Mirash - Трудная профессия: Смерть
— Это хорошо. Тебе что-нибудь нужно?
— Нет, у меня все есть.
— Отлично, тогда поправляйся. — Он встал со стула, намереваясь попрощаться и уйти, но, посмотрев на меня, вдруг спросил:
— Что такое?
— Я… Вы меня уволите?.. — спросила я.
— За что? Ты заболела, бывает.
— Я и так не справляюсь.
— Это точно.
— Тогда почему вы меня не увольняете?
— Очередь на эту работу не выстраивается, а ты все-таки процентов на тридцать лучше, чем ничего. — Вольно процитировал он популярное высказывание. — Ты учишься, стараешься. Поэтому пока не вижу причин тебя увольнять, не волнуйся. Или ты сама хочешь? Нет? Вот и договорились. Все, мне пора идти.
Он направился к двери.
— Виктор Андреевич. — Нерешительно позвала я.
— Что такое?
— Там… на компьютере… Я ведь уже не буду заниматься этой базой данных?
— Да, мы закончим завтра. А что?
— Там просто… — я окончательно сникла и замолчала.
— Ну и что там такого простого?
— Там мой файл лежит в папке с документами. Можно его пока не удалять?
— Что за файл?
— Текстовый. Называется «Мысли»… Он больше никому не нужен, но я хотела бы пока сохранить…
— Хорошо, сохраним твой файл. А что там за мысли у тебя? Почитать можно, или как с твоими лекциями, лучше не смотреть? — Я почувствовала, как вспыхнули щеки, Некруев с интересом наблюдал за моим смущением.
— Так что, мне можно посмотреть, или нет? Если не разрешишь, я не стану.
— Зачем Вам его смотреть? Мне так всего лишь проще было разбираться с информацией.
— Просто интересно, — пожал он плечами. — Можно?
— Да, в принципе, можно…
— То есть все цензурно? — я закусила губу.
— Ну, да… в целом…
Он подавил усмешку, попрощался со мной и ушел.
Через несколько дней меня действительно выписали, наставница увезла меня домой. Я порывалась сразу сбежать на работу, но наставница заставила в этот день еще отлеживаться. Наутро следующего дня я, тем не менее, вырвалась в лабораторию.
— Ой, Ксюша! Выписали, наконец? Как себя чувствуешь? — перепугала меня теплым приемом Набокова.
— Ээээ… нормально… Спасибо… — пробормотала я, выпутывая руку в гипсе из куртки.
— Вот и хорошо. Садись, кофе попей, дел у тебя пока нет. Виктор Андреевич скоро придет, он с тобой поговорить хотел.
О чем? Все же решился уволить? Я допивала кофе, когда он появился.
— Очень хорошо, что ты пришла. Пойдем, побеседуем.
Некруев усадил меня за стол и достал распечатку моего размышлятельного файла.
— Ксения, я тут посмотрел твои наброски и мне они в целом понравились.
— Рада, что повеселила.
— Не язви, я говорю серьезно. Ты по какой теме и у кого пишешь курсовую работу?
— По непонятной теме у Топотовой.
— Много уже сделала?
— Ничего не сделала, она меня не аттестовала и не допустит до защиты, оставит на осень. Да мне и не с чем идти на защиту.
— Даже не начинала, что ли?
— Пыталась литературный обзор писать, но Наталье Андреевне не понравилось. Да я не понимаю в этом ничего…
— Так не удивительно, что бы понимать, надо сначала поработать. Осенью ты как сдавать собираешься?
— Никак. Я ее не смогу написать.
— Надеешься, что опять тройку нарисуют и не отчислят?
— Нет, теперь уже точно отчислят, — вздохнула я. — Вы-то от меня чего хотите? Я и после отчисления здесь могу работать, если Вас это вдруг устроит.
— Я хочу, что бы ты провела исследование, заодно предлагаю поменять тему курсовой и буду этим руководить. Топотова только обрадуется, всем будет хорошо.
— Топотова спляшет от счастья, непонятно на кой это вам сдалось.
— Ксения, ты когда-нибудь за языком следить начнешь?
— Я не материлась.
— Не строй из себя дурочку, я уже знаю, что ты умеешь себя вести интеллигентно, а не только «не материться».
— Хорошо, перефразирую, — у меня зачесался язык. — Ваша коллега тяготится обязанностями моего научного руководителя, так как успела в полной мере осознать бесперспективность этого занятия. Я не понимаю причины, побуждающие вас брать на себя столь неблагодарный и бессмысленный труд. Теперь нормально?
— Замечательно. Вот так со мной и разговаривай. — Невозмутимо отреагировал Некруев. — Аналитика по данным мне все равно нужна, вот я и хочу пристроить тебя к делу, заодно у тебя появится хороший материал, который останется только немного доработать. К сроку мы, разумеется, не успеем, но осенью ты вполне сможешь спокойно защититься. Так что принимайся за работу.
Топотова с облегчением сложила с себя полномочия моего научного руководителя, я была закреплена за Некруевым. В институте на его счет крутили пальцем у виска, но он относился к этому спокойно. Новая работа меня не радовала, заносить информацию в базу данных мне определенно нравилось больше, там я хоть понимала, что делаю. Чего от меня хочет Виктор Андреевич здесь, я упорно не понимала. Он меня критиковал, я злилась и переставала работать, он ругался, я злилась еще больше… Тем не менее, раз за разом я с новым приливом энтузиазма уходила в исследование, и мне начинало казаться, что я действительно могу его завершить.
В конце марта наша группа опять заступила на дежурство, наставница вынудила меня встать в паре с Джуремией. В те сутки умирающие уходили из жизни почти мгновенно. Я торопилась выпить их жизни, чтобы не дать Джуремии возможности помучить их напоследок, а она торопилась, дабы не позволить мне оставить им время на прощание с родными, на последнюю чашку кофе или сигарету, на прощальный взгляд в серое небо.
Мне было тяжело. Мало понять, что смерть необходима, искреннего смирения не было, внутри все болело и кровоточило от окружающих меня людских страданий.
В городе снова нарушился баланс, через неделю после дежурства наставница собрала нас, что бы нацелить на новые жертвы. Моей жертвой оказалась одинокая женщина средних лет, школьная учительница. Я не видела причин торопить события и выпила ее жизнь ровно через две недели. Видимой причиной смерти стала травма головы, которую она получила, поскользнувшись на подоконнике в момент мытья окна. Конечно, она умерла за несколько секунд до этого — у меня не было желания напоследок ее пугать и причинять боль.
Эту жизнь я выпила поздним вечером, а утром следующего дня в институте состоялась защита курсовых работ, которую я пройти не могла, но на которую обязана была явиться. Я сидела в углу аудитории, наблюдая за однокурсниками, бодро и не очень докладывавшими свои результаты. Лучшая работа была у Вересной, она же прекрасно сделала доклад. Остальные работы были слабее, вплоть до едва тянущих на троечку, но кроме меня в этом году других студентов, не допущенных до защиты, не было.
