Дарт Лонгботтом (СИ) - "Добрый Волдеморт"

Палпатин видел, что француз играет с ним как кошка с мышкой, и даже якобы вынужденное пробуждение Невилла было заранее просчитано Прутом. Более того, Шив почувствовал малозаметные чары на палочке. Хитрое заклинание взорвало бы её, стоило ему лишь попытаться бросить в сторону француза что-нибудь атакующее.

— Месье Лонгботтом, надеюсь, у вас хватит способности запомнить всё с первого раза? — с насмешкой спросил француз, поигрывая палочкой. — Мне нужно дословное повторение написанного!

— Тогда дайте мне время, чтобы всё выучить, тем более здесь по-французски написано, — недовольно буркнул Палпатин. — Подождите минутку, пожалуйста.

Француз презрительно хмыкнул, посмотрел на Невилла и с усмешкой произнёс:

— Comme c’est triste! Как печально! Теперь я и сам вижу, что магическое образование в Англии давно показывает дно. Если бы не махинации Альбуса, юная мисс Делакур, несомненно, победила бы в Турнире Трёх Волшебников. К примеру, у нас в Шармбатоне методики развития памяти дети изучают с самого первого курса. А старшекурсник уже способен запомнить любую толстую книгу с одного прочтения. Видимо, молодой человек, ваш papá тратил много времени на квиддич и слишком мало времени уделял учёбе!

Палпатин заметил отчаяние в глазах Лонгботтома-младшего и постарался скрыть довольное выражение лица.

«Похоже, Невилл уже достаточно созрел, чтобы в решающий момент не растеряться. Значит, пора переходить к следующему этапу…» План по воспитанию наследника окончательно сформировался в его голове ещё, когда они с Прутом шли к дому магистра гербологии.

Он легко поймал самоуверенный взгляд француза, и в голове у архимага Прута зазвучал спокойный голос Палпатина:

— А теперь, лягушатник, мы с тобой устроим небольшую показательную дуэль для моего сына. Невиллу давно пора повзрослеть. Вот только сначала я заберу из твоей головы все родовые секреты. Любопытно же будет посмотреть, что такого скопилось за века в ваших хранилищах. О, как интересно. Значит, это Дамблдор надоумил тебя решиться на моё убийство? Что ж, придёт и его время платить по счетам.

— Но как? У меня же щиты⁈

Прут забился внутри своего разума, как рыба, попавшаяся на крючок, но в реальный мир не прорвалось ни звука. Тело не слушалось, а источник, казалось, исчез. Да и в целом магии больше нигде не было. Глухая пустота и страшное ощущение, будто воспоминания исчезают одно за другим.

— Как ты влез в мою голову, прокля́тая тварь? Как? Как⁈

Истеричные вопли француза срывались на хриплый визг, слышимый только им двоим. Со стороны Палпатин напоминал взъерошенного дворового пса, который стоит перед могучим львом. И только сейчас французский архимаг осознал, что в этой схватке именно он — добыча.

— Пока ты упивался собственным могуществом, лягушатник, одно крошечное растение незаметно проникло в твоё тело. Все мы люди и дышим, а споры так малы, так неприметны, — передал мысленно Палпатин. Его слова, словно ледяной сквозняк, пронеслись в воспалённом сознании Прута. Но ещё более холодная мысль, пришедшая следом, окончательно превратила разум француза в ледяную пустыню, уничтожив последнюю надежду:

— И теперь ты для меня, Кастор, как перчатка для руки. Знаешь, а ведь твои предки, римляне, прилагали неимоверные усилия, чтобы истребить рода таких магов, как я. И вам это даже почти удалось. В наше время уже никто и не помнит, на что были способны истинные друиды…

Безумный ужас, охвативший всё существо француза, выдавали только его глаза. Архимаг Прут оказался заперт в своей голове и чувствовал, как быстро превращается в ничто. Через минуту картинка, всё ещё идущая от глазных нервов, начала расплываться в сгущающейся тьме. Тело двигалось само, что-то говорило, махало палочкой, даже колдовало… Впервые в своей долгой жизни Кастор Прут понял, что такое обречённость, и закричал.

Невилл чувствовал, что француз, который захватил их с учителем, не собирается никого отпускать, а все слова мага — ложь. Невилл встретил взволнованный взгляд отца, моргнул и пошевелился, показывая, что жив и просто связан. Мелькнувшие в глазах отца страх и облегчение заставили сердце юноши болезненно сжаться.

