Медведев. Книга 2. Перемены (СИ) - "Гоблин (MeXXanik)"

— Давайте честно, — перебил его я. — Ничего тебе за честность не будет. Потому что руководитель этого заведения уже сегодня уедет в острог. Это я вам обещаю.

Темка вздохнул:

— Ну, коли честно… Она по-другому себя никогда не вела. Всегда была грымзой. Глаз острый, язык острее. А как старый князь почил, так и вовсе страх потеряла. Словно с поводка сорвалась. Чуть что не по её, не по правилам её личным, сразу грозит выгнать взашей. Могла от питания отлучить на неделю-другую без объяснений и без разговоров.

Он рассказывал покойно, но понятно было, что обид накопилось.

— Тут, конечно, не райские кущи, — добавил он, перетсупив с ноги на ногу и неловко припав на правую. — Но большинству из нас деваться некуда. Кто сгорел, кого с работы сократили, а жилье казенное было, кто просто без опоры остался. Крыша есть — и на том спасибо. Только жить под таким гнетом не каждый выдержит.

— А почему не жаловались? — спросил я.

Ответ раздался не сразу. Где-то из-за спин, ближе к дверному проходу, буркнул хрипловатый голос:

— А куда? Кому мы нужны?

Повисла тяжёлая тишина.

— Скоро начнёт работать приёмная князя, — сказал я, глядя в зал. — Каждую жалобу будем проверять. И реагировать. Такого в нашем крае быть не должно.

Слова прозвучали негромко, но их услышали. Я это почувствовал по молчанию, по внимательным взглядам, по тому, как люди перестали ерзать на месте.

Я покосился на комендантшу. Та теперь выглядела почти комично. Растянулась на полу с видом заколдованной принцессы, будто уснула после укуса сырника. Платок сбился, одна нога выскользнула из тапка. Под щекой у неё действительно лежал он. Тот самый, упавший со стола, румяный, смятый сырник.

— Плесните воды на эту… — сказал Морозов, тоже взглянув в её сторону. Голос его был спокойный. — Не хватало ещё такую тушу по коридорам таскать.

Кто-то зашевелился, заскрипел стул. Повариха, до сих пор стоявшая неподвижно, шагнула к рукомойнику за кружкой.

— А что теперь будет? — спросил Темка. Тихо, но в тоне слышалось, что он не только за себя переживал. И просто первый, кто озвучил то, что думали все.

— Беспорядка здесь не будет, — сказал я твёрдо. — Назначим временного коменданта. А там видно будет.

— Из Совета, что ли? — выкрикнул кто-то из глубины зала. Голос был тонкий, женский, с обидой и злостью. — Так и Параська оттудава была направлена. Хрен редьки не слаще. Припрется какая-нибудь родсвтенница еежная. И будет нас тут тиранить и запугивать, чтобы не жаловались на ее товарку.

Мы с Морозовым переглянулись. Он нахмурился, взгляд стал тяжёлым. Потом шагнул чуть вперёд и глухо спросил:

— А какие у вас предложения, люди добрые?

Наступила короткая тишина. А потом кто-то из середины зала сказал:

— Темку поставьте. И хлебнул вместе со всеми. Он тута всё знает. Он в доках большую должность занимал, пока ногу не повредил. Только потому что знакомств важных не водил сюда попал.

К словам сразу потянулось одобрительное гудение. Не крик, не шум, а просто живой отклик. Люди повернулись к Темке, кто-то кивнул, кто-то хмыкнул, но спорить никто не стал.

— Сдюжишь? — спросил его воевода, глядя прямо, без нажима.

Темка на секунду замер, потом провёл ладонью по волосам, взъерошил макушку и пожал плечами:

— Я много чего умею. Токма воровать не могу.

Послышался смешок, кто-то вздохнул, и в столовой вдруг стало чуть легче дышать. Кто-то из женщин прыснул, а сам Темка покраснел, но не отступил.

— Значит, так тому и быть, — сказал я и хлопнул в ладоши. — Темка Рябой…

— Рябов, — поправил он смущённо. — Тимофей Рябов. Это я… так. Прозвище с детства.

Он стоял теперь ровно, плечи расправил, глаза перестали бегать.

— Звучит куда серьёзнее, — кивнул я с лёгкой улыбкой. — Тимофей Рябов. Новый управляющий общежитием. Указ я подпишу уже сегодня.

И глянул на него с тем одобрением.

