Влада Медведникова - Предвестники Мельтиара
— Наша смена кончается через три часа, — сказал Рантар, когда они приземлились. — За это время вернешься?
Я кивнула, и мы взлетели.
Тюрьма парила посреди колодца, ее серебристые стены лучились силой. Отделенные от потоков света, все же были его частью, — свет наполнял эту сферу, как звездный свет наполняет кристалл.
Шар раскрылся, и я сложила крылья, нырнула внутрь.
Должно быть, пленный маг стоял у стены, — я натолкнулась на него, он схватил меня, но не удержал, мы упали вместе.
— Эли, — сказала я.
Он не отпускал меня, и в тепле его ладоней, в биении крови струились чувства, — с каждым мгновением менялись, нарастали, превращались в бурю. Сумеречный свет мерцал вокруг нас, отражался в глазах Эли, — их переполняла сила, та же, что была повсюду.
— Арца, — сказал он и закрыл глаза.
Он был рядом, и даже мысли стали почти различимы, — он не верит, что это явь, и хочет быть ближе ко мне. Его душа разворачивалась, превращалась в ураган, сметала все на своем пути, звала меня.
На его губах был вкус моря или крови и шершавые следы ветра. Эли сжал меня крепче, и мне показалось, — тюрьма растворяется, исчезает, мы в сияющем потоке, меня обнимает буря, моих губ касается ветер, стремительный, раскаляющийся с каждым мгновением, — небесный поток, готовый подхватить меня и мчать ввысь.
Я прервала поцелуй, чтобы сделать вдох.
— Я понимаю. — Я не хотела говорить, слова вырвались сами. Эли открыл глаза. Его руки блуждали, а взгляд был сияющим и смятенным. — Понимаю, кто ты. Но все равно, это не причина…
Еле слышный мягкий звук оборвал меня, свет сместился, стал другим.
— Арца, прости, что мешаю, — сказал Эйгиль сквозь смех. — Но нужно отправить его наверх, его зовет Витини.
Я освободилась из рук Эли и встала, он поднялся следом за мной. Я все еще чувствовала вихрь, таящийся в его сердце.
Рантар и Эйгиль стояли в проеме двери, ждали ответа, сияние струилось позади них.
Витини, старшая звезда из чертогов прорицателей. Когда она зовет к себе — нельзя отказываться или медлить.
— Я отведу его, — сказала я.
49
Мир стал мерцающим и зыбким, плавился, как сон. Я смотрел на черные фигуры, застывшие на краю раскрывшегося шара, на струящийся позади них свет. Смотрел на Арцу, на блики в глубине ее глаз, на отблески и тени, сплетающиеся на лице. Еще мгновение назад я касался ее, — пальцы помнили жар кожи и струящиеся пряди волос.
Наяву ли я?
Мысли дробились и сгорали, сердце стучало слишком часто, свет и магия вихрились, врывались в меня с каждым вдохом, оглушали. Я вслушивался в чужую речь, но не мог понять ни слова.
Это сон. Я чувствовал, — сейчас стены исчезнут как клочья тумана, я взлечу в небо, подо мной будет весь мир. Или рухну вниз, — земля раскроется, ее сердце растворит меня без остатка.
— Идем, — сказала Арца и, взяв меня за руку, потянула к выходу. — Нам нужно наверх.
Мои тюремщики расступились — я успел поймать взгляд темноволосого — и спрыгнули в шахту.
— Нам нужно наверх, — повторила Арца. — Держись за меня, я подниму тебя туда.
Ее крылья щелкнули, раскрываясь, и этот звук, звонкий и чистый, вернул моим мыслям ясность.
Я наяву.
Но явь внутри хрустального шара так похожа на сон.
Я коснулся края ее крыльев. Вместо перьев в них дрожали черные острые пластины, они разворачивались, звучали песней полета.
У Лаэнара были такие же крылья, когда я забрал его. Но они были сломанными и пустыми, а крылья Арцы наполняло волшебство, звенело, текло и отзывалось. Прикасаясь к ним, я словно прикасался к ней самой.
— Не бойся, — сказала Арца. — Я сильная.
Она стояла передо мной, — такая маленькая и тонкая, деревце на ветру. Я хотел ответить, но ее крылья выскользнули из-под моей ладони, ударили по воздуху, словно повторяя: «Я сильная».
Я кивнул и сцепил руки в замок у нее на спине, под основанием крыльев. Арца обняла меня и прыгнула вверх.
Ветер ударил в лицо, — сиянием, песней полета, стремительным движением крыльев. Я не смог удержаться, подхватил напев, — и первые же звуки разметали мысли, переполнили сердце, рванулись в мерцающую вышину. Прозрачный свет нес нас все выше, все быстрее, словно мы мчались в струях опрокинутого водопада.
