Маргит Сандему - Следы сатаны
Но члены церковного совета имели другое мнение. Они пришли вместе с женами. Те считали, что им есть что сказать, ведь их мужья занимали такое высокое положение.
Какой позор держать в усадьбе такую девчонку! Андреас спокойно объяснил, что Элиса работает в усадьбе. И без нее невозможно управиться не только ему, но и его сыну Альву.
— Но вы впустили в свой дом грех. Мы не потерпим потаскушек в нашем приходе.
— Гоните ее прочь, — добавили их жены. — Или мы сами позаботимся о ней. Пусть-ка постоит у позорного столба!
Тут Андреас вышел из себя:
— Элису изнасиловали. Ее вины тут нет. И я считаю, что церковь должна помочь ей в такой сложный момент жизни. А вместо этого над ней издеваются, преследуют и забрасывают камнями.
Мужчины помолчали. Потом один из гостей сказал:
— Изнасилована, говорите. А мне кажется, что женщина, позволившая себя изнасиловать, сама во всем виновата. Сначала они соблазняют несчастных мужчин, а потом жалуются на изнасилование. Этому нет оправданий.
— Элиса ни на что не жалуется, — потемнел лицом Андреас.
Одна из жен жестко сказала:
— А что нам вообще известно об этом изнасиловании? Мы должны поверить ей на слово. А не могло ли так случится, что тут замешаны и проживающие в усадьбе мужчины?
Что за подозрения! Да и этот тон! Андреас покраснел:
— Уважаемые господа! Мне уже шестьдесят девять лет, и я давно перестал играть в такие игры. После смерти родителей Элисы я воспитывал девушку как родную дочь. И считаю ее таковой. Тем не менее, она решила работать в усадьбе экономкой и помогать мне во всем.
— А юный герр Альв?
— Да, он молод. Слишком молод для Элисы. Они хорошие друзья, но я заверяю вас, что между ними не могло быть ничего. Да и потом Альв не принимал участие в этом исторической походе по следам чудовища.
— Ах да, чудовище! А не кажется ли вам, что его никогда не существовало? Как легко сослаться на него, когда ни за что не хочешь отвечать сам.
Тут Андреас не сдержался и выставил их вон, не забыв рассказать о великом горе, что посетило все три усадьбы. По-настоящему заботу об Элисе проявляет лишь один он. Остальные только осуждают. Кто утешал ее, вытирал слезы, когда она пришла домой, вся побитая камнями?
— Идите домой да перечитайте ваши заповеди еще раз, — крикнул он, захлопывая за ними дверь.
После их ухода Андреас не мог успокоиться еще несколько часов.
Церковный совет больше ничего не стал предпринимать.
Когда березы оделись в свой весенний наряд, Элиса разрешилась от бремени. Роды прошли на удивление легко. Она родила прелестного мальчика Йона. Его окрестили так в честь деда Йеспера. Малышом восхищались все. А Ирмелин и Никлас изо всех сил помогали юной матери. Честно говоря, они не очень беспокоились за Элису. Та была маленькой и худенькой, жизнерадостной девочкой. Да и при рождении отверженных роды никогда не проходили так легко.
Поздравлять Элису пришли все. Все, кроме Габриэллы. Ту замучил ревматизм. Пришли поздравить даже братья и сестры Элисы, все время державшиеся в отдалении. Им было стыдно за Элису. Потом пришли из Эйкебю, считавшие себя ближайшими родственниками Людей Льда, а за ними потянулись любопытные жители деревни.
Давно уже в Линде-аллее не ели такой вкусной каши!
Не пришли только члены церковного совета, но Элиса и думать о них забыла. Она лежала в кровати с малышом на руках, светясь как маленькое солнышко. Девушка не уставала восхищаться этим маленьким комочком и бесконечно выражала свои восторги.
Элиса была белокура, а у Йона — черные как смоль, волосы. Темно-карие глаза. Никто, кроме Виллему и Доминика, не догадывался, почему у него такой цвет глаз.
Возвращаясь, домой из Элистранда, Виллему спросила:
— Тебе кажется, он… скоро будет здесь?
— Да. Он все ближе и ближе. Сначала никак не мог решиться, а теперь его словно кто гонит сюда.
— Он решился, — кивнула Виллему.
— У него словно гора с плеч. Я так чувствую.
— А он найдет дорогу?
— А как же! Ведь добрался же он до Кристиании и…
— Он что, совсем близко?
— Ага.
— Скажи… Ты говоришь, он решился. Тогда он, верно, изменился? Стал думать иначе?
— Вряд ли. Он полон гнева, особенно по отношению к тебе. Так что не пробуй обуздать его! — горько улыбнулся Доминик.
— Что же его влечет сюда?
— Даже не знаю. Он очень дорожит сокровищем, но не умеет им пользоваться. Хочет, чтобы ему помогли. И…
— Что еще?
— Какие-то странные чувства… эгоизм… Да, я чувствую это. Он дик и груб, но отказал другой женщине…
— Другой? Ты говоришь об Элисе?
— Не знаю, но, по-моему, я прав.
— Господи! Разве он мало горя принес бедняжке?
— Не забывай, что я ничего не знаю. Только пытаюсь прочесть его мысли. А что он думает о женщинах, понять довольно трудно, — быстро добавил он.
— Он прячет от тебя свои мысли? Знает, что по-прежнему можешь их прочитать?
— Похоже на то.
— Так, значит, он во власти чувств, но не хочет в этом признаваться?
— Вот-вот. Но! Не думай, что в его поведении что-то изменилось. Он такой же, как и раньше.
— А я так и не думаю. Но, с другой стороны, он очень устал. Хотя я этому несчастному по-прежнему не доверяю.
— Да и я тоже. Самая тяжелая работа у нас еще впереди. И все же он возвращается, несмотря ни на что. Об этом нельзя забывать!
— Конечно. Но я опасаюсь за мать. Как-то она отнесется к его возвращению? Может, мне ей сказать… кто он на самом деле?
Доминик заколебался:
— Лучше подождем! Подождем и посмотрим, что будет дальше.
Элиса настаивала на том, чтобы ребенка крестили по всем правилам.
Андреас не скрывал своих сомнений. Он знал, что так называемые незаконные дети не получают благословения и не могут быть крещены в церкви. Их даже не заносят в церковную книгу! Элиса настаивала на своем. Она уже поправилась и теперь неутомимо работала по дому. Ребенок всегда находился где-то поблизости. Не успевал он закричать, как Элиса уже была тут как тут. Ей не хотелось, чтобы маленькое существо кому-то мешало.
— Отец и мать верили в Иисуса Христа, — упрямо повторяла она. — И разве Он не сказал: «Пусть придут ко мне младенцы, они принадлежат к Царствию Божьему?» Я не успокоюсь, пока не окрещу, Йона иначе его могут забрать тролли!
Андреас подумал про себя, что мать Йона как раз и украл тролль, но ничего не сказал.
Вопрос обсуждался долго и горячо. Наконец решили: Йона окрестят в Гростенсхольме. Пастор согласился, но только чтобы церковный совет ничего не знал.
Члены церковного совета были влиятельными людьми, и пастор не раз трясся перед ними от страха.
И вот все собрались в Гростенсхольме — все, кроме Габриэллы. У нее снова разыгрался приступ ревматизма. Раньше она никогда не страдала от ревматизма, да и сейчас, по всей видимости, была здорова. После смерти Калеба в ней произошли большие перемены, и Габриэлла не раз говорила, что с ней происходит нечто странное.
