Влада Медведникова - Предвестники Мельтиара
Тюрьма. Я один раз поднимался в тюремную башню в Атанге — помнил высокие ступени, кованые двери, железные прутья на окнах — но никогда не думал, что окажусь за решеткой сам. Есть ли в здешней тюрьме решетки? Вряд ли. Должно быть, меня оставят в пещере в сердце гор: вокруг будут скальные своды, и ни единого окна, ни луча света, тишина.
Рыжий жестом велел мне остановиться, и я подчинился, взглянул вперед.
Коридор обрывался в шахту. Огромная, круглая, она уходила вниз насколько хватало глаз; и вверх, в сияющую высоту. Мерцающий свет струился в воздухе, поднимался, искрился как ручей в Роще в предрассветный час. И, как и ручей в Роще, он знал, что солнце появится в небе, он ждал утреннюю песню. Ее напев уже звенел в моем сердце, рвался наружу. Я протянул руку, зачерпнул сияющий поток.
Он звучал и струился, был рад, что я рядом.
— О, нет. — Темноволосый ударил меня по запястью, заставил опустить руку. Я повернулся к нему.
Его глаза были такими черными, что не различить было, злится он или спокоен.
— Слушай внимательно, — сказал он. Слова чужого языка звучали отчетливо и ясно. — Сейчас мы поднимем тебя наверх. Не дергайся.
— Иначе нам придется тебя вырубить, — добавил рыжий. Его голос был прерывистым и звонким, в нем бился сдерживаемый смех. — Мельтиар сказал, что ты наш — так что можем делать, что хотим.
Я не ответил, запрокинул голову. Что-то парило там, в вышине, — мерцающий свет обтекал преграду, струился дальше.
Тюремщики обняли меня с двух сторон, — их крылья со свистом рассекли воздух, пол ускользнул из-под ног, стены устремились вниз. Поток был вокруг меня, пел и звал, но мы мчались так быстро, что я не успевал вдохнуть его голос и зачерпнуть силу.
Несколько мгновений, — и полет прервался. Мы парили, крылья моих тюремщиков бились, стремительно и неистово, воздух вокруг них сиял.
Перед нами висела сфера, — размером с мою комнату в Атанге, — мерцала, как хрусталь в сумерках. Мне чудилось в ней движение, серебристый водоворот песен и голос ветра из моих снов.
Рыжий взмахнул рукой, и сфера раскрылась.
Я не успел увидеть, что внутри. Меня швырнули вперед, я упал, а когда обернулся, вокруг было лишь серебристое мерцание.
Пол подо мной был сумеречным, мягким, отзывался на прикосновения. Я медленно поднялся и огляделся.
Все вокруг было серебристо-серым: поверхность, на которой я стоял, купол потолка, перегородки выгнутые под стать стенам, и сами стены. Больше никого не было, я остался один.
Один внутри волшебной сферы. Внутри хрустального шара, ставшего моей тюрьмой.
Я сделал три шага, прикоснулся к вогнутой стене. Она поддалась под моими пальцами, — как натянутый парус. Я сделал глубокий вдох и запел.
Песня, знакомая с детства, — я столько раз пел ее вместе с учителем на берегу ручья, — коснулась сумеречной поверхности. Но не смогла пройти сквозь преграду, — отразилась, вернулась ко мне, влилась в сердце с новым вдохом.
Этот шар — зеркало для песен.
Лаэнар, позвал я.
Мысль отразилась, как и песня, прошла сквозь душу.
Я стоял, прижавшись к стене, и пробовал снова и снова, пел песни, звал Лаэнара и Тина. Но уже знал, — я не смогу прорваться сквозь эти стены.
Камень и железо — не преграда для волшебства. Но это тюрьма для магов, тюрьма для меня, она держит крепче любых оков, мне не вырваться.
Они поймали меня, я в плену.
48
Я мчалась вниз, падала в колодец, пластины крыльев дрожали и пели, заглушали чувства. Я летела сквозь теплые ветра города и ледяные потоки с вершин, — каждый из них пытался успокоить меня, осушить мои слезы.
Я должна быть спокойной, должна рассказать Рэгилю и Амире обо всем, должна найти Эли, коснуться его души. Я должна понять, что случилось с Лаэнаром и кем он стал.
Мои мысли вспыхивали, улетали по встречным потокам. И я ничего не хотела сейчас, — только падать в пропасть, в сплетение света и ветров.
Но я не могу отступить.
Я забила крыльями, поймала теплый поток, скользнула по нему в устье коридора.
Ботинки чиркнули по зеркальному полу, хвостовые перья щелкнули, но не закрылись до конца, — мое сердце все еще билось слишком часто, душа была полна полетом. Я огляделась, — Амира и Рэгиль должны были ждать меня здесь. Но коридор был пуст, лампы горели вполсилы, шум вентиляторов казался громким в ночной тишине.
