Андрей Валентинов - Рубеж
Слушала Ярина и чуяла, как ужас к сердцу подступает. С Богом говорить хочешь, Несущий Свет? И ведь поговорил бы, если б не батькин запрет!
Байстрюк из Гонтова Яра, младень-недоросль…
Страшно! Ой страшно!
— Говорить со мной хочешь? — нахмурился Мыкола. — То поговорим, хлопче!
Рискнули — позвали Хведира. Тихо было в таборе осадном, покойно. А об остальной химерии пани Сало, едва про наместника Серебряного Венца услыхала, как тот под стенами войной встал, побеспокоиться обещала.
Да только все одно не сдюжить, ежели с четырех сторон полезут!
Горели свечи, и факелы горели. Это уж Ярина озаботилась. Почему-то страшно стало от тьмы кромешной. Как в детстве, когда Черной Руки боялась.
А сейчас… Ох, лучше и не думать!
За стол сели. Случайно ли, не случайно, но оказался байстрюк чортов в самом почете — в конце парадном, где хозяину место. Мыкола — и тот ниже сел.
Да в месте ли сила?
Расселись молча. Братья люльки достали, закрутили дым тютюнный кольцами. Хведир — и тот носогрейкой пыхтел.
Подивилась Ярина. Ай да бурсак! Да и то верно, что за беседа без люльки?
Дымили, молчали.
Ждали.
Наконец ударил Мыкола люлькой о каблук, положил на тканую скатерть.
— Так вот, пани да панове. Покурили, теперь и речи вести самое время. Ну, говори, пан Денница!
Встал байстрюк, глазами желтыми блеснул. И вновь похолодела Ярина. Его глаза, его!
ЕГО!
Встал, дернул ручонкой четырехпалой — словно бы дым отогнать хотел.
— Пленочки лопнули. Понимаете? Лопнули! Они не сами лопнули, их бабочки порвали. Бабочки плохие, они хотят, чтобы наша Капля высохла. Совсем! Это все придумала розовая бабочка, она хочет быть главной. Самой-самой главной!
Странное дело — и не ухмыльнулся никто, детские слова слушая. Вроде бы и смешно — пленочки, бабочки какие-то, и еще капля ко всему.
А ведь не смешно!
— Братик сказал, что это Аспид прилетел. Аспид — неправильное слово. Это не Аспид. Это дырочка в пленочках, и через дырочку Капля вытекает. За пленочками очень пусто, капля не может удержаться, ее тянет. За пленочки тянет! Я… Я еще всех слов не знаю…
— Понятно, хлопче, — вздохнул Хведир. — То именуется «тыск», иначе же — «давление». Ибо написал великий Аристотель Стагирит, что естество пустоты не приемлет…
— Так чего ж это будет? — не вытерпел Петро. — Или пропадем? Поразилась Ярина. Диво дивное! Молчун заговорил! Так ведь заговоришь!
— Мой батька знает, — твердо проговорил байстрюк. — Он очень умный. Он сможет помочь. Он мне сказал, что я должен прийти сюда. Он сказал, чтобы вы не трогали доброго дядьку. Он сказал, чтобы Ирина Логиновна Загаржецка позвала своего батьку. Он сказал, что батька Ирины Логиновны Загаржецкой должен прийти и привести с собой Заклятого.
— Кого? — не утерпел Мыкола. — Да поясни, хлопче!
— Я… Я не могу! — Денница огорченно вздохнул. — Я еще маленький. Я знаю, что батька говорит правильно. Если он придет, я всех спасу! Я спасу!
И вновь не усмехнулся никто. Ярина же вновь удивилась. Батька-то — ладно! А вот что за дядька такой у байстрюка чортова объявился? А как поняла…
«Вызволи, Ярина Логиновна! Вызволи-и-и!» Сжал кулак Мыкола, по скатерти тканой ударил.
— То… То ты ведаешь, пан Денница, где ныне пан Логин, сотник наш, , обретается? И ты позвать его можешь?
— Знаю, дядька Мыкола Лукьянович. Но я его позвать не могу. Его может позвать Ирина Логиновна Загаржецка. Она его позовет и укажет Окошко. Тогда он сможет приехать и привести Заклятого. Только это все надо сделать сейчас. Прямо сейчас!
Договорил, ручонкой шестипалой взмахнул.
Сел.
Никто не откликнулся. Молчали, не переглядывались даже. Петро вновь принялся люльку набивать. Кисет достал, повертел в крепких пальцах. Бросил.
— И кто скажет чего? — наконец проговорил Мыкола. — Или ты, чумак? Твой брат, тебе и отвечать.
— Я… Не знаю я…
Вскочил Гринь, обернулся растерянно.
— Он еще маленький. Маленький…
— Мальчик знает, что говорит.
Холодно прозвучали слова ведьмы Сало. И снова — не отозвался никто. Ярина на Хведира взглянула — молчал пан бурсак, окуляры в пальцах крутил.
— Та-а-ак, — протянул Мыкола. — Ну, тогда я решать буду…
— Погоди! Я… Поговорить надо!
Вскочила Ярина, к Енохе-старшему подбежала.
— Отойдем…
А как отошли — недалеко, к окошкам темным, — и слов не нашлось. Про что поведать? Про сны свои? Про Птицу Черную?
— Это… Колдовство это, — с трудом выговорила она. — Он… Денница… Он хороший, но ведь батька его… бес!
— Бес? — хмыкнул лихой черкас. — Да хочь пес, абы яйца нес! Домой дернемся — в церкву пойдем, к панотцу Никодиму. Отмолим грех! Не о том думать ныне следует.
Поняла панна сотникова — не убедит. Да и как убедить ей, если сама не знает. Прав Денница — нет еще будущего. Есть маленький хлопчик, что мир Божий спасти обещает.
Ну, будь что будет!
Подошел к столу Петро, кулаками о скатерку оперся.
— Много ты чего наговорