Е. Кочешкова - Шут
Одеваясь, Шут подумал, что надо все-таки спросить портниху, как ей удается так чутко угадывать желания заказчика. Которые он, возможно, и сам вполне не осознает.
Он подумал также, что нужно поскорей пойти в главную дворцовую баню и смыть с себя этот противный липкий запах болезни, пропитавший кожу. Посидеть в парной комнате, потом залезть в горячую купальню… И еще остричь свалявшиеся колтуны с волос. И побриться. Обычно Шут натирал лицо едким соком травы кру, который останавливал рост щетины, но для начала нужно свести ту, которая уже успела покрыть его подбородок и щеки.
Поразмыслив, Шут решил, что информация важнее бритья и бани. За свежими слухами он, как обычно, решил сходить на кухню. Заодно и поесть нормально, ведь во время болезни ничего плотнее бульонов не попадало в его нутро. Да и те лекарь вливал почти насильно.
Кухарки встретили Шута с теплотой, здесь его любили за простой нрав и отсутствие чванливости, свойственной придворным. Дородная матушка Тарна сразу отложила в сторону мялку для теста и придирчиво поглядела на гостя. По полному сочувствия взгляду Шут понял, что выглядит как тень прежнего господина Патрика.
— Ох, парень, и скверный же у тебя вид, — промолвила главная помощница матушки Тарны, такая же пышнотелая, но низенькая и суетливая тетушка Ларета. Она сокрушенно покачала головой и прогнала с лавки одну из младших дочек, чтобы Шуту было куда присесть. Он частенько обедал на кухне или рядом в людской, где слуги собирались, чтобы передохнуть и пропустить кружку-другую горячего чая.
Рыжая Перепелка тут же вручила ему полную миску каши, а сама матушка Тарна отрезала от свиной туши, крутящейся над очагом, солидный ломоть и подала на столь же большом куске каравая. Шут с радостью вцепился в сочное, истекающее жиром мясо и пока не проглотил все, даже не вспомнил о первоначальной цели своего визита. Только слизав с пальцев последние капли жаркого и запив съеденное приличным количеством молодого вина, он спросил у матушки Тарны, как нынче обстоят дела.
— Да какие дела, господин Патрик… — повариха махнула рукой и со вздохом вернулась к своему тесту. — Все только и делают, что говорят о войне. Королевские солдаты гавань заполонили. А эти варвары! Шныряют по городу, точно стая волков. И кто их поймет, что у дикарей на уме! — матушка так отчаянно принялась орудовать мялкой — глубокая деревянная кадушка аж ходуном заходила.
— А принцесса? Вы видели ее? — Шут едва скрывал внезапно накатившее волнение.
— Никто ее не видел… — налегая на рукоять своего нехитрого инструмента, повариха в красках рассказала Шуту о прибытии армии тайкуров. — Только два дня как они явились… Воины у нее свои, лекари свои, слуги тоже! Наших-то теперь вовсе не пускают в королевские комнаты. Сама она там сидит, что твоя устрица в ракушке. Только в том закрытом палисаде гуляет, да туда ведь не заглянешь! — Шут понял, о чем идет речь. Ему неоднократно доводилось бывать в этом дивном маленьком саду, разбитом прямо на крыше за окнами королевских апартаментов. Попасть туда можно было только из этих комнат, ибо остальные три стены, окружающие сад, являлись глухими. На территории небольшого пространства мастерам-садовникам удалось создать настоящие чудо — там росли деревья. Они сплетались корнями в невидимых глазу сообщающихся резервуарах с землей, спрятанных под каменным полом. Сверху гранитные плиты были покрыты почвой, и еще сотни лет назад поросли ковром душистых трав. Чего только не было в этом саду — и целебные растения, и цветы, даже ягодные кусты. Высокие стены, окружающие сад, надежно скрывали его от взглядов обитателей Чертога. А с башен удалось бы рассмотреть только сплетение ветвей вьющейся жимолости меж древесных крон. Это место по праву считалось самым укромным во дворце. Бывало, Элея и Руальд проводили там вместе долгие часы, и никто не знал, чем они занимали свое время. Летом в саду было чудесно. Но теперь?!
— Да верьте вы больше, матушка! Что там делать, в саду зимой-то? — Шут насмешливо приподнял бровь.
Кухарка быстро огляделась, и, убедившись, что поблизости никто не стоит, наклонилась к самому Шутову уху и горячо зашептала:
— Да, говорят, она голышом на снегу танцует! — матушка Тарна часто закивала, — Да, да! Не смейтесь, господин Патрик!
Шут и впрямь едва не сполз со скамьи, когда представил себе, как посиневшая от холода принцесса, примерзая ножками к ледяным сугробам, пытается исполнить ритуальный танец тайкуров.
— Матушка Тарна, да ведь вы сами сказали — никто не видел ее! Откуда ж вам знать такие подробности?
Повариха пожала плечами:
— Так-то оно так… Да только кажется мне, что это не вранье, — тыльной стороной ладони, перепачканной в муке, она оправила вылезший из-под чепца седой локон. — Нынче все у нас не так… — и, вздохнув, принялась сметать со стола крошки. — А вы, господин Патрик, заходите почаще, вон какой тощий стали, я вам лучшие кусочки приберегу. А то глядеть на вас страшно.
4
В баню Шут направился, как только жаркое перестало колобродить в животе. Располагалась она в большой пристройке позади дворца, куда, не выходя на улицу, можно было попасть через два входа — для господ и для слуг. Это была, так называемая «зимняя» купальня, предназначенная для всех дворцовых мужчин, вне зависимости от их сословия. Разница была лишь в том, что титулованные особы мылись в окружении мрамора и позолоты, а простые мужики — в обычной купальне, не менее просторной, но без каких-либо особых украшений. Шут, как правило, выбирал именно ее. Во время мытья он предпочитал именно мыться, а не отбивать словесные выпады господ, полагающих, что господин Патрик должен веселить их где угодно и когда угодно.
Почти до вечера он наслаждался жарким паром и отмокал в горячих ваннах. Никто не приставал к Шуту с расспросами, хотя во многих взглядах читалась озадаченность — как же, мол, ты, парень, докатился до такого состояния? Шут делал вид, что не замечает этих жалостливых взглядов и старался думать только о том, как хорошо снова воспринимать мир целостным, а не раздробленным на осколки непонятных пугающих видений. Брадобрей привел в порядок его лицо и волосы, банщик как следует отходил дубовым веником… Шут чувствовал, что жизнь медленно возвращается в его тело.
Он думал провести вечер у камина с бутылочкой хорошего вина и сборником любимых сонетов, но на обратном пути имел неосторожность пройти мимо парадной лестницы. Там-то, у ее подножия, они и встретились с Руальдом, который только вернулся во дворец, роняя на пол снежинки.
Минута — на молчание. Глаза в глаза. И вся глубина понимания друг друга. Потому что многолетние узы братства все так же прочны, как и прежде…
