Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать
Чего-то, что было у всех остальных, когда-либо виденных им Костеевых гвардейцев, что примелькалось настолько, что стало просто незаметным, но теперь, когда его, этого, не стало, то словно…
Сабан, которому не терпелось поскорей заняться составлением победной реляции государю, поморщился, фыркнул, сплюнул на мостовую: вот была охота загружать себя подобной ерундой!.. Этот нелепый сержант, его болваны-громилы… какое ему до них до всех дело? Ведь уже через несколько дней он будет обласкан и знаменит, и его участи позавидует черной завистью любой чародей в услужении великого царя! И, кто знает, хотя такое, конечно, никто не загадывает наперед и не думает об этом, но, повторяю, кто знает: может, когда-нибудь, в далеком или недалеком будущем, когда пост первого советника его величества освободится…
Но что же с ними всё-таки было не так?..
Выбивая подкованными подошвами сапог четкий, как ход хронометра, ритм, беда во главе с Иванушкой домаршировала до места полуторанедельного заключения Серафимы — башни Царица — и Кондратий любезно открыл перед дамами дверь, пропуская их, а потом и всех остальных внутрь.
Не произнося ни слова, отряд дошел до бывших покоев царевны и быстро втянулся вовнутрь.
— Ф-фу… — выдохнул нервно Иван и утер пот со лба. — Кажется, прорвались… За нами никто не шел?
— Никак нет, — так же шепотом доложил Никанор, заходивший последним. — Теперь, когда царя нет, кроме караула на воротах других постов нет тоже.
— А у Проклятой башни?
— В нее невозможно попасть и без охраны, — напомнил Лука.
— Поэтому переходим к следующей части нашего плана, — радостно потирая руки в предвкушении возможности насолить неудавшемуся претенденту на ее руку и сердце, напомнила Серафима. — Кузьма и Терентий?
— Готовы, — торжественно кивнули умруны, по-строевому развернулись и на цыпочках выскользнули из комнаты.
— Когда они принесут ковер гонца — кстати, нам страшно повезло, что он здесь, ведь на этом всё и держалось, — обратилась к оставшимся Серафима, — мы тоже должны быть готовы. Факел оставляем здесь. Находка, ты у нас сегодня девушка — путеводная звезда…
Октябришна непроизвольно хихикнула.
— …Поэтому — веди нас!
Ученица убыр подняла ладонь с голубым огоньком размером с апельсин и первая храбро шагнула к двери.
— Айдате, пошлите.
Иванушка в последний раз окинул ревнивым взором роскошно-безвкусную обстановку неуютных холодных покоев, в которых его дражайшая половина провела пленницей полторы недели в окружении полулюдей и просто нелюдей, непроизвольно нахмурился, стиснул зубы, чувствуя, что еще немного — и он будет способен проломить стену голыми руками, без применения холодного оружия меча, и решительно двинулся к выходу.
Отряд последовал за ним.
Давно позаброшенное северо-западное крыло, теперь еще и изуродованное ремонтом[209], соединяло башню Царица и Проклятую башню.
Вообще-то, человек, которому было больше нечем заняться, мог бы с легкостью пройти весь замок насквозь по периметру по любому из пяти этажей, попадая из башни в одно из крыльев, потом опять в очередную башню и так далее, если бы не одно, но существенное препятствие: в какую бы сторону он ни шел, путь его неизменно закончился бы, упершись в глухую зловещую[210] стену Проклятой башни. Вход (он же выход) в обитель грозного царя существовал только один: со двора, через дверь из вороненой стали, с застекленным окошечком размером с ладонь на высоте глаз, без замка, но с ручкой в форме государственно герба — оскалившегося человеческого черепа и тазовых костей.
Вместо отсутствующего замка так же или еще более эффективно неприкосновенность частной жизни Костея охраняла магия, и проникнуть в башню без приглашения хозяина не могли ни одна живая — и мертвая, если уж на то пошло — душа.
Но они собирались попытаться.
