Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – вильдграф
Смертельно раненный, зажимая рукой пробитую грудь, откуда толчками бьет горячая дымящаяся кровь, Кроган одной рукой цеплялся за стол, а другой подобрал меч и ударил по цилиндру. Снова раздался звон, стекла посыпались, плеснула жидкость, а сердце с влажным звуком шлепнулось на пол.
Магистр судорожно дернулся, рука непроизвольно лапнула грудь. Я крикнул:
– Кроган, я его задержу!.. Быстрее бей остальные…
Магистр злобно оскалился, мне очень не понравилось выражение его лица. Я торопливо пощупал рядом стену, не отрывая взгляда от магистра. Он начал поднимать руку, я в одно движение сорвал со стены штырь Ледяной Иглы и выстрелил. В пальцах сразу стало холодно и пусто, а ледяная струя молниеносно пронеслась через пещеру. Магистр превратился в ледяную статую. Я поспешно схватил со стены другую Ледяную Иглу. Холод обжег пальцы, я стиснул челюсти, видя, как по ледяной глыбе, в которой застыло тело магистра, пошла горячая волна, зашипел пар.
Глыба рассыпалась, магистр зашевелился, снова попытался поднять руку, но я торопливо выстрелил и, не глядя, поднял с пола последний штырь.
– Что, – прокричал я зло, – не всегда одиночкой лучше? Получи под зад от лица коллектива!
Даже из глыбы льда он прожигал меня огненным взглядом. Несмотря на нечувствительность, я ощущал его гипнотическую власть, но сцепил зубы и твердил себе, что все дураки, один я умный, никому не подчинюсь, сам всех нагну и приведу в светлое будущее…
За моей спиной гремит железо, с хрустальным звоном рассыпаются стеклянные цилиндры, а влажные сердца шлепаются на пол, как нажравшиеся комаров и пиявок толстые красные жабы.
Не в силах разбить последние три цилиндра, Кроган навалился на стол всем весом. Заскрипели ножки по каменному полу, тяжело рухнули, стекло разлетелось на мелкие осколки, а сердца ударились о каменный пол.
Лед превратился в пар, магистр шагнул ко мне с нацеленным в мою грудь посохом, лицо перекошено от боли.
– Вы… не сможете…
За моей спиной Кроган крикнул прерывающимся голосом:
– Мой господин, сможете!
Сильно и победно затрещало стекло, посыпалось мелкими брызгами. Магистр остановился, в глазах впервые проступил страх, а тот сменился ужасом.
– Что? – спросил я злобно. – Это было последнее?
Он прошипел нечто нечленораздельное, я с обнаженным клинком стерег каждое его движение. Слышно было, как Кроган ползет по битому стеклу, рычит и, не в силах поднять руку с мечом, давит сердца колдуна локтями. Я скосил глаза в его сторону, успел увидеть, как он навалился всем весом на последний трепещущий красный комок и застыл.
Магистр дрожал всем телом, а я сказал хрипло:
– Ну что? Не сладко чувствовать себя смертным? Как все люди?
Он попытался отбить удар, но руки дрожали, и лезвие моего клинка снова погрузилось в левую сторону его груди. Он вздрогнул, раскрыл рот, но оттуда лишь бурно хлынула кровь. Колени подогнулись, он медленно опустился на пол. Глаза смотрели с ненавистью, но теперь я видел и безмерное изумление.
Рука потянулась ко мне, скрюченные пальцы вздрагивают, медленно застывая.
Я сказал грубо:
– Хочется ухватить за горло? Отхватался, гад неблагодарный…
Тяжело дыша, я отступил, едва не теряя сознание от изнеможения, доковылял до Крогана. Ноги подкашиваются, я с трудом наклонился, пальцы коснулись залитого кровью плеча разбойника. Сил не хватило, чтобы перевернуть на спину, но пальцы быстро и остро кольнуло холодом.
