в Прерии, и сделана рабыней.
— Да. Могу я как-то выбраться из этого положения? — спросила она, с надеждой гладя на меня.
— Нет, — остудил я её.
— Вам нравится то, что Вы видите?
— Ты должна надеяться, что мне понравится то, что я вижу, — поправил я.
Она с трудом сглотнула.
— Да, — всё же ответил я. — Мне нравится то, что я вижу.
— Я полагаю, что должна быть благодарной за это.
— Я думаю, что я был бы благодарен на твоём месте, так как Ты — рабыня.
— Конечно, — сказала она, и с горечью добавила: — Но я не хочу быть выпоротой или убитой.
— Да, я надеюсь на это.
— Вы любите заставлять голых женщин позировать для вашего удовольствия? — поинтересовалась она.
— Да, — не стал я отказываться от очевидного.
— О, — произнесла она.
— Я думаю, что Ты просто боялась своей женственности, — объяснил я. — Это кажется совершенно ясным, даже рассматривая твои действия в Аре. И кстати это, весьма обычно для свободных женщин, потому что они чувствуют, что глубокая женственность может вызвать любовь, а любовь для женщины, всегда подразумевает неволю, пусть не всегда предполагая верёвки и цепи.
Она посмотрела на меня заплаканными глазами.
— Когда тебя отвергли как женщину, тебе причинили боль и рассердили. Ты решила для себя сделать так, чтобы никогда больше не повторился подобный оскорбительный отказ. Теперь мне понятно, почему Ты стала враждебна к мужчинам, и за что Ты возненавидела их. Ты захотела превзойти их, это была бы твоя особая месть на них. Ты пришла, к тому, что стала бояться определенных чувств. И Ты отступила ещё дальше от своей природной женственности.
— Нет, нет, нет, — плакала она, размазывая по лицу слёзы. — Я — плохая рабыня только потому, что я холодна! Это — моя природа! Я не могу ничего поделать с этим!
— Это не твоя природа. И Ты можешь изменить это, — сказал я зарёванной девушке.
— Господин?
— Ползи к траве, — приказал я. — Быстро!
Она задрожала, но поползала к месту указанному мной.
— На колени, в позу для наказания плетью! — скомандовал я ей.
Она встала на колени, дрожа, опустив голову в траву, уперев в скрещенные, как если бы они были связаны запястья. Я трижды ударил её хлыстом.
— Теперь Ты — выпоротая рабыня, не так ли? — спросил я.
— Да, — прорыдала она, — Я — выпоротая рабыня.
— Ты принадлежишь мужчинам, — сказал я, и ей стегнул ещё раз.
— Я попытаюсь быть приятной! — крикнула она сквозь слёзы.
— Я уверен, что Вы сделаешь это, мое дорогое животное. Но интересный вопрос состоит в том, преуспеешь ли Ты, — усмехнулся я, добавил ещё два удара.
— Ой! — закричала она от боли. — О-о-ой.
— Ты умоляешь меня о том чтобы тебя пустили на одеяло?
— Да, Господин!
— Разрешаю тебе возвратиться, на одеяла, рабыня.
Она стремительно бросилась назад к шкуре, и легла на живот на ней, словно благодаря за предоставленную ей относительную безопасность. Она задыхалась от плача.
— На спину, рабыня! — последовала моя следующая команда, я не собирался давать ей время, чтобы прийти в себя. — Руки вдоль тела, ладони вверх, правое колено поднять.
Вздрагивая и морщась от боли в исполосованной спине, она подчинялась.
— Каково место женщины? — грозно потребовал я ответа.
— У ног мужчин!
— И где Ты сейчас находишься?
— У Ваших ног! — плакала она.
— Кто Ты?
— Рабыня, рабыня!
— Мужчины достаточно долго терпели тебя, рабыня. Это терпение уже на исходе.
— Да, Господин!
— Ты больше не свободная женщина, — напомнил я. — Это — всё для тебя теперь позади. Ты — теперь только порабощённая женщина, всего лишь рабыня, в полной власти мужчин.
— Да, Господин, — она задыхалась от страха и плача.
— Соответственно, Ты больше не можешь думать о себе как свободная женщина, тем более позволять себе поступать так. Ты должна впредь, думать и поступать как рабыня. Ты должна чувствовать как рабыня, жить и любить как рабыня!
— Да, Господин, — отвечала она сквозь рыдания.
— Рабыня.
— Да, Господин.
— Никаких препятствий больше не существует между тобой и твоей женственностью.
— Нет, Господин, — сказала она, испуганно.
Я уронил хлыст около шкуры, и присел на корточки около девушки.
— Когда я тебя трогаю, Ты должна чувствовать, глубоко и полно, концентрированно и превосходно, с благодарностью, радостно и покорно, и позже, когда Ты отдашься мне, Ты сделаешь это, безусловно, полностью, безоговорочно и беспомощно, не сдерживая себя ничем.
— Но тогда я должна стать ничем, всего лишь рабыней, беспомощной в руках её господина.
— Да, именно так!
Она в ужасе смотрела на меня. Я встал на колени рядом с лежащей рабыней.
— Сядь, — велел я. — Обними меня руками за шею.
Она повиновалась.
— Губы рабыни, — отдал я следующую команду.
Она сложила губы, и затем я нежно поцеловал их.
— Это ведь теперь не столь страшно, не так ли? — спросил я, отстраняясь.
— Что делают мужчины с рабыней, когда действительно хотят её? — прошептала девушка.
— Всё.
— А что должна дать им рабыня?
— Всё, и даже больше.
— Я боялась, и надеялась, что так и будет.
Я улыбнулся.
— Вы видите? Я — рабыня.
— Я знаю, — ответил я. Она была женщиной.
— Вы читали книгу Притиона Клеркуса с Коса? — вдруг спросила она.
— Неужели бывшая свободная женщина, гражданка Ара, читала это? — удивлённо спросил я.
Это был трактат о неволе.
— Рабыня, не ставит условий, она не желает мелких требований к ней, она не просит лёгкости, она ничего не просит, она дает всё, она стремится любить и самоотверженно служить, — процитировала она на память.
