Роман Мискин - Амулет Святовита. Первая часть.
- Ну, так тому и быть, - изрек воевода. - Сей слуга будет состоять при Лиго. Но только вот одна незадачка имеется малая на сей счет.
Лиго и Пеколс, которые еле сдерживали улыбки, в один голос испуганно воскликнули:
- Какая же?
Воевода прокашлялся для пущей важности и ответил:
- Тут ведь вот какое дело... Тебе, отрок, понятно - польза самая что ни на есть настоящая выходит. А вот, положим, дружине всей какой прок будет от этого оболтуса? Что он умеет? Чем он полезен может быть нашей страже лесной?
Однако вместо Лиго, даже растерявшегося слегка от такого вопроса, в беседу вмешался дядюшка Брыль.
- Эта старая шельма много чего мудрёного может! Думаю, в дружине он будет полезен и как кухарь, и как лекарь, - сказал Брыль. - То бишь по-простому ежели выражаться, травник он, соседушко. Только он того, с закидонами малость со своими - носится с этой, как ее, алхимией, будь она неладна! Тьфу на нее три раза!
У Бортня удивленно взметнулись брови вверх:
- Травник говоришь и лекарь? Это дело нужное и вельми полезное!
И, хлопнув себя по колену, воевода поднялся:
- Ну, ступай с нами!
***
Ехали второй день. Пуща оставалась справа, все время то отдаляясь, то приближаясь и нависая своей темной громадой над дорогой.
Впереди мелькали перелески и рощицы, разбросанные по лугам и полям с буйной теплынью трав. Зелеными и сизыми клубами лохматились кустарники, скрывая в своей глубине прохладные тени, словно ждущие наступления вечера, чтобы выползти оттуда серыми сумерками и затопить окружающие низины до утра сырыми туманами.
Дорога текла, будто река. Извиваясь и теряясь в зарослях, огибая холмы и возвышенности, она вбирала в себя пути и дорожки поменьше, которые вливались в нее ручейками и речками проторенных троп, делая ее шире и полноводней. Вместе с впадающими в нее рукавами путей на стремнину дороги выносило жителей края, спешащих по своим делам то навстречу, то обгоняющих отряд земников.
Сперва попутчики попадались нечасто, в большинстве своем из людей - одиноко вышагивали они по прибитой земле или неспешно трусили на своих конях. Но с каждой верстой их становилось все больше и больше; стали встречаться скрипучие телеги и возы, с высоты которых глазели на вооруженных барздуков лузгающие семечки говорливые бабенки в высоких чепцах, и угрюмые, похожие на хмурых лешаков, неманские мужики. Все спешили к Янову дню попасть в Земьгород на ярмарку. Дорога постепенно переходила в большак.
- Ишь ты, чудь лесная повылазила, - шепча и перемигиваясь, толкали друг друга в бока толстые кумушки.
Барздуки только искоса поглядывали на языкастых теток, но предпочитали помалкивать, и с людьми в разговоры особо не вступать.
Лишь когда телеги и возы совсем запруживали дорогу, несколько старших дружинников позволяли себе покрикивать на зазевавшихся, бряцая оружием для пущей убедительности, и освобождая для остальной дружины путь.
Мужики нехотя сворачивали к обочине, хмуро глядя вслед диковинным бородатым земникам. И было вовсе не понять, какие шальные мысли бродили в этот миг в их угрюмых головах.
- Ты смотри, какие важные, - судачили между собой тетки, глядя вслед отряду. - Нелюдь ведь - а туда же лезет. Тьфу ты!
Но кумушки храбрились только друг перед дружкой, и открыто задевать земников все же опасались.
Барздуки и сами не горели большим желанием вести свои разговоры в присутствии людей. И лишь отъехав от них на значительное расстояние, возобновляли беседу.
Прок Пеколс трусил неспешно на выделенной ему мохноногой лошадке и что-то напевал себе под нос.
- Пеколс! Что на ужин есть будем? Кашу из потерянного топора? - смеясь, хлопнул по плечу старого слугу один из дружинников, проезжая мимо.
Однако Прок не смутился и тут же ответил:
- Да нет, скорей всего из такого шутника, как ты!
Ему ответили громким хохотом все, кто был недалеко. Дружинник покраснел, покрылся пятнами от злости, но так и не нашелся, что сказать. Сердито гикнув на своего коня, он ускакал вперед, подняв тучу желтой пыли.
- Славно ты его отшил, Прок! - подмигнул ему Лиго.
- Это Зубан, известный насмешник - сказал Мартин. - Только ты, Прок, держи с ним ухо востро - он тебе еще припомнит эту шутку.
- На каждый сучок имеем свой топорок, - улыбнувшись, беззаботно отмахнулся Пеколс, и снова стал мугыкать свою песенку.
Мартин только покосился на него - но ничего не сказал. После той стычки утром у дверей, он смотрел на Пеколса несколько предвзято - и уж никак не ожидал, что старый слуга нежданно-негаданно свалится на голову, как снежный ком. Прок на правах давнишнего и близкого знакомца Лиго тут же стал оттирать от него Мартина, что чуть было не привело к новому раздраю, не вмешайся в назревавшую стычку сам Лиго. Он заставил их замириться и пожать друг другу руки.
А вечером того же дня Пеколс отличился тем, что за ужином, наслушавшись россказней про Бирюка, стал умничать и пересказывать вычитанные когда-то им в старинных книжках давнишние советы, как вычислить колдуна или избавиться от чародея, чем тут же навлек на себя насмешки со стороны дружинников. Но особенное веселье вызвал его рассказ про траву нечуй-ветер, которую надобно-де высушить, перетереть в порошок и дать выпить тому, кого подозревают в колдовстве. Мол, ежели подозрения были верными, то этот-де чародей начнет якобы ходить из угла в угол, а дверей, чтобы выйти, так и не сможет найти вовсе.
Тут уж дружинники, большие любители позубоскалить, дружно загоготали, а Сухан, держась за бока, спросил:
- Скажи, Прок, а какого зелья тебе напиться дали, когда тебе мерещились шагающие кедры, и ты не мог выбраться из лесу? Ты что, тоже чародей небось?
Пеколс попытался было спасти положение тем, что стал запутано объяснять, что он, мол, вовсе не колдун какой-нибудь, а просто интересуется алхимией, а в чародейство и волшбу он и сам не верит. Но этим еще только больше развеселил дружинников.
- Скажи, а нос у тебя от алхимии такой красный? - снова спросил Сухан. - В какой бутылке ты ее держишь, эту алхимию свою? Может, дал бы глотнуть на пробу?
Ратники тряслись, покатываясь со смеху.
- Да ну вас всех! - надулся Пеколс и быстренько замолчал.
Но было уже поздно. Некстати вылетевший рассказ вкупе с ночными приключениями в лесу самого Пеколса сослужили ему весьма сомнительную службу - в глазах вечно подтрунивающих друг над другом ратников он сразу же превратился в эдакую мишень для шуток и насмешек. Однако, как ни странно, к такому отношению к себе слуга за все свои годы давно уже попривык, и потому не просто сносил его безболезненно, но даже еще со своей стороны еще и умудрялся порой дразниться и едко отвечать самим острякам.