Мария Хлодвиг - Хелена
На перевязи у Слуги висело оружие — короткий жезл, обтянутый светлой кожей. В навершии у него стоял круглый белёсый кристалл.
— Пытаешься торговаться со мной? — в голосе беловолосой женщины появились отчётливые металлические нотки. — Глупый мальчик. Мягкий мальчик.
"Хищник, загнавший жертву и играющий с ней. Вот кто она".
— Ты не посмеешь… — неуверенно выдавил из себя юноша.
— Я могу и не убивать тебя, но получить желаемое, — бесстрастным ледяным тоном проговорила воительница. — Твоё тело слишком хрупкое, слишком слабое. Его так легко сломать.
Она поднесла своё оружие к незащищённой шее эйанца. Тот судорожно сглотнул, но не отступил.
"Он старается выиграть для меня время, хоть и не верит в чудесное спасение. Как… благородно".
Могут ли в человеке уживаться рыцарь и предатель? Воистину, людская природа полна загадок.
Мужество Миарка вдохновило меня на дерзкий поступок. Я применила магию.
После семи лет, отданных служению Жиюнны, странно и даже дико было осознавать, что наполняющая меня абсолютно нейтральная субстанция — сила. А ещё чудней — понимать, что она принадлежит только мне.
"Сыграй ещё раз в эту игру, маленькая чародейка".
— Покажи себя, тварь, — прошептала я; нужные слова для заклинания нашлись с дивной лёгкостью.
Слуга была и не живой, и не мёртвой. Передо мной стоял искусно сработанный голем. Кукла, наделённая подобием человеческого разума, не более. Но и не менее.
"Хватит ли у меня дара очаровать её?"
В Университете я не раз и не два работала с артефактами. Большинство из них без сопротивления подчинялись моим командам.
Большинство. Но разве у меня был выбор?
— Ты не тронешь нас, — сказала я, глядя прямо в страшные голубые глаза. — Сотри из памяти наши лица. Ты никого не встретила.
Несколько мгновений во мне жила вера в успех. Затем она умерла.
— Девочка-волшебница, — медленно, будто смакуя, проговорила воительница. — Болтливая девочка-волшебница.
"Как… как она может быть настолько сложной?!"
— Госпожа ждёт вас обоих. Отбываем немедленно.
— Нет! Ни за что!
Миарк набросился на Слугу, но та грубо ткнула его в живот своим странным жезлом. Со сдавленным вскриком юноша повалился на землю. Больше признаков жизни он не подавал.
— Ты убила его?
— Нет. Просто немного наказала. Он хил и глуп, но нравится Хозяйке. Она расстроится, если потеряет любимую игрушку.
Я с жалостью взглянула на валяющегося сломанной куклой эйанца. У меня не осталось к нему неприязни: когда служишь по-настоящему могущественному существу, то не принадлежишь себе полностью.
— Прежде чем ты заберёшь нас, могу я кое-что для него сделать?
Женщина ничего не ответила. Когда она не шевелилась, то напоминала статую.
"Молчание — знак согласия".
Высоко в седом небе Миарк открыл глаза.
— С возвращением в юдоль слёз меня.
"Несчастный шутник".
— Мне снился чудесный сон. Представляешь, Хелена, впервые за долгие годы мне приснился сон!
Юноша счастливо улыбнулся. Ему шла такая улыбка.
Он действительно родился во времена Древнего Эйана и последние пять тысяч лет провёл в скитаниях по Пустому миру. Я хотела исцелить его тело, но заглянув внутрь, ужаснулась. В его разуме всё было спутано — мне доводилось видеть нечто подобное только в головах сумасшедших. Но безумцем Миарк не являлся.
"Я ничтожно мало сумела сделать для него. Ах, если бы богиня всё ещё любила меня…"
Хватит сожалений! Ничего уже не вернуть. Надо жить дальше.
— Это ведь ты нашептала мне сон, принцесса?
Я кивнула.
— Значит, ты простила меня?
Снова кивок.
— Мы теперь друзья, да?
И я опять не смогла устоять перед его обаянием.
— 2-
Спустя несколько часов полёта мы оказались в логове Белой Королевы. Оно оказалось под землёй.
Я никогда не видела Ледяной сад. Да, мне говорили о нём девушки-дворянки в Храмовой Школе, но представлять по рассказам (вполне возможно, сильно приукрашенным) одно, а видеть своими глазами — совсем другое. Конечно, вряд ли королевская парковая забава походила на сердце жилища Владычицы Ортано Косом, но на мгновение я задумалась, не по отражению ли этого места в мире снов маги сотворили утончённейшее сокровище короны моей страны.
Дивные птицы, деревья, на ветвях которых они сидели, изящные розы и даже шипы на их стеблях — всё было выточено из застывшей воды. Землю укрывал пушистый слой снега, прорезанный паутиной троп. По саду протекал ручей, делящий его на две неравные части; ледяные берега связывал крутой мостик. Под ним лениво проплывали большие молочно-белые рыбы.
Освещали чудесное место висящие в воздухе шары бледного пламени
В обители Королевы было не холоднее, чем зимой в аудиториях Университета — то есть для меня вполне привычно. Моё чёрное форменное платье сильно выделялось на фоне застывшего прозрачно-бело-голубого великолепия, и это беспокоило меня больше, нежели вырывающееся изо рта облачками пара дыхание.
— Ты скоро привыкнешь, — отстранённо произнёс Миарк, когда мы проходили павильону с кристально-прозрачными двойными стенами. В пустоте между ними роились серебристые насекомые; их брюшки светились белым.
— К чему привыкну?
— Ко всему.
Вскоре после этого мы предстали перед самой хозяйкой Пустого мира.
Тронный зал был высок и длинен. Вдоль его боковых стен на равном расстоянии друг от друга стояли достигающие до потолка хрустальные колонны, увитые ледяным плющом, всего тридцать шесть — восемнадцать слева от входа, столько же — справа. У каждого из прозрачных столбов несла стражу воительница, беловолосая и голубоглазая, родная сестра настигшей меня и Миарка Слуги.
На трёхступенчатом возвышении, под ажурной серебряной аркой, стоял трон. Как и колонны, его увивал вырезанный изо льда плющ.
На троне восседала женщина.
— Не смотри ей в глаза, принцесса, — предупредил меня Миарк. — Они зеркала для души, а её — порочна.
"Если бы порок передавался через взгляд, на свете не осталось бы ни одного невинного создания".
Королева была высока и красива — на свой, изощрённый лад. Её кожа и волосы белизной затмевали снег на вершинах, а глаза — обычные человеческие глаза, насколько я могла судить — украли синеву у вод горного озера. На её бледных полных губах играла загадочная полуулыбка.
Вместо короны голову Владычицу Ортано Косом украшал венок из лилий. Мантию её заменяло платье из тончайшего шёлка, словно сошедшее с картины, изображающей древнеэйанскую придворную даму.
