Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – барон
– Бог создал три зла, – пробормотал я, – бабу, черта и козла… Именно в такой последовательности, от худшего зла к наименьшему. Но, зная эту истину, как-то забывают, что и черта, то есть Сатану, тоже создал Бог. А в этом великая тайна и великая истина, до которой не умеют и не желают докапываться.
Меня никто не услышал, а если бы и услышал, кто бы понял, когда у всех в поводу по три коня с грузом дорогих доспехов? До истины копают только не обремененные материальными благами, под тяжестью которых трещит хребет, а голова занята тем, как все уберечь, сохранить, не дать растащить, не растерять…
Уже за полночь впереди замаячил берег реки. Искать брод не решились, а место для лагеря удобное: река делает короткую петлю, так что с трех сторон мы ограждены водой, дозор можно держать только в одном месте. Мы остановили коней, принялись расседлывать, разбирать мешки, готовить костер и место для ночлега. Правда, я так и не понял, почему любая остановка на привал или на ночь называется разбиением лагеря, ведь всего-то стреножили коней и расстелили одеяла. Но ладно, я не собираюсь исправлять в мире любую мелочь, мне непонятную. Вдруг да какой-то смысл есть, недоступный даже такому жидомасону, как я, но открытый гадам более высокого ранга.
Я намеревался вот так и заснуть, глядя в звездное небо и дивясь ему, подобно Ньютону, но Кадфаэль все же насобирал щепочек, сложил шалашиком. Я огляделся, не видит ли кто, кроме сэра Смита и Кадфаэля, небрежно метнул искру, довольный, что с трех шагов получается без особых усилий, даже не замерз. Сэр Смит напрягся и пробормотал молитву, брат Кадфаэль перекрестился и сказал «аминь», но этим и ограничилось, ведь я паладин, значит, и огонек получаю не из рук дьявола, а по изволению Божьему.
Лошадь сэра Смита и мул Кадфаэля отыскали высокую траву и с энтузиазмом хрустели сочными стеблями. Мой Зайчик остался с нами у разгорающегося костра, отблеск пламени сделал его темные глаза зловеще багровыми, в них забушевало свирепое адское пламя. Я невольно зябко повел плечами, вспомнилось, как добывал этого коня, вообще-то не коня, а единорога, а потом, как оказалось, еще и арбогаста… знать бы, что это такое, когда я увидел его впервые. Все-таки облагораживаем зверей, одомашниваем. Пес сделал пару кругов вокруг костра, запоминая место, как оса, затем все мы услышали быстро удаляющийся шелест травы.
– За него не беспокоитесь? – поинтересовался сэр Смит.
Я пожал плечами.
– За Бобика?.. Беспокоюсь, конечно. Но он не давал обет рыцарства, так что, надеюсь, хватит благоразумия отступить перед более сильным противником.
– Это хорошо, – сказал сэр Смит. Он тревожно огляделся. – А то, знаете ли…
– Зябко?
– Да, что-то чувствуется. Я же сказал, кузнечики не кричат, а что их может напугать? Они поют, даже когда рядом драконы рвут один другого за самку.
Кадфаэль оторвал глаза от раскрытого на коленях молитвенника. Взгляд затуманенный, но голос прозвучал ясно:
– Здесь на пять миль нет ничего опасного ни в лесу, ни на земле.
Он снова уткнулся в молитвенник, губы зашевелились. Сэр Смит буркнул успокоенно:
– Ну тогда все в порядке…
Не поднимая головы, Кадфаэль заметил:
– Это потому, что все сожрали водные чудища.
Сэр Смит встрепенулся.
– Водные?
– Живущие в воде, – поправился Кадфаэль. Подумал и поправил себя еще педантичнее: – Не в любой воде, а только в реке. Кстати, интересный вопрос, почему только в этой реке?.. Ведь она впадает в Веселую, а та в Каменку, но, судя по нашей карте, там этих несокрушимых монстров не встречали…
Сэр Смит подхватился, в его руке зажат крохотный горящий прутик.
– Они еще и несокрушимы?.. Так что же ты молчал?
Брат Кадфаэль сказал обидчиво и с некоторой профессиональной гордостью:
– Да я как-то больше думал о божественных материях, а не о суетном мире! Под таким звездным небом больше размышляешь с трепетом и вдохновением о Божественном Предвидении и Великом Замысле, в тайну которого никогда-никогда не проникнуть слабому человеческому сознанию, но пытаться надо, ибо все попытки ведут к знанию…
– Да плевал я на всякое знание! – заорал сэр Смит. Он в страхе оглядывался. – Вот узнал, теперь ноги трясутся! Кому на хрен нужно такое знание?
– Во многом знании, – мягко процитировал брат Кадфаэль, – много печалей.
– Вот-вот! Может быть, они огня боятся?..
– Вода тушит огонь, – напомнил я. – А в самом деле, Кадфаэль, ты чего раньше не предупредил?
Он ответил уже с некоторым смущением:
– Я ж говорю, со смирением и благоговением…
– Всякий раз удивляюсь двум вещам, – процитировал я Ньютона, – звездному небу над головой и нравственному закону внутри нас. Ты вообще-то больше должен думать о втором, а не о небе, а то кончишь, как Бруно. Теперь говори быстро, если они выйдут, что делать, чтобы сохранить свои шкуры…
Последние мои слова потонули в могучем реве, что раздался со стороны реки. Рев был настолько низким, что, думаю, три четверти пришлись на неслышные частоты. Слух не воспринял, но тело ослабело от мощного инфразвукового удара. Я видел, как болезненно исказилось лицо Кадфаэля, а сэр Смит, ухитряющийся даже в лунном свете, когда все кошки серы, оставаться краснорожим, моментально побелел, лицо вытянулось, как у лорда Гамильтона.
– Попробую святую молитву, – сказал брат Кадфаэль, в голосе его прозвучало сомнение, – но не знаю, не знаю… Все-таки эти несчастные существа, обреченные жить в воде, – тоже Божьи создания. А молитва создавалась только против созданий Дьявола…
Сэр Смит дергался, рыцари обнажили оружие, граф Эбергард выстраивал их в круг, я сказал твердо:
– Укрепись духом, брат Кадфаэль! Я что-то не упомню, чтобы праотец Ной вез еще и каких-то уродов водяных! А чего ж он тогда динозавров не прихватил?
Сэр Смит сказал нерешительно:
– Я где-то слышал, что он прихватил парочку… Но оказалось, что оба самцы. Не получилось приплода, хотя, конечно, старались…
Я отмахнулся, сказал Кадфаэлю:
– Твори молитву с полной верой, что всяк, кто посмеет приблизиться к нам в эту ночь, да получит в лоб… чтоб больше не восхотелось являться непрошеным!
Брат Кадфаэль читал громко и ясно, голос дрожал от усердия. В ответ раздался рев такой ужасающей мощи, что задрожала земля, а воздух пошел плотными волнами, сминая пространство в гармошку. На этот раз рев звучал совсем близко, я втихую снял с пояса молот. Граф Эбергард, что все замечал, повел в мою сторону бровью, глаза сузились в ожидании.
Костер мы сдуру развели такой, что нас могут заметить даже в северных королевствах, но сейчас он высветил далеко на грани видимости неясные смутные очертания, настолько ужасные, что я так и не мог, как ни старался, понять, то ли чудовище там стоит боком, то ли на четырех лапах, то ли на двух…