Черное крыло взметнулось, заслонило мерцающий поток и опустилось.
Арца разжала руки. Песня полета смолкла, ушла в черноту острых перьев и в глубину моего сердца.
Мы снова стояли на твердой поверхности, — я чувствовал прикосновение камня, бегущие в нем прожилки металла и дрожь волшебства.
Я отпустил Арцу. Она молча указала вперед.
На миг мне показалось — мы в пещере из детской сказки. Скальные стены поднимались неровными уступами, смыкались высоко над головой, во мраке. Из пола вырастали сумеречные кристаллы, их братья тянулись к ним с потолка. Неясные фигуры скользили среди теней, — ночные демоны и блуждающие души.
Я тряхнул головой, и морок погас.
Мы и правда стояли у входа в пещеру, но она была совсем другой.
Должно быть, когда-то она и правда родилась из движения воды и воли гор, но сейчас принадлежала волшебству и людям. Свет здесь был приглушенным, но ровным, — я видел белые лампы притаившиеся среди камней, под сводами и в изгибах стен. Колонны расширялись, уходя к сводам, шершавые и темные. Ветер блуждал среди них и нес запах синего дыма, то едва заметный, то сильный, как в комнате, где курят много и часто.
Неудивительно, что мне мерещится то, чего нет. Здесь все пропитано синим дымом.
— Это залы пророчеств, — сказала Арца. — Сюда могут попасть лишь великие звезды и те, у кого есть крылья.
Она взяла меня за руку, — так легко и привычно, словно мы знали друг друга много лет, — и повела вперед.
Я понял, что мне не померещилось, — здесь действительно были люди.
Они двигались плавно, почти бесшумно, словно сами были клубами дурманящего дыма или обрывками снов. Одни останавливались, встречались со мной взглядом, ладони скользили в приветственных жестах. Другие проходили мимо, словно не замечая нас. Все они были безоружны, а их одежда струилась белой тканью, вспыхивала серебром украшений.
— Тебя позвала Витини, — сказала Арца. — Ты видишь будущее?
Ее ладонь в моей руке была горячей, как песня скрытая в глубине стали.
Наша с Нимой тайна открылась еще до начала войны. Но учитель так и не узнал про мой дар, так неужели я скажу о нем врагам?
— Да, — ответил я.
Арца кивнула, вновь потянула меня вперед, и я ускорил шаг.
— Я так и думала, — сказала она. — Вот Витини.
Скальные опоры изгибались, поднимались вверх, теснились словно деревья. Позади них была сумеречная бухта, зал внутри зала. Я шагнул туда — невольно коснулся черной колонны на ходу, — и окунулся в тишину. До этого мгновения мне казалось, что в пещерах не раздается ни звука, — но только теперь смолки отзвуки голосов, эхо шагов и шелест ветра.
Посреди этого озера покоя стояла женщина, смотрела на меня. Ее длинные волосы, пронизанные сединой или нитями серебра, струились по складкам белой накидки.
— Витини, — сказала Арца и, коснувшись сердца, протянула руку ладонью вперед.
Я уже видел этот жест. Так Лаэнар приветствовал всех в первый день в Атанге.
Витини дотронулась до Арцы, сжала ее руку на миг, а потом повернулась ко мне.
Я ждал, что встречу светлый, сумеречный взгляд, но ее глаза были теплыми, карими как у Нимы.
— Эли? — Тихий голос Витини тонул в полумраке.
Арца крепко стиснула мою ладонь, а потом разжала пальцы и отступила.
Витини долго смотрела на меня, словно ждала ответа, а потом спросила:
— Ты знаешь, что это?
Возле нее был стол, высокий, круглый. Основанием его были камни, вырастающие из пола, а на них покоилось мерцающее выгнутое стекло. Я подошел, и оно заискрилось от моего приближения. Волшебство билось и свивалось под прозрачной поверхностью, стремилось вырваться наружу.
— Увеличительное стекло. — Я не знал, как сказать это на языке врагов и говорил на своем. Если меня не поймут, то что с того? — Через которое смотрят на магию.
Волшебное зеркало. Я прикоснулся к нему — хрусталь вспыхнул под моими пальцами, зазвенел.
— Оно поможет тебе, — сказала Витини у меня за спиной. — Смотри в него. Сможешь яснее видеть будущее.
Она понимает мою речь. И как может быть иначе? Они столько лет таились среди нас, они знают о нас все.
— Да лучше похмелье, чем видеть будущее, — пробормотал я.
Свет мерцал под моими руками, волшебство в глубине хрусталя пело неслышно, но пронзительно, и я не мог устоять.
Я наклонился к зеркалу — оно туманилось тысячами ветров, искрилось всполохами. Я пытался различить движение света, дорогу ветра, услышать, что он хочет сказать мне.
