Медведев. Книга 2. Перемены (СИ) - "Гоблин (MeXXanik)"

Сравнение пришлось водяному по душе. Он покачал головой:

— Жаль, что твой предшественник так не считал. А, может, мы с ним просто не смогли найти общий язык. Хорошо, что ты не глуп. И готов слушать.

— Я стараюсь, — смущенно ответил и, кажется, даже покраснел.

— Ежели стану управлять этим твоим рыбхозяйством, то сети-то хоть рвать можно? — примиряюще уточнил Илья.

— Если только потом спишешь их как лопнувшие, — ответил я. — И обязательно сдашь обрывки как вещественные доказательства.

— А людей которые безобразничали дашь?

— А они тебе зачем? — не понял я.

— Чтобы мусор с берегов и из воды убирали, — невозмутимо ответил Илья.

— А. Дело благое, — согласился я. — Дам.

— Ладно, — протянул водяной, плеснув себе в лицо воду. — Давай. Только чтоб моим подругам тоже нашлось дело. А то они заскучают.

— Устроим, — кивнул я.

Он засмеялся. Громко, с плеском, так, что одна из русалок прыснула в воду и исчезла с весёлым бульком.

— А не забудешь? — лукаво уточнил водяной. — А то я людей к порту пущу, а ты скажешь потом, что всё это глупости, и власти моей нет? И никакой я не начальник воды?

— Если бы я считал твою силу глупостью, — ответил я, — я бы сейчас не стоял в твоих владениях разговаривая с тобой как с другом.

Он усмехнулся. Грубо, но почти тепло.

— Ладно. Уговорил, князь. Но с одним условием. Я начальник рыбнадзора. И делаю так, как считаю нужным. А ты — не вмешиваешься в мои воды. Договор?

— Договор, — быстро ответил я.

Он смотрел долго. Молча. А потом вдруг протянул мокрую, жилистую руку. Я пожал её. Ладонь была холодной. Но рукопожатие вышло крепким.

— Договорились, князь, — сказал он. — Но учти: вода помнит. Если кинешь — не прощу. Ни я, ни река. Честно предупреждаю.

— Принято.

— Точно не хочешь к нам? — лукаво уточнил Илья. — Вода теплая…

Русалки с интересом смотрели на меня, ожидая ответа. Но я покачал головой:

— Вечереет уже. Да и дел еще много.

Мне показалось, что на лицах русалок на долю секунды промелькнуло разочарование.

— Ну на нет и суда нет, — усмехнулся водяной. — Тогда до встречи, князь Медведев. Он словно мигом потерял к нам интерес и прикрыл глаза.

— До встречи, — ответил я и мы быстро вышли из купели.

— Ну что, князь, — хмыкнул воевода, когда дверь за нами захлопнулась. — Вы, кажись, водяного в чиновники назначили.

— Кто-то же должен быть на своём месте, — отозвался я. — А вода всегда возвращается в свое русло. Если ей дать шанс.

Морозов не спорил. Только посмотрел в сторону реки. Там, вдали, у порта, вдруг раздался глухой плеск. Как будто кто-то сильно и уверенно стукнул ладонью по воде.

И мы пошли обратно, быстро и не оборачиваясь. Река глядела нам вслед. Молча. Но уже чуть иначе.

Глава 11

Истории на ночь

Машина стояла там же, где её оставили: тёмная, с пыльными боковинами, и с чуть размытым отражением опушки в боковых зеркалах. Я на миг задержался у капота, провёл ладонью по крыше, словно проверяя, всё ли на месте, а потом, не мешкая, обогнул машину и быстро сменил обувь. Шнурки на ботинках завязал машинально, сапоги с влажной подкладкой сунул в багажник и захлопнул его с глухим, коротким звуком.

Потом открыл переднюю пассажирскую дверь, устроился на сиденье, притянул ремень, но не пристегнулся сразу. Несколько секунд просто не двигался, прислушиваясь к себе.

Казалось, что я насквозь промок, хотя одежда оставалась сухой. По крайней мере, внешне. Но кожа под воротом рубашки была холодной, волосы влажные, словно я недавно попал под морось.

Морозов подошёл позже. Заметив, что я сижу в салоне, напряжённо усмехнулся, обошёл авто и устроился за рулём. Захлопнул за собой дверь. Молча повернул ключ в замке зажигания. Двигатель завёлся не сразу, с короткой паузой. Потом заурчал ровно, и в кабине стало чуть теплее. Морозов убрал руку с ключа, не отрывая взгляда от лобового стекла, и негромко уточнил:

— Не сегодня всё? Едем домой, Николай Арсентьевич?