Я пошла вперед — мимо дверей, за которыми спали крылатые воины, мимо металлических скоб, поднимающихся к потолку, мимо закрытых люков. С каждым шагом тревога все нарастала, горела в груди, — где Амира, где Рэгиль? Крылья распахнулись вновь, я уже не могла идти. Не могла быть спокойной, — рванулась вперед, стук подошв отразился эхом.
Коридор впереди ветвился, я метнулась налево, к нашим комнатам. Свернула за угол, — и налетела на Мельтиара.
Я не успела ни отступить, ни поднять на него взгляд, — он обнял меня, так крепко, что я не могла шелохнуться. Я стояла, прижавшись щекой к его груди, слушала удары его сердца, тяжелые и ровные, — выстрелы, падающие в бездну. И его чувства были как штормовой шквал, но замерший, словно время остановилась, гигантская волна застыла за миг до падения, повсюду тьма и мир ждет.
Я должна быть рядом с ним. Это самое важное.
Он моя жизнь.
— Ты говорила с Лаэнаром, — сказал Мельтиар.
Рэгиль или Амира сказали ему? Или он знал это сам? Есть что-нибудь, что он не знает о нас?
— Да, — ответила я. Мой голос потерялся, коснувшись его.
Но Мельтиар меня услышал.
— Что он сказал?
Мельтиар говорил так тихо, так мягко, будто любой резкий звук мог поранить меня. Но объятие было по-прежнему крепким, сквозь сомкнутые руки струилась сила, и тревога таяла, душа горела.
— Он не хочет возвращаться, — проговорила я. — Он больше не со мной.
В памяти, словно отзвук, вспыхнули слова Лаэнара: «Я всегда с тобой». Наши переплетенные пальцы; наши имена, звучащие хором; двери ангара, открывающиеся, чтобы пропустить двоих.
Горло сжала боль, слезы обожгли глаза, и я замолчала.
Мельтиар коснулся моих крыльев, и они дрогнули, отзываясь. Наши чувства были сейчас так схожи, горели одним светом, звенели одной болью.
— Не хочет возвращаться, — повторил Мельтиар. — Оставил нас по своей воле.
Я закрыла глаза. Думала, не смогу заговорить, не смогу пошевелиться, буду стоять, слушая грохот его чувств, жар его силы. Мое место здесь, рядом с ним.
И поэтому я не должна молчать.
— Я решила пойти к Эли. — Мой голос снова доносился издалека, был теперь незнакомым, ломким от слез. — Понять, что случилось.
Мельтиар отстранился, взял меня за плечи.
Слезы мешали смотреть, мир расплывался сиянием и темнотой.
— Хорошо, — сказал Мельтиар. — Он в тюрьме. Эйгиль и Рантар охраняют его, они покажут.
Я кивнула, и Мельтиар разжал руки.
Он разрешил мне, почти приказал. Нужно идти.
Но я не могла отвести взгляда. Смотрела как искусственный ветер теребит пряди его волос, бросает на лицо. Смотрела в темную глубину его глаз, и даже без прикосновений знала, — он не хочет отпускать меня, не сейчас.
Но я должна идти. Может быть, я сумею что-то сделать, изменить и понять.
— Иди, — сказал Мельтиар. — Иди к нему, Арца.
Я заглянула в свою комнату лишь на пару минут — снять шлем и доспехи — но темнота и ночная тишина задержали меня. Я сидела, обхватив колени, смотрела на неподвижные тени, на красные отсветы лампы. Пыталась вспомнить слова чужого языка, — но они гасли, не коснувшись сознания. Мы победили, чужая речь исчезла из мира, потеряла смысл.
Но это не важно. Если будет нужно, я пойму все без слов.
Я думала об этом, всматривалась в полумрак, а время текло мимо меня, не касаясь. Воспоминания и боль переплетались, падали все глубже, на дно души, тянули меня за собой. Я чувствовала, — еще немного и не смогу подняться, не сделаю ни шага.
Эта мысль вернула мне силы, я встала и вышла из комнаты.
Город просыпался: белые лампы зажигались в вышине, одна за другой, теплый воздух сплетался с ледяными потоками, предрассветным ветром с горных вершин. И тишина уходила, превращалась в отголоски и звуки, — металлический шелест открывающихся дверей, оклики и шаги.
Я отвечала на приветствия, не замедляя шага, — вскидывала руку и спешила дальше по коридорам нашего этажа, вниз по лестнице, зажатой среди стен, к тюремным колодцам.
Сияющий поток струился вверх, сиял как и первый источник, но казался холодней и прозрачней. Я остановилась у края колодца и молча смотрела, как две крылатые тени летят ко мне, спускаются кругами.
«Эйгиль и Рантар», — сказал Мельтиар, но только теперь я их узнала. Команда, в которой лишь двое, напарники, не одевавшие доспехи даже в зале с молниями. «Я буду в шлеме только на войне», — говорил Эйгиль. И сейчас его волосы плескались в потоках света, искрились золотым и алым.
