Роман Терехов - Авантюрист
Возникло непреодолимое ощущение, что мое место там, внизу.
— Вперед, Богдан, подмостки ждут своего героя… — пробормотал я себе под нос, спускаясь на арену. Револьвер, дабы не смешить отсутствующую пока публику, спрятал в кобуру, а нож — в ножны за голенищем.
Шло время — здесь его течение отчего-то ощущалось особенно остро, а я не решался ступить на «игровое поле», нарезанное на шестигранные плитки.
Каждую из них украшал легко читаемый символ: меч, золотая монета, плаха, корона, солнце, дерево, башня, чаша, лодка, череп, змея, свиток, сердце… И великое множество разных других, внешне узнаваемых и наполненных бесчисленными слоями смысла, как строка стихотворного шедевра, созданная подлинным мастером слова. Площадь этих плиток едва достаточна, чтобы плотно две ноги поставить, но ступить на ближайшую я не спешил. Оттягивал, искренне наслаждаясь моментом. Пожалуй, впервые за все время я почувствовал себя подлинным и безраздельным хозяином своей судьбы. Сладостный миг, растянувшийся до невозможности, и пафос, низведенный до абсурда: делай что хочешь, главное — делай!
Я поднял ногу, намереваясь впечатать подошву сапога в шикарную плоскую корону, как шестигранные плиты пришли в движение. Границы смешались, символы вспыхнули, истончаясь с космической скоростью, и гексагоны изошли светом. Подошва не встретила ожидаемой поверхности, трепыхнувшееся сердце сжалось от тоски и через вдох взорвалось от адреналина, а я полетел в антрацитово-черный зев бездны.
— Мои поздравления, смертный! — рухнули на меня громкие слова, припечатывая к земле.
На секунду нелогичность событий вкупе с моей беспомощностью намекнули, что я сейчас дрыхну без задних ног на болотном островке, а окружающий морок есть впечатления тяжелого дня, преобразованные подсознанием в бред. Но нет. Это был не сон. Во сне не ушибаешься до слез из глаз и полной потери ориентации в пространстве. Воплю старых ран вторили ушибы ступней, неприятное ощущение в коленях, животе и кровь из разбитых о булыжник ладоней. К своему великому сожалению, я так и не проснулся.
Оправившийся от потрясений мозг четко зафиксировал смену декораций: ровную площадку с горящим посредине огнем окружали развалины неведомых построек из дикого камня. Позади фрагментов стен клубился все тот же непроницаемый для взгляда туман.
Цементным мешком на плечи навалился такой упадок сил, что отправить бессмертного анонимуса в пеший эротический тур в ответ на его поздравления не вышло. Сжав волю в кулак и тяжело дыша, добрался до отполированного чьими-то седалищами валуна. Забрызганные жижей и засохшей ряской полы камзола дружно встали на защиту моего здоровья и комфорта — ретроприкид радовал меня все больше и больше. Скомандовал фонарику «выкл.». Протянул ладони к костру. Выдохнул.
Костер горел без дров, без подведенных газовых труб, и даже магических артефактов не наблюдалось. Пламя не производило ни дыма, ни жара, — только свет, круг которого служил границей для вездесущего, наполненного неприятным подобием жизни тумана. При ближайшем рассмотрении структура огненного языка распадалась на тысячи слитных упорядоченных искорок. Вглядеться тщательнее не получилось — начинали болеть глаза.
Огонь отгонял молочную пелену на достаточное расстояние, чтобы не слишком переживать за безопасность тыла. Повторный осмотр окружающего пространства не принес ничего нового: утоптанный крупнозернистый грунт площадки, разрозненные дикие камни и иллюстрирующие словосочетание «седая древность» остатки построек. Приближаться к местным достопримечательностям с целью детального их изучения мне запретила лень. Она же возразила мимолетному желанию взять и осмотреть обнаружившийся неподалеку от костра архаичный, полностью металлический щит. Даже следы на нем — от ударов тупыми и острыми предметами — не разбудили во мне любопытства. Пускай себе стоит у камешка, раз кто-то его туда прислонил.
Центральный элемент этой локации не давал мне покоя. Едва руки перестали гореть от ушибов, не иначе как под действием браслета, мне захотелось наладить общение с пламенеющей загадкой. С огнем у меня давняя прочная дружба: разжечь в сыром лесу костер из ничего — пожалуйста, подготовить идеальные угли под шашлык — не вопрос, подкинуть пару полешек в баньке — удовольствие. Признаюсь как на духу, я пироман. Надо было мне в сталевары податься. Ничего, на пенсии точно каким-нибудь кочегаром придется поработать, чтобы вопреки трогательной заботе родного государства не протянуть с голодухи ножки. Но это все потом, до пенсии еще дожить надо…
Головой вроде при падении не ушибся, однако странные идеи посещали меня одна за другой. Подбросить в костерок отсутствующего здесь топлива, например. Или сунуть в магическое пламя пальцы — интересно же, что будет! В розетку же совал в юные годы в тщетной надежде подружиться с электричеством… Жизненный опыт продиктовал компромиссное решение — «прощупать» огонек клинком боевого ножа, подаренного мне Буяном.
