Маргит Сандему - Следы сатаны
Когда оба вышли, пастор впервые заговорил:
— Ну и ну! — только и произнес он.
Никто ему не ответил.
— Я так рада снова вас видеть! Я так ждала! — глаза Элисы светились от радости.
А парень не знал, что делать и что сказать.
— Знаешь, не обращай внимания на слова фру Виллему, — доверительно продолжала она. — Малышу уже месяц, и я отлично чувствую себя.
Ульвхедин замер в нерешительности. Он еще не привык к этой новой Элисе, к Элисе-матери.
— Я не поеду в долину, — хрипло произнес он.
— Вот и хорошо.
— Вместо этого я пришел сюда.
— Спасибо! Спасибо тебе!
Он осторожно взял ее руку в свои:
— И я не был ни с кем, кроме тебя. И не хочу.
— Как здорово, Ульвхедин!
— Мне было так хорошо с тобой… тогда, в последний раз.
Элисе было странно слышать это признание. Сама она вспоминала их близость как кошмарный сон. И все же она была рада.
Сейчас не время было говорить о грустном. Потом она расскажет ему, как ей было временами одиноко и горько, как терзали сомнения. Она столько пережила, ей было так трудно! Но Элиса все простила. Конечно, он нанес ей глубокую рану. Однако Элиса поняла, что сейчас в поддержке и понимании больше нуждается он. Ему нужен человек, которому он мог бы доверять, на которого можно было бы положиться.
И потом, разве он не подарил ей лучшее, что есть на свете — сына Йона?!
— Тогда не все прошло гладко, — только и сказала она. — Мне было так больно. И я не смогла ответить тебе, как хотела.
Он вспомнил, что она говорила об этом и раньше. Только он не знал, что такое взаимность…
Ульвхедин не знал, что делать. Все было так ново и неожиданно. Да, он должен был сказать ей самое главное:
— Я никого не убивал.
Она понимающе кивнула.
— Я, кажется, понял… я хочу сказать… что это нехорошо. По отношению к другим.
— То, что ты сейчас сказал, очень важно, — торжественно проговорила Элиса.
Он играл ее волосами. А Элиса подумала, что сейчас самое время очутиться в его объятиях — только сделать это надо осторожно, чтобы он думал потом, что сам обнял ее. А что Ульвхедин? Нет, ему не хотелось ломать ей позвоночник. А год назад он так бы и поступил. Но нежным его тоже не назовешь. Элиса пискнула, и он ослабил свою железную хватку.
Ульвхедин спрятал лицо в ее волосах. В том месте, где у него должна была быть душа, что-то вдруг шевельнулось. И Ульвхедин забыл, зачем он пришел сюда. Неужто только для того, чтобы удовлетворить примитивную страсть, он проделал такой долгий путь на юг? Только из-за этого? Или чтобы получить сведения о сокровище Людей Льда?
В голове у несчастного парня все перемешалось, грудь разрывалась от обилия чувств. Да, он ведь еще не все сказал:
— Я не хотел убивать этих стариков. У меня и в мыслях не было такого…
— Все это понимают. Они говорят, что проклятие рода Людей Льда похоже на болезнь.
Ему надо было освободиться от зла внутри себя. Его словно окатило жаром, стало больно… Он вскрикнул от отчаяния.
А ведь у него другая задача! Он снова должен стать жестоким! Он попытался успокоиться, прийти в себя. Звенящим голосом спросил:
— А у тебя точно больше ничего не болит?
И удивился сам себе. Он же хотел сказать что-то другое!
Элиса смотрела на него во все глаза. Господи, как же он изменился! Разве задал бы он такой вопрос год назад!
У него, было, много времени на размышления.
— Нет, после родов у меня ничего не болит. Но ты такой большой, поэтому мне было нелегко…
Он кивнул. Теперь он понимал.
— Знаешь… Элиса…
Он впервые произнес ее имя! Какое необычное звучание! Они сразу стали ближе друг другу!
— Да? Ты что-то хотел сказать?
— Ну, то, что мы можем жить вместе… Нет, не знаю… Я ничего не соображаю… Я хочу тебя.
Они одновременно посмотрели на гостевую кровать. Элиса засмеялась.
— А почему бы и нет? Только осторожно!
Он кивнул. В горле застрял комок. Ему так захотел проявить нежность к этому существу, что доверилось ему! Быть с ней, снова почувствовать ее близость!
С чувством благоговения он стал раздевать ее. Ему так хотелось, чтобы ей было хорошо!
Но ведь и Рим строился не один день! Ульвхедин старался быть нежным и внимательным к этому маленькому существу, что так доверчиво отдалось в его руки. И природа взяла свое! Он познал взаимность! Счастье переполняло его… Он потерял сознание.
Элиса вбежала в салон сама не своя от радости. Отозвала Виллему в сторонку и возбужденно зашептала:
— Фру Виллему, знаете что?
— Нет, а что?
— Мы снова сделали это, — прошептала девушка тихо-тихо, чтобы никто не услышал. — И мне совсем не было больно! Это просто чудесно! О, как здорово!
— Так оно и есть на самом деле, — улыбнулась Виллему. Не осадить ли Элису за бестактность? Нет, не надо. Сегодня особый день. День Элисы. — Он был нежен с тобой?
Девушка смущенно фыркнула:
— Ну, не совсем. Зато он сказал, что ему со мной хорошо! Фру Виллему, знаете, он так изменился!
В дверях стоял Ульвхедин. Гордый и непонятный.
Все застыли в ожидании.
Не обращая на них ни малейшего внимания он прошел к колыбели. Малыш спал. Если б Ульвхедин задумал сделать что-нибудь дурное, на защиту ребенка стали бы все, кто находился в тот момент в салоне.
Отец нежно потрепал спящего мальчика по щеке. Оглянувшись, внимательно осмотрел всех. Взгляд остановился на Виллему. Кошачьи глаза смотрели на нее с каким-то странным и непонятным выражением. Что это было? Сожаление? Грусть? Мечты?
Нет, вряд ли Ульвхедин был способен на это.
Медленно, так, будто каждый шаг давался ему с трудом, он подошел к женщине. Посмотрел ей прямо в глаза, словно меряясь силами. Потом закрыл глаза и тяжело вздохнул. Опустившись перед ней на колени, спрятал лицо в ладони.
— Сделай из меня Тенгеля Доброго! — устало произнес гигант.
Вскрикнув от удивления, Виллему стала около него на колени, отняла руки от лица:
— С удовольствием! Дорогой мой, конечно же! Спасибо тебе!
— А мой сундучок? — спросил Никлас, стоя за спиной Виллему.
Ульвхедин словно очнулся от кошмара:
— Это может подождать. Я взял его с собой, но… Это сейчас неважно.
— Что же важно для тебя сейчас? — тихо спросил Андреас.
Ульвхедин показал глазами сначала на колыбель, потом на Элису:
— Он. И она. И эта проклятая чертова баба, что заставила меня думать! — он показал на Виллему.
Ему хотелось еще что-то сказать. О душе, о чувстве единства с семьей, о своей тоске. Но выразить эти чувства словами было для Ульвхедина слишком сложно.
Виллему то ли плакала, то ли смеялась. И тут они впервые увидели, как Ульвхедин улыбается. Хорошей, чистой улыбкой! Женщина положила руки на плечи и тесно прижалась к нему.
