Джон Толкин - Властелин Колец
И Эомир сказал:
— Короли древности нагрузили бы тебя за твои деяния на полях Мандбурга дарами так, что повозка не могла бы свезти их. Но ты сказал, что не хочешь взять ничего, кроме данного тебе оружия. Мне приходится смириться с этим, потому что у меня действительно нет достойного дара, но моя сестра просит тебя принять эту небольшую вещь на память о Дернхельме и рогах Герцогства, запевших утром на подходе.
Тут Эовин подала Мерри старинный рог, маленький, но искусно выкованный из светлого серебра, с зелёной перевязью; и мастера выгравировали на нём вереницу быстрых всадников, которая обвивала рог от мундштука к раструбу, и на нём были нанесены руны великой силы.
— Он из наследия нашего дома, — сказала Эовин. — Он сделан гномами и происходит из сокровищницы Ската Червя. Его привёз с севера Эорл Младший. Тот, кто протрубит на нём в нужде, вселит страх в сердца врагов и радость в сердца друзей, и друзья услышат его и придут к нему.
Тогда Мерри взял рог, потому что отказываться было нельзя, и поцеловал руку Эовин, и они обняли его, и так расстались на время.
Теперь гости были готовы, и они выпили напутственную чашу и расстались с хозяевами, провожаемые с великим почётом и дружбой, и, в конце концов, прибыли в Теснину Хельма, где отдохнули два дня. Тогда Леголас исполнил своё обещание, данное Гимли, и пошёл с ним в Блистающие Пещеры, и, когда они вернулись, он был молчалив и сказал только, что один Гимли может найти подобающие слова, чтобы говорить о них.
— И никогда прежде гном не претендовал на победу над эльфом в словесном поединке, — добавил он. — Поэтому давай теперь отправимся в Фангорн и сравняем счёт!
Из Теснинного ущелья они поехали к Скальбургу посмотреть, чем занимаются энты. Весь каменный круг был разрушен и убран, и земля внутри была превращена в сад, полный фруктовых и иных деревьев, и быстрая речка пересекала его, но в самом центре было озеро чистой воды, из которого всё ещё поднималась башня Ортханка, высокая и неприступная, и её чёрный утёс отражался в пруду.
Некоторое время путники сидели там, где некогда были старые ворота Скальбурга и где теперь в начале окаймлённой зеленью дороги, которая вела к Ортханку, стояли, как часовые, два высоких дерева, и с удивлением смотрели на проделанную работу, но ни вблизи, ни вдали не могли различить никаких живых существ. Однако вскоре они услышали голос, гудящий хум-хом, хум-хом, и тут показался широко шагающий по дороге, чтобы приветствовать их, Древобород, и рядом с ним Быстрокив.
— Добро пожаловать в Древесный Сад Ортханка, — сказал он. — Я знал, что вы приближаетесь, однако я был занят наверху долины, там всё ещё остается много дел. Но я слышал, что вы тоже не бездельничали там, на юге и на востоке, и всё, что я слышал, хорошо, очень хорошо.
Затем Древобород воздал хвалу всем их деяниям, о которых он, по-видимому, знал всё; наконец он остановился и окинул Гэндальфа долгим взглядом.
— Итак, твоя очередь! — сказал он. — Ты оказался сильнейшим, и все твои труды завершились успешно. Куда теперь собираешься ты идти? И почему ты пришёл сюда?
— Взглянуть, как идут твои дела, друг мой, — ответил Гэндальф, — и поблагодарить тебя за помощь во всём, что было достигнуто.
— Хум, что ж, это вполне справедливо, — сказал Древобород, — поскольку, несомненно, энты сыграли свою роль. И не только в том, что управились с этим, хум, проклятым убийцей деревьев, который жил здесь. Потому что было ещё внезапное и большое вторжение этих, бурарум, этих дурноглазых-черноруких-кривоногих-кремнесердых-когтистопалых-грязнобрюхих-кровожадных-моримаите-синкахонда, хум, ладно, поскольку вы торопливый народ, а их полное имя длинно, как годы мучений, этих вредителей орков; они появились из-за Реки и спустились с севера, и окружили лес Лаурелиндоренан, в который они не могли войти, благодаря Великим, что были там. — Он поклонился Владыке и Владычице Лориэна. — И эти самые грязные твари были более чем удивлены, встретив нас на Нагорье, поскольку они не слыхали о нас прежде, хотя то же самое может быть сказано и о лучшем народе. И немногие будут вспоминать нас, потому что мало кто спасся от нас живым, и Река поглотила большую часть их. Но для вас это было хорошо, поскольку, не повстречай они нас, герцог травяных равнин не ускакал бы далеко, а если бы ускакал, здесь могло бы не быть дома, куда вернуться.
— Мы хорошо знаем это, — сказал Арагорн, — и об этом никогда не забудут ни в Эдорасе, ни в Минас Тирите.
— Никогда — это слишком долгое слово даже для меня, — возразил Древобород. — Ты хочешь сказать, не забудут, пока стоят ваши королевства; однако, они будут стоять долго, действительно, настолько долго, чтобы это показалось долгим даже для энтов.
— Начинается новая эпоха, — сказал Гэндальф, — и в эту эпоху очень может статься, что королевства людей переживут тебя, Фангорн, друг мой. Но сейчас лучше скажи мне, как обстоят дела с моим поручением? Как поживает Саруман? Он всё ещё не устал от Ортханка? Поскольку вряд ли он думает, что вы улучшили вид из его окон.
Древобород кинул на Гэндальфа долгий, почти хитрый, как подумалось Мерри, взгляд.
— А! — сказал он. — Я так и думал, что ты перейдёшь к этому. Устал от Ортханка? В конце концов очень устал, но не так от своей башни, как от моего голоса. Хум! Я поведал ему несколько долгих историй, по крайней мере, они могут считаться долгими на нашем языке.
— Тогда почему он не перестал их слушать? Ты вошёл в Ортханк? — спросил Гэндальф.
— Хум, нет, не в Ортханк! — Но он подходил к окнам и слушал, потому что не мог получить новости никаким другим образом; и хотя новости были ему ненавистны, он с жадностью ловил их, и я видел, что он выслушал всё. Но к новостям я добавил массу вещей, которые ему неплохо было бы обдумать. Он очень устал. Он всегда был торопыгой. Это и погубило его.
— Я замечаю, мой добрый Фангорн, — перебил Гэндальф, — что ты весьма старательно говоришь жил, был, устал. Но как насчет настоящего? Он умер?
— Нет, не умер, насколько мне известно, — ответил Древобород. — Но он ушёл. Да, он ушёл семь дней назад. Я отпустил его. От него мало что осталось, когда он выполз наружу, а что касается той пресмыкающейся твари, которая с ним, он был похож на бледную тень. Нет, не говори мне, Гэндальф, что я обещал стеречь его, потому что я помню это. Но с тех пор вещи изменились. Я стерег его, пока его нужно было обезопасить, обезопасить от причинения ещё большего вреда. Ты должен знать, что больше всего я ненавижу держать живые существа в клетке, и я не хочу держать в ней даже таких тварей, как они, если на то нет крайней необходимости. Змея, лишённая ядовитых клыков, может ползать, где ей хочется.