Он вздрогнул, но лишь подогнул колени и снова застыл. Я повернулся к колдуну, он упал на бок, попытался подняться, но лишь растянулся навзничь и разбросал в бессилии руки.
– Я же говорил, – сказал я уже без злобы, – умные не дерутся. Не надо было опускаться до героя…
Он смотрел на меня в немом изумлении. Глаза начало застилать пеленой смерти. Кровь все еще течет изо рта, но уже слабо. Я наклонился, пальцы ухватились за рифленую рукоять.
– Ты в самом деле… – шепнули его мертвеющие губы, – ты сумел… А я поступил глупо…
Я с усилием дернул на себя, меч вышел нехотя, ликующе багровый, любое оружие обожает проливать кровь.
– Да ладно, – сказал я устало. – Тоже бываю дураком. Да еще каким, вспомнить стыдно.
Я хотел было привычно вытереть о него лезвие, но ощутил в этом жесте что-то неприличное, маг еще жив, хотя кровь из раны хлынула широкой струей.
Он прошептал:
– Возьми вот это… и забери шкатулку… в ней все…
Я смотрел настороженно, как он с трудом выуживает нечто из складок плаща. Я не двигался, а магистр протянул в мою сторону руку и медленно разжал пальцы. Из ладони выскользнул крохотный зеленый ключ, остро блеснув в глаз острым, как у бритвы кончиком.
Я поднял его с пола с опаской, двумя пальцами, как ядовитого паука. Ключ приятно холодил пальцы, похожий на крохотную льдинку.
– И что с ним?
– В моей лаборатории, – донесся затихающий шепот. – Шкатулка… самое ценное… А еще… это к тому арбалету…
– Какому?
– Который… у тебя… в мешке…
Я сказал громко, стараясь разозлиться, но почему-то чувствуя свою вину:
– Туда возвращаться не собираюсь… Далеко!
Он шепнул едва слышно:
– Отсюда есть выход…
– Какой?
– Зер…ка…ло…
Я наклонился, рискуя, что гад притворяется и сейчас схватит за горло, но магистр оставался недвижим. В пяти шагах от него Кроган тоже лежит неподвижно, я уже наполовину отдышался, когда он дернулся, повернулся на другой бок и непонимающе уставился в меня дикими глазами.
– Я где?
– И не мечтай, – сказал я злорадно. – Никаких десяти тысяч гурий! Ты все еще здесь.
– Но… как?
– Мы же колдуны, – сказал я. – И ты тоже.
– Я?
– Ну да, – заверил я. – Еще какой!
Он посмотрел на меня с недоверием, медленно поднялся. Его руки отряхнули одежду, заодно ощупывая грудь, где совсем недавно были страшные раны.
– Ну вообще-то… – пробормотал он настороженно, – о кого потрешься, от того и наберешься… Хотя такое… ну никак не… Воздух здесь такой, что ли…
– Точно, – согласился я. – Ты ж видишь, долгая жизнь… настолько долгая, что почти бессмертие. Здесь все пропитано ею, даже воздух. Так что готовься жить долго.
Он подошел к магистру, опустился на одно колено, пальцы деловито ощупали залитую кровью голову.
– Да, теперь он может хранить секреты.
– Главное, – сказал я, – чтоб не колданул еще разок.
– Не сумеет, – заверил он.
– Тогда, – сказал я, – о мертвом либо хорошо, либо ничего. Он мертв. Хорошо.
– Таких и маги не воскрешают, – сказал он уверенно. – Но… что-то не вижу сокровищ!
Убедившись, что жив и даже здоров, он ликовал сдержанно, как подобает мужчинам, и недолго, мы же люди дела, вскоре помрачнел и начал оглядываться с нарастающим раздражением. Я обходил пещеру, спереть в самом деле нечего, только перевернутый стол да мокрые осколки стекла, а в стенах блестят острые сколы гранита, а вовсе не бриллианты.