Я не сразу ответил. Смотрел в окно, где уже серели тени, а опушка начинала растворяться в наступающем вечере. Мир вокруг будто замер. Всё что было днём теперь отошло на второй план. Осталась только дорога домой.

Я кивнул, и машина выехала на лесную дорогу.

Мне показалось, что Морозов слишком уж внимательно следит за дорогой. То и дело он смотрел в зеркала заднего вида. Вглядывался в отражение чуть дольше, чем требовалось. Будто ждал, что за нами появится нечто… иное.

Это не сразу бросилось в глаза. Но стоило мне уловить этот едва заметный прищур, как тревога передалась и мне. Я поймал себя на том, что сам начинаю бросать короткие взгляды назад, будто там, в клубящемся тумане, за нами гонится кто-то опасный.

Морозов молчал. И лишь спустя пару километров, когда машина чуть замедлилась на повороте, он заговорил. Тихо, будто продолжая начатую ранее беседу:

— Водяные коварны.

Он не посмотрел на меня. Просто сказал это в пространство, словно делился не с собеседником, а говорил для себя.

— Многие из тех, кто знает о нечисти, недооценивают этих сущностей. Думают: сидят себе в своих речушках да канавках, что им с нас, с людей. Мол, пока ты в городском доме, с ними пересечений быть не может.

Я чуть повернул голову не перебивая. В голосе Владимира не было ни назидания, ни страха. Только сухая констатация. Как у врача, сообщающего диагноз, который нельзя опровергнуть.

— А это не так? — уточнил я, не повышая голоса.

Морозов кивнул — коротко, почти незаметно.

— Есть водянники, — сказал он, — которые подчиняются нашему Илье. Их немного, и они не враждебны. Вернее, до поры. Следят за ряской, разводят мальков, пугают пьяных рыбаков, если те забыли покон. Напоминают, как надо себя вести на берегу. И даже им, тем, что считаются «ручными», лучше не перечить.

Он помолчал, перевёл взгляд обратно на дорогу, и только после небольшой паузы добавил:

— Даже самый слабый из них способен утопить человека в стакане воды.

Я не стал переспрашивать. Не потому, что поверил сразу, без сомнений. Просто знал: Морозов преувеличивать не станет.

В зеркало я больше не смотрел. Нет, бояться я не перестал, а понял — если за нами кто-то идёт, то оглядываться уже поздно.

— Значит, Илья… он вроде нашего Митрича, только по воде? — спросил я, продолжая растирать плечи. Озябшие мышцы не спешили оттаивать, и будто внутренний холод застрял где-то под кожей.

Морозов не сразу ответил. Чуть сброчил скорость, словно дал себе время подобрать слова. Потом кивнул.

— Он сильный. Не как прочая плавающая мелочь. Может уходить далеко от воды. И на суше выглядит так, что не каждый поймёт, кто перед ним. Он гулять любит. Особенно в дождливые недели. Тогда с ним и вовсе беда. Как будто сам себе не хозяин становится.

Он замолчал, прищурился, что-то вспомнил. Затем, чуть скосив взгляд на дорогу, усмехнулся:

— Как-то раз, пару лет назад, он угнал трактор. Нашёл его у деревенского клуба, завёл, и покатил вдоль реки. День катался. Потом ещё один. К третьему начали понимать, что техника не сама по себе исчезла.

Я обернулся к нему внимательнее.

— И что, догнали?

— Насилу нашли. Еле уговорили вернуть — трактор стоял посреди реки на островке. С машиной он, вроде, поладил. Во всяком случае, трактор он не разбил, не утопил. Хотя мог бы. Хуже было с пострадавшими.

Я нахмурился.

— Пострадавшими? — насторожился я.

— Ну да, — усмехнулся Морозов. Но без удовольствия. — Пока колесил, приглядел закусочную. Там рыбаки отдыхали. Поели, выпили, сидят себе, анекдоты травят. И тут он заходит. Без предупреждения, без прелюдий. И говорит:

Морозов изобразил глухой, сиплый голос:

— «Мне нужна ваша одежда». Сказал и стоит, ждёт.

— Сильно, — хмыкнул я.

— Не то слово, — отозвался он. — Ну, мужики сначала хихикнули. Кто-то пошутил, мол на кой-она тебе, дядя? Кто-то вежливо объяснил, что одежда своя, не казённая. А Илья не из тех, кто любит, когда с ним спорят. Он и начал.