Фрэнк Перетти - Тьма века сего
Молчание затянулось. Но они не решались заговорить о пережитых событиях из боязни, что после расспросов и рассуждений происшедшее окажется всего-навсего следствием того, что оба съели на ночь слишком много копченой колбасы и острого перца. Однако шишка на лбу Ханка заметно увеличивалась, и ему пришлось подробно рассказать все, как было. Мэри верила каждому его слову, вспоминая разбудившие ее дикие вопли. Поделившись друг с другом неприятными впечатлениями, оба пришли к выводу, что случившееся этой бурной ночью было все же реальностью, а не кошмарным сном.
– Бесы, – заключил Ханк. Мэри согласно кивнула.
– Но почему? – не унимался Ханк. – Для чего это все?
У Мэри сразу не нашлось ответа. Она ждала, что скажет муж. Наконец, он произнес:
– Это был мой первый экзамен по рукопашному бою. Я был совершенно не готов – и провалился.
Мэри подала ему пузырь, он дернулся от боли, прикладывая его ко лбу.
– Почему ты так решил?
– Не знаю. Я сам виноват, они обвели меня вокруг пальца. Я позволил им втянуть себя в это безобразие. Боже, милостивый! Помоги мне быть начеку в следующий раз! Дай мне мудрости, научи чувствовать их приближение и предвидеть их действия.
Мэри пожала ему руку:
– Может быть, я ошибаюсь, но разве Господь этого уже не сделал? Я имею в виду, как бы ты мог узнать, как противостоять прямой сатанинской атаке, если бы ты… просто не испытал ее?
Именно это необходимо было услышать Ханку.
– О! Выходит, я уже ветеран!
– Я считаю, что ты справился. Они исчезли, ведь так? А ты остался. Если бы ты слышал эти ужасные крики!
– Ты уверена, что это кричал не я?
– Абсолютно уверена.
Затем последовала долгая напряженная пауза.
– Что же теперь будет? – спросила наконец Мэри.
– Давай молиться, – ответил Ханк. Для него это было естественным выходом из любого положения.
И они молились, сидя за маленьким кухонным столиком. Взяв друг друга за руки, они держали совет с Господом, благодарили Его за ночное переживание, за то, что он оградил их от настоящей опасности, дав им почувствовать, что представляет из себя враг. Они провели так около часа, и постепенно их мысли перенеслись с личных проблем на общечеловеческие. Ханк и Мэри молились за свою церковь, за прихожан, за город, за свой народ, за весь мир. Это дало им чудесное ощущение связи с Божьим престолом, уверенность в союзе с Господом и в своей сопричастности к серьезному делу. Ханк твердо решил продолжать сражение с дьяволом, пока не заставит его обратиться в бегство, и был уверен, что Бог хочет того же.
* * *Теплое молоко и присутствие Кэт успокаивающе подействовали на взвинченные нервы Маршалла. С каждым глотком молока и с каждой минутой покоя к нему возвращалось сознание того, что мир не перевернулся, и он сам будет жить дальше, и утром, как обычно, взойдет солнце. Маршалл недоумевал, отчего еще недавно все выглядело столь ужасно.
– Ну как, теперь лучше? – спросила Кэт, намазывая масло на теплый поджаренный хлеб.
– Вроде бы да! – ответил Маршалл, отметив про себя, что сердце стучит так же размеренно, как и всегда. – Не понимаю, что на меня нашло.
Кэт поставила перед ним тарелку.
Маршалл взял хлеб и спросил:
– Значит, у Тэрри ее нет?
Кэт утвердительно кивнула головой.
– Ты уверен, что хочешь поговорить о Санди? Маршалл был готов к беседе.
– Да, нам нужно переговорить о многом.
– Не знаю, с чего начать…
– Ты думаешь, что я виноват?
– Ох, Маршалл…
– Пожалуйста, говори честно, я целый день получал удары в спину. Я тебя слушаю.
Глаза их встретились, и Кэт долго смотрела на Маршалла серьезным и полным любви взглядом.
– Вовсе нет, – наконец сказала она.
– Уверен, что виноват во всем я.
– Я думаю, мы все виноваты, Санди тоже. Не забывай, что она многое решает сама.
– Конечно, но, может быть, это произошло оттого, что мы не предложили ей взамен чего-нибудь лучшего.
– Как ты считаешь, не поговорить ли с пастором Янгом?
– Вот уж подходящий тип.
– Что?
Хоган безнадежно покачал головой.
– Может быть… может быть, этот Янг слишком либерален. Ты знаешь, он так много говорит об общечеловеческой семье, о самопознании, о спасении китов…
Кэт была удивлена.
– А я думала, что он тебе нравится.
– Да… пожалуй. Но не всегда. Вообще-то, когда я бываю на службе у Янга, у меня не возникает ощущения, что я нахожусь в церкви. Скорее это напоминает заседание парламента или одну из тех странных лекций, которые слушает Санди.
Он посмотрел жене в глаза; они были серьезны. Кэт была вся внимание.
– Кэт, у тебя никогда не возникала мысль, что Бог должен быть, как бы это сказать… значительнее? Тот Бог, которому мы поклоняемся в нашей церкви… для меня Он нереален. А если Он на самом деле таков, значит, Он еще беспомощнее, чем мы сами. Неужели можно надеяться, что Санди поверит той чепухе, которой я и сам не верю?
– Я не знала, что тебя мучают подобные мысли, Маршалл.
– Я только что об этом подумал. То, что случилось сегодня ночью… Я должен все основательно переосмыслить. За последнее время многое произошло.
– Что ты имеешь в виду? Что произошло?
«Нет, я не могу ей сейчас сказать», – подумал Маршалл. Ну как ей передать странный, завораживающий взгляд Бруммеля и разговор с ним, ощущение встречи с призраком, которое осталось у него от стычки с профессором Лангстрат, а ужас, который он испытал сегодня ночью? Это было необъяснимо. В довершение ко всему, Санди исчезла. Он был потрясен своей полной неспособностью ответить ударом во всех этих ситуациях. Как будто кто-то управлял им. Но как объяснить все это Кэт?
– Ну, это длинная история, – отмахнулся он наконец. – Единственное, в чем я уверен: наша жизнь, наша религия, словом, все, абсолютно все, не в порядке. Что-то должно измениться.
– Может, ты хочешь поговорить с пастором Янгом?
– Да ведь он полное ничтожество! В это мгновение, несмотря на то, что был час ночи, зазвонил телефон.
– Санди!
– воскликнула Кэт.
– Слушаю?!
– Маршалл поспешно рванул трубку.
– Привет! – раздался женский голос. – Ты не спишь?
Маршалл был разочарован. Это была Бернис.
– Здравствуй, Берни, – сказал он и посмотрел на лицо которой мгновенно омрачилось. Не клади трубку! Прости, что я звоню так поздно, но у меня была одна встреча, и я только что вернулась домой. Мне так хотелось проявить пленку… Ты сердишься?
– Сердиться я буду завтра утром, а сейчас я слишком устал. Ну и что у тебя вышло?
– Так вот. Я знаю, что на фестивале я отсняла двенадцать кадров, в том числе с Бруммелем, Янгом и тремя неизвестными. Сегодня дома я отщелкала оставшиеся двенадцать – снимала кота, соседку на фоне торгового центра, вечерние новости и так далее. Сегодняшние снимки получились…