— Значит, пока работать будешь на испытательном сроке, — сказал я, глядя на Темку. — Примешь должность и через пару недель жду на приём. Обсудим, чего здесь не хватает и что можно поправить.

— Неужто и душевые починят? — пискнул кто-то из угла.

Я перевёл взгляд в сторону, но не ответил — просто кивнул.

— Обсудим, — повторил за мной Морозов. В голосе его не было насмешки, и видно было, что инициатива пришлась ему по душе. Он посмотрел на Темку чуть прищурившись. — Но ежели подведёшь князя…

Темка мотнул головой, шагнул ближе и прижал ладонь к груди.

— Не подведу. У меня в бригаде завсегда всё было в порядке. Каждый рублик учтён и освоен. Всё по совести.

— Вот и славно… — тихо сказал я, и в столовой повисла тишина. Уже не настороженная, а спокойная. Как после первого дождя за долгое время.

Повариха вернулась с кружкой воды и без особых церемоний плеснула её в лицо Параскевы. Та зафыркала, захлопала глазами и попыталась резко вскочить, но ноги не послушались. Она покачнулась, ухватилась за край скамьи, зашипела сквозь зубы. Со второй попытки всё же поднялась, тяжело дыша. С пола подхватила тапочек и крепко сжала его в руке, словно оружие.

— Что тут происходит? — хрипло спросила она, озираясь.

— Смена власти, — спокойно сообщил Морозов. — Кончилось твоё время, Параська.

— Какая я тебе Параська⁈ — взвизгнула женщина, заливаясь красным пятном от гнева. — Меня положено величать Параскевой! — И потрясла над головой тапком, как знаменем.

— Это ты в остроге будешь рассказывать соседям по камере, — сухо прервал её я.

— Ась? — оторопело переспросила бывшая хозяйка общежития, вытаращив глаза. Тапок в её руке угрожающе задрожал.

— Все понимают, что за растрату денег из казны в Северске не гладят по голове, — спокойно напомнил Морозов.

Параскева метнула в нас испуганный взгляд, будто впервые по-настоящему осознала, что шутки закончились. Потом пробормотала:

— У меня всё сходится с приходом и расходом. В этом… даже не сомневайтесь.

— Разберёмся, — коротко ответил воевода.

Женщина выпрямилась, собралась с духом и выдала с нажимом:

— Меня сюда Осипов направил. Он за меня поручится.

Произнесла это с видом, будто выкатила козырного туза и ждёт, как все растерянно откинутся на спинки стульев. Но никто не откинулся. Тишина стала только плотнее.

Из коридора донёсся гул голосов и звук тяжёлых подошв, глухой, размеренный, как шаги патруля. Жильцы столовой зашевелились: кто-то попятился к стене, кто-то переступил с ноги на ногу, освобождая проход, кто-то поспешно отодвинул лавку, кто-то просто замер с ложкой в руке. Шум в помещении притих, будто сам воздух затаился в ожидании.

В просвете между фигурами мелькнул знакомый силуэт: шелковые пижамные штаны в полоску и белая майка. Борис. Словно из ниоткуда, он выскочил и метнулся по коридору, лавируя между людьми с ловкость достойной матерой крысы в подвале.

Почти сразу за ним вынырнул человек в тёмной форме, спокойный и собранный. Не гнался вслепую, а шёл с уверенностью, похоже зная, что выхода в той стороне коридора нет.

— Стой! — раздался резкий окрик с властной интонацией.

Через несколько секунд в столовую вошли двое жандармов. Двигались спокойно, с достоинством. Они окинули помещение быстрыми, внимательными взглядами — оценили обстановку, местных, положение тел.

Увидев Морозова, оба коротко поклонились. Затем, заметив меня, сдержанно, уважительно повторили жест. Воздух в столовой потяжелел, но уже не от тревоги, а скорее от предвкушения, что теперь начнётся настоящее разбирательство.

— Нас вызвали… А чего у вас тут приключилось? — спросил старший из жандармов, шагнув вперёд. Говорил спокойно, почти буднично, оглядываясь по сторонам с лёгким прищуром, будто искал глазами виновника, ещё не зная, кто он.

Морозов не стал медлить. Он сделал шаг в сторону и указал пальцем на Параскеву. Та стояла в той же позе, как и раньше — тяжело дыша, с боевым тапком в руке, будто всё ещё надеялась, что дело можно обратить вспять.