Колдовской мир. Год Единорога - Нортон Андрэ
Она лишила его возможности задавать заранее приготовленные вопросы – она обращалась к нему, словно сама леди Вестдейл. Но Омунд и не мог осмелиться перебить ее: это было бы неуместно.
– Мы пришли из-за моря, – продолжала женщина, – из страны, залитой кровью и опустошенной Гончими. И пришлось нам выбирать между смертью и бегством. Никто – мужчина то или женщина – не выберет смерть, пока еще есть надежда. Так и мы: сели на корабль и поплыли искать пристанище. Есть такой народ, сулькары, жители прибрежных портов. От них-то мы и узнали о вашей земле. И отправились на их корабле в путь. Потом… – Ее голос дрогнул, и она посмотрела на свои руки с длинными пальцами, лежащие на столе. – Потом был шторм, – продолжила она, словно отбросив колебания. – Он разбил корабль. Когда мы спускались в лодку, обломок мачты ударил моего господина, и он упал вниз. По великой милости… – Тут пальцы ее шевельнулись, изобразив какой-то знак. Омунд заметил, что Ауфрика вздрогнула и глубоко вздохнула. – По великой милости он упал в мою лодку. Но больше никто уже не смог добраться до лодки, волны понесли нас, и мы дрейфовали, пока вы нас не нашли. Не стану обманывать вас, старейшина. Все, что мы имели, кануло в воду вместе с кораблем. Теперь у нас ничего нет: ни вещей, ни родни на вашем побережье. Мой господин поправляется день ото дня, он учится всему, словно малый ребенок, только много быстрее. Все, что забрал у него шторм, быть может, никогда к нему не вернется, но жить в этом мире, как положено мужчине, он сможет. Что касается меня… спросите Мудрую, она знает, что́ я умею и чем могу быть вам полезной.
– Но не лучше ли вам отправиться в Вестдейл?
При этих словах Омунда женщина отрицательно покачала головой:
– Сюда принесло нас море, и в этом явно есть некий смысл. – Она снова начертила на столе какой-то знак, и при виде этого благоговение Омунда усилилось, ибо понял он, что мудростью своей она не только не уступает Ауфрике, но и превосходит ее и лишь служанкой незнакомке та могла быть. – Мы останемся здесь.
Омунд не стал сообщать ни о чем лорду в Вестдейл. А раз годовая подать была уже отправлена в Джурби, людям лорда незачем было приезжать в Уорк. Сперва женщины сторонились незнакомки. Но когда та помогла Елене при родах, да таких тяжелых, что все были уверены, что не выйти младенцу живым из чрева, а он вышел и остался жить, и Елена тоже – незнакомка начертила тогда на животе роженицы несколько рун и напоила ее травяным настоем, – вот тогда разговоры прекратились. И все-таки женщины не были с ней столь дружелюбны, как с Ауфрикой, ведь была она чужой им по крови и неизвестного рода, но они всегда называли ее госпожа Алмондия. И точно так же почтительно обращались к ее мужу Труану.
Как и сказала Алмондия, он поправлялся, а когда совсем выздоровел, вышел в море с рыбаками, а потом придумал новый способ забрасывать сеть, и уловы сразу выросли. Сходил он и в кузню и долго возился там с куском найденного в горах металла, пока не выковал меч. С ним он упражнялся каждый день, словно на случай грядущей надобности.
Частенько леди Алмондия и Труан отправлялись в горы – туда, куда не любили ходить жители Уорка. Впрочем, мужчины пасли там полудиких овец, которых разводили ради их шерсти. Встречались в тех местах и олени, и иная дичь, разнообразившая стол рыбаков. Но были там и обиталища Древних.
Ведь когда предки народа Долин пришли сюда с юга, не была эта земля пустынной. Но мало было Древних, многие из них ушли, а куда – не ведали люди. Оставшиеся же редко общались с пришельцами, старались держаться повыше, на пустошах, и встретить их можно было лишь случайно. Странные были эти Древние, и не все одного вида, как люди Высшего Холлака. Некоторые казались просто чудовищами. Но в основном они не угрожали людям, только отступали все дальше и дальше.
А отступая, оставляли свои дома и крепости. Не любили упоминать об этих постройках люди, хоть и прочно были они сложены. Ведь чудилось всегда, что если громким возгласом потревожить древнее молчание, то отзовется нечто такое, чего лучше бы вовек не видеть человеку, потому и не советовали друг другу люди бывать в этих местах.
