Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – барон
Пахнуло холодком тревоги, я ответил сдержанно:
– Возможно.
– У него коротковата ручка, – заметил он.
– Это просто память, – ответил я. Он вскинул брови в немом вопросе, я пояснил: – Память о наших предках, что переходит из рода в род. Вот сейчас досталась мне. Как сувенир.
Он некоторое время ехал молча, затем обронил вполголоса:
– Сэр Ричард, совершенно случайно я один из немногих на земле, кто видел изображение такого молота в древнейших книгах. Я тогда был ребенком и часто играл в библиотеке нашего придворного мага. У него была одна стариннейшая книга, которую он очень ценил. Знаете, что в детстве запомнится, ничем не сотрешь… И сейчас как будто вижу странные руны на молоте… Вы уверены, что не прикидываетесь простолюдином?
Я засмеялся.
– Сэр Эбергард, давайте оставим этот разговор. В моем королевстве, как вы видите, и рыцарей воспитывают иначе, и понятия о простолюдинстве несколько иные!
Он сдвинул плечи, но ничем больше не выразил отношения к моему увиливанию, а через минуту заметил:
– Кони идут хорошо, а местность здесь ровная. К тому же полнолуние. Полагаю, можно ехать не останавливаясь. На отдых остановимся, когда больше сил не останется.
Я спросил коротко:
– Опасаетесь?
– Да, – ответил он просто. – Сто всадников, в сутках пути… Если будут гнать коней, как гнали предыдущие, то к утру могут обрушиться на наш лагерь. Конечно, если они будут гнать всю ночь, а мы разляжемся на отдыхе, не нуждаясь в нем… остро.
Я кивнул.
– Понимаю, сэр Эбергард. Так гибли и прославленные полководцы, которые из жалости давали отдохнуть усталым бойцам. А потом тонули при отступлении, кто в Иртыше, кто в Урале… Будем ехать!
Глава 14
Усталые рыцари рассуждали на все лады, как доберутся до постоялого двора и, наконец-то нажравшись горячего, завалятся в теплые чистые постели. Кто-то свернул разговор на аппетитных служанок, таких же лакомых, как молодые цыплята на вертелах, разговор оживился, пошли смешки.
Сэр Смит наклонился с огромного коня и шлепнул Кадфаэля по спине.
– Еще не передумал оставаться в монахах? Только кивни, возьму оруженосцем!
Дилан захохотал:
– И в первой же гостинице расстанешься с целибатом!
Кадфаэль стыдливо отвернулся. Сэр Смит захохотал:
– А что я вам расскажу!.. Умер папа римский и попал в рай. Ну, к такому человеку и отношение особое, сам Господь спрашивает, не желает ли чего, а папа и говорит, что хотелось бы прочесть самый первый вариант Библии, а то до его времени дошли только копии копий, где масса ошибок, искажений и позднейших вставок… Его тут же отвели в райскую библиотеку, а через часок оттуда плач, крики, стенания. Спрашивают, в чем дело, а папа отвечает со слезами в голосе: «В оригинале – ни слова о безбрачии!»
Кадфаэль смолчал, сэр Смит повернулся ко мне.
– Не правда ли, он многое теряет?
– Наверное, – согласился я. – Вообще-то знаю такую ветвь христианства, где безбрачия нет. Там священники имеют жен, коров, коз, свиней и овец, двор полон кур и гусей. У таких пастырей головы забиты домашними проблемами: как удачно выдать замуж дочку, как не пускать сына по кабакам, отвадить кузнеца ходить к его жене, самому сходить к жене дьячка…
На лице Кадфаэля проступила неуверенная благодарность, а рыцари, как ни странно, притихли и вроде бы даже задумались.