Освещая себе дорогу и прокладывая курс между расшатанными, заляпанными краской козлами, корытами с закаменевшим раствором, бочками, коробами, коробками и ящиками, с кучами строительного мусора и брошенным рабочим инструментом[211], отряд проманеврировал по второму этажу к своей цели — оштукатуренной розовой стене в конце коридора без окон и дверей.
— Пробуй, — сделала приглашающий жест рукой царевна и отступила на шаг в сторону, открывая поле боя супругу.
— И где мы окажемся? — задал он загадочный вопрос.
— Это ты у меня спра… — хотела было так же загадочно ответить Серафима, но вдруг хлопнула себя по лбу и шепотом возопила: — Склеротик!!! У меня же есть стеклышко!!!
— Что-что у тебя есть?.. — опустил уже занесенный меч Иванушка и недоумевающее воззрился на жену.
— Стеклышко! Которое я сперла у Костея! Вместе с тем кольцом-кошкой! Сейчас попробуем его в деле!..
И Серафима лихорадочно зашарила по карманам в поисках деревянной коробочки. На пол полетели несколько наконечников для стрел, моток бечевки, перочинный нож, полсухаря, огрызок карандаша, пилка для ногтей, две непарных пуговицы, оловянная пряжка, долька чеснока, толстый гвоздь, одинокая перчатка и свернутая в несколько раз и измятая и запачканная донельзя бумажка, на которой, не исключено, когда-то что-то было что-то написано.
— Что это? — заинтересовался Иванушка и поднял ее.
— Не помню, — отмахнулась царевна и продолжила прочесывать карманы.
Но недолго.
— Ага!.. Нашла. Сейчас поглядим…
Она раскрыла деревянную коробочку-шкатулку, извлекла из нее маленькое круглое стеклышко и приложила к стене.
— Сейчас-сейчас-сейчас… — рассеянно приговаривала она, перемещаясь по доступному пространству стены направо-налево-вверх-вниз вместе со стеклом. — Хм… Кажется, тут у него к стене придвинут какой-то стеллаж с кучей всего стеклянного на нем, а рядом с ним что-то вроде огромного чана… Только не понятно, пустого, или с чем-то… Темно там, ничего не видать… Но если урон…
— Кто это тебе писал? — донесся из-за спины угрюмый шепот супруга, и воздухе пахнуло вендеттой.
— Что?.. — не поняла она и оборвала речь на полуслове. — Кто что писал?
— Вот это. Кто писал.
— Да не знаю я, кто там что тебе писал!.. — раздраженно фыркнула она и оглянулась. — Ты вообще слушаешь, что я тебе говорю?
— Естественно. Кто тебе это писал?
— ЧТО — ЭТО?
— Записку, — любезно пояснил царевич и тут же, не дожидаясь очередного отречения, стал гневно цитировать: — "Свет моих очей (зачеркнуто) моего ока (зачеркнуто) свет в моем окне (зачеркнуто) в моем окошке (зачеркнуто) добрый день. Извиняюсь за мое (зачеркнуто) свое (зачеркнуто) отсутствие, но сейчас дела чрезвычайной срочности (зачеркнуто) важности приковали мое внимание. Я примчусь (зачеркнуто) прилечу (зачеркнуто) приду (зачеркнуто) появлюсь у Вас сразу, как только моя занятость позволит мне позабыть о ней без ущерба для нашего совместного будущего. Но если Вам что-либо будет срочно нужно, то, не задумываясь (зачеркнуто) обращайтесь ко мне в любой момент — я всегда к вашим услугам. Если же меня не окажется в обеденном зале (зачеркнуто) в месте наших постоянных встреч (зачеркнуто) на месте, то, если Вас не затруднит, пошлите за мной, а сами подождите меня там, где Вам будет удобно". Подписи нет! — закончил он на обвиняющей ноте и горящими даже в темноте от подозрений и ревности очами возмущенно уставился на супругу в ожидании ответа.