Но кое-где еще жили Древние, и могучими оставались они в тех местах. Лишь безрассудный глупец дерзал отправиться туда, где царила такая Сила. Говорили, будто, если пришедший и заставлял ее выполнить свое желание, не ко благу человека бывал итог, мраком и тьмой все кончалось – просивший всегда проигрывал.
Одно такое Место находилось в горах над Уорком, пастухи и охотники держались подальше от него. Даже животные, которых они пасли или преследовали, не забредали туда. Не добро властвовало там и не зло, как в иных местах, но властный покой, и случайным путникам становилось не по себе при мысли, что они посягнули на нечто, что должно пребывать в безмятежном спокойствии. Низкие стены, не выше человеческого плеча, окружали площадку, не квадратную и не прямоугольную, а в форме пятиконечной звезды. В самом ее центре стояла каменная звезда – алтарь. Лучи звезды припорошило песком, и каждый луч был другого цвета: красный, синий, серебристый, зеленый, а последний желтый – словно чистое золото. Ветер, казалось, не проникал за стены, и пыль всегда лежала ровно и гладко, как в тот день, когда некто просы́пал ее на этом месте.
Снаружи звездчатые стены окружали остатки сада, переплетенные кусты и травы. Сюда-то по три-четыре раза за лето и наведывалась Ауфрика, чтобы собрать урожай лекарственных трав и растений. Однажды она пришла в сопровождении чужестранцев, но затем они совершали вылазки самостоятельно. Только никому не приходило в голову поглядеть, чем они там занимаются.
Вот оттуда Труан и принес кусок металла, из которого потом выковал меч. Сходив еще раз, он принес второй слиток и смастерил из него кольчугу. Так искусна была его работа, что Калеб и рыбаки засматривались на ловкие движения рук, тянувших проволоку, переплетавших кольца. За работой чужеземец всегда пел, слов они не понимали, и казалось, будто во сне творит он и нелегко будет пробудить его.
Иногда леди Алмондия приходила взглянуть на его работу и стояла, сжимая на груди руки, словно мысленно помогая ему. Глаза ее были печальны, и уходила она, понурив голову, словно не оружие, а судьба ковалась на ее глазах и таила в себе семена несчастья. Но она ни разу не заговорила и не попыталась остановить труд своего господина.
Когда настала первая ночь осени, поднялась она до восхода луны, тронула за плечо Ауфрику, спавшую неподалеку. Труан еще спал в своей постели, когда они вышли из дома, поднимаясь по тропинке все выше и выше. Луна взошла, когда они добрались до вершины горы, и сразу, словно фонарем, озарила их путь.
Так шли они: леди Алмондия впереди, Ауфрика за нею, и обе прижимали одной рукой к груди по свертку, а другой рукой каждая опиралась на посеребренный лунным светом посох из очищенного от коры дерева ясеня.
Они миновали старый сад, и леди Алмондия перелезла через ограду, оставив следы на серебристом песке; шедшая позади Ауфрика старалась ступать след в след за нею.
Обе женщины подошли к звездному алтарю. Развернув сверток, Ауфрика достала тонкой работы свечи из пчелиного воска с добавкой благовонных трав и расставила их по углам звезды. Тем временем ее спутница извлекла из своего свертка чашу, грубо вырезанную из дерева, словно делали ее руки, не привыкшие к подобной работе. Истинной правдой это было, ведь сама она тайком и выдолбила ее. Чашу леди Алмондия поставила в центр звезды, насыпая в нее понемногу песка с каждого из лучей, а серебристого взяла две пригоршни. Теперь чаша была наполнена до половины.
Потом она кивнула Ауфрике – в безмолвии творили они свое дело, не нарушая грустного покоя, царившего здесь. Тогда Мудрая бросила в чашу горсть белого порошка, и когда совершилось это, заговорила леди Алмондия.
Назвала она Имя и Силу. И ответили ей. Молния из Тьмы пала в чашу, вспыхнул порошок. И сверкал этот огонь так, что вскрикнула Ауфрика, закрыв глаза, но чужеземка стояла недвижно и пела. И пока она пела, пламя блистало, хотя нечему было гореть в чаше. Снова и снова повторяла она те же слова. Наконец подняла высоко обе руки, а когда опустила – угасло пламя.