Солнце опустилось и выглядывает из-за крон, даже сквозь них, из-за чего весь лес стал оранжевым. Даже толстые, потрескавшиеся от старости стволы покраснели, а земля под ногами стала темно-багровой. Я посматривал по сторонам, дивясь чуду преображения в единый миг из буйного зеленого рая, шумного и стрекочущего, в это тяжелое умиротворение. Листья разом перестали шелестеть, ибо целиком из золота, не пошелестишь, птицы послушно укладываются в гнезда с этим последним лучом, что сейчас скользит вверх по стволам деревьев, в последний раз вспыхивают верхушки, особенно ярко в быстро темнеющем мире, и все разом погружается в ночь для леса. Это для нас еще сумерки, а для птиц – темная ночь.
Пес выбежал с перемазанным яичным желтком носом, облизался смачно, пересчитал нас, как овец, и снова нырнул в чащу.
Ночь наступает издалека непривычно тихая, темно-лиловый купол выгнулся, как свод исполинского храма. Зажглись первые звезды, в сердце торкнулось чем-то знакомым. Не в расположении звезд, конечно, я не степняк, чтобы запоминать, какие они и где, в самой конструкции: свод, звезды… Как-то в детстве, прячась от дождя, забежали в церковь. Помню, как поразил этот исполинский свод с нарисованными звездами и летающими ангелами. Тогда долго не мог понять нелепости и цели этой гигантской конструкции, ведь все здания понятно для чего, а для чего церковь? И вот теперь вижу над головой тот же свод, те же звезды…
И я – так и не покинувший эту вселенскую церковь, все еще отыскивающий свой путь, как отыскивает ее всю жизнь любой человек.
Простучали копыта, сэр Смит крикнул несколько громче, чем обычно:
– Сэр Ричард, что-то слишком тихо!
– Да, – согласился я довольно, потом сознание зацепилось за «слишком». – А что тревожит?
– Хотя бы кузнечики кричали, – сказал он нервно. – Трава вон какая. И время для их песен.
Далеко на горизонте вспыхнули багровым огнем горные вершины, раскалились до вишневого цвета, затем разом погасли. Небо стало совсем темным, а звезд высыпала масса, заливая землю чистым призрачным светом. Воздух стал прохладным, слышнее ароматы трав, земли.
Глаза давно привыкли к слабому свету, мы едем мерным шагом и даже не переговариваемся, каждый думает о своем. А когда из-за темного края земли поднялась огромная луна и наполнила затихший мир своим холодным светом, стало не просто светло, а даже очень светло. Далеко справа проплыла крохотная деревушка, дымки поднимаются из печных труб строго вертикально, из-за чего домики кажутся привязанными за веревочки к небу.
На охоту вышли ночные звери, брат Кадфаэль почти непрерывно читал молитвы. Я сам видел дважды, как бегущая в нашу сторону стая громадных степных волков вдруг вспыхнула в чистом свете и сгинула без следа. Даже запахом серным или смоляным не повеяло, что значит – существа не адовы, просто местная нечисть на охоте.
Гибла и совсем мелкая нежить, что вряд ли причинила бы нам вред: вспыхивали под конскими копытами мелкие искорки, исчезали призрачные насекомые, в то время как муравьи продолжали усердно таскать гусениц. Их никто не решался копировать, явно такое совершенство подделать просто не по силам даже нечистой мощи.
В небе носились крылатые звери, и иногда мне казалось, что я в той эпохе, где царят птеродактили. Но потом над головой абсолютно неслышно пролетела сова и жутко ухнула таким чудовищным басом, что даже Зайчик дернулся, а сэр Смит чуть не упал с коня и долго дрожащим голосом поминал Божью Матерь. Я убедился, что никакой не палеозой, а сова, отлетев чуть, злорадно захохотала, от чего сэр Смит вообще изошел скверными словами и сцепился в богословском диспуте с Кадфаэлем, яростно доказывая, что никак такая гнусь не может быть создана Господом. Ведь создал же Сатана обезьяну, пытаясь тоже создать человека, и козла – когда пытался воссоздать себя?