Едва осуществил задуманное, как в тумане напротив меня вспыхнул крохотный огонек. Новая напасть оказалась не карликовым монстром-циклопом, а приближающейся человеческой фигурой. Бесшумный шаг-другой — и вот передо мной появился очередной глюк из тумана: стоптанные пыльные кирзачи, заляпанные не то кровью, не то машинным маслом брюки старого покроя вроде галифе, грязный, небрежно застегнутый на одну пуговку ватник и смешной картуз на голове. Руки в бока, голая грудь вперед, козырек замурзанной кепки на лоб, и вся эта странная фигура излучает мощную волну недовольства в мою сторону. Очень неуютное и стойкое ощущение возникло. Словно этот мужик самолично для великой цели священный «вечный огонь» запалил, а я, гад такой, собрался на нем сосиски жарить или чего похуже задумал. Лица его я не разглядел. Выйдя на свет, пришелец затянулся мощной папироской, вполне возможно, что самокрученной «козьей ножкой». Огонек на ее конце вспыхнул с новой силой и через мгновение утонул в сизом дыму. Мужик яростно погрозил мне пальцем и внезапно ушел весь в удушливые последствия своей затяжки. Плотное облачко убралось в туман, из которого еще некоторое время мне подмигивал яркий огонек. Неприятное ощущение совершенного святотатства постепенно развеялось, и я посмотрел на клинок. На первый взгляд никаких метаморфоз он не претерпел, поэтому отправился по месту постоянной прописки.
Все-таки хорошо, что я щит не тронул. Отчего-то возникло убеждение: присядь я на него или там еще чего учуди, появилась бы дева-валькирия. Не размениваясь на жесты, отоварила бы сразу каким-нибудь клевцом по темечку! Мол, не лапай чужое, не бери пример со сквернавцев.
Время у костра растягивалось как резина, но момент, когда окружающий мир схлопнется и я окажусь либо среди своих людей на болоте, либо в очередном «колонном зале» или «амфитеатре», все не наступал. Удалось подремать неизвестно сколько, так как хронометр в браслете замер в позиции поздний вечер — видимо, сразу при попадании в вотчину туманов и развалин.
Несколько раз на границе света и клубящихся седых клочьев замечал тени, похожие на силуэты людей. То воин в доспехах пройдет, то непонятного пола персонаж в плаще с накинутым капюшоном. По общим впечатлениям — вроде дама, но какая-то «железная», что ли. Один раз вовсе померещился мужик в камуфляже и с «калашом».
Как неохота вставать, плестись в ванную, набивать пузо завтраком и потреблять мерзкий кофейный напиток, торчать в пробках по пути на постылую работенку! Так хочется еще немного понежиться в постельке без насилия над собственной природой. Рука автоматически потянулась к прикроватной тумбочке за телефоном, чтобы отложить повтор мелодии минут на десять. И наткнулась на грязный носок чьего-то сапога. Сон-наваждение схлынул. Постелью мне служила накрытая куском толстой ткани развалившаяся охапка камыша и пара солдатских одеял, а вместо запаха ополаскивателя для белья в нос бил купаж «ароматов» из болотной тухлятины, куланьего навоза и застарелого пота.
Прах и пепел! Не помню, чтобы ставил будильник! Мобильный-то остался на Земле, а с Ральфом Батьковичем только хронометр осваивали. Скучающий по причине бестелесности подселенец подобрал привычную мне мелодию и проиграл ее мне прямо в мозг. Ай да шутник! А еще, похоже, он уменьшил радиус действия «Стража», ибо рядом сидел готовый служить и защищать Акинф Иванов, чей сапог я и потрогал. Поборов первое желание спросить, где я нахожусь, встал, потянулся, разгоняя дремоту, окинул взглядом оживающий лагерь. Эх-ма! Зато работенка у меня теперь — не соскучишься!
Вот-вот собиралась забрезжить зорька. Над поросшими осокой кочками стелился обычный без всяких там колдовских штучек туман. Бодрила ощутимая прохлада, осень словно намекала, что скоро вступит в свои права и запретит нам ночевать где попало.