Услышав, сколько француз требует от папы за его освобождение, Невилл осознал — живым отсюда не выйдет никто: ни он, ни отец, ни учитель. Этот страшный волшебник убьёт их всех, это лишь вопрос времени. Он был удивлён и горд, когда его отец, повторно прочитав текст на пергаменте, покачал головой и, твёрдо глядя на страшного мага, произнёс:

— Я не стану вам клясться, месье Прут. Это смертный приговор для нашего рода.

— Мёрд! Тогда я убью тебя, а нужную клятву мне даст щенок! — грубо прорычал француз и безо всякой паузы наколдовал режущее заклинание, целя в горло папы.

Невилл оцепенел от страха, но, к счастью, отец успел поставить косой щит, и опасное заклинание отрикошетило в сторону. Причём совершенно случайно это произошло крайне удачно для Невилла, потому что он почувствовал, как ослабли верёвки, связывавшие тело. Стараясь не делать лишних движений, Невилл огляделся по сторонам и заметил под диваном свою палочку.

Между тем отец с трудом парировал мощные заклинания Прута, даже не пытаясь контратаковать. Было видно, что папа держится из последних сил. Невилл, воспользовавшись тем, что француз стоит к нему спиной, осторожно протянул руку к палочке и мысленно позвал. Секунду спустя в его ладони оказалась гладкая деревянная рукоять.

Невилл посмотрел на сражающихся и увидел страшное: у его отца выбили палочку. Следующее заклинание отшвырнуло папу на пару метров, расплавив на груди защитный родовой медальон. Отец без сил упал у самой стены, и Невилл понял, что тот окончательно проиграл.

— Как и тысячу лет назад, победа вновь за Францией! Ты слаб, Лонгботтом, и сейчас умрёшь! — услышал он торжествующий голос Прута. Тот поднял палочку, явно наслаждаясь своим превосходством.

В этот миг Невилл внезапно осознал, что у него есть лишь один-единственный шанс остановить врага. Если он попробует обезоружить француза, а тот успеет отразить удар, то второй попытки уже не будет.

«Неделю назад умерла мама. Сейчас убьют отца, а потом и меня. Бабушка узнает о нашей смерти и тоже не захочет жить. Просто не станет никого… Лонгботтомы исчезнут, как и сотни других слабых родов. Что за безумие здесь творится? Почему нельзя просто жить как обычные люди? Почему всё это случилось с нами? Я не хочу умирать, папочка! Папа!» — эти мысли галопом пронеслись в голове Невилла.

Он видел, что на залитом кровью лице отца, несмотря на приближающуюся смерть, не было ни капли страха. Лонгботтом-старший не собирался признавать своё поражение. И когда папа посмотрел на него и одними губами прошептал: «Беги, сынок, я постараюсь его отвлечь…» — в душе Невилла вспыхнули такие ярость и боль, что он недрогнувшей рукой направил палочку в спину Прута и срывающимся от бешенства голосом произнёс:

— Авада Кедавра! Сдохни, сволочь!

Француз упал ничком к ногам отца, а Невилл застыл от ужаса.

«Я убил человека. Я убил… я…» — запульсировало болью в висках.

— Найди мою палочку, сынок, — раздался смертельно уставший и такой родной голос, что Невилла внезапно отпустило.

«Сопли жевать потом буду, а сейчас нужно помочь отцу, — ожесточённо подумал он, поднимаясь на ноги. — Да и зачем вообще жалеть такого врага? Разве француз пощадил бы нас?»

Эта неожиданная и кристально чёткая мысль чуть не заставила Невилла споткнуться. В какой-то момент он понял, что сделал единственно возможный выбор. Применение непростительного заклинания в спину было оправдано в этой ситуации, как бы ужасно это ни выглядело со стороны.

«Что я мог сделать такому волшебнику, как Прут? Ни отец, ни учитель не смогли с ним справиться, — сглотнул вязкую слюну Невилл, шаря взглядом по комнате в поисках палочки отца. — Мне невероятно повезло, что от Авады нет спасения. Это Гарри Поттер у нас один такой уникальный».

Он истерически хихикнул про себя и наконец заметил, куда отлетела палочка отца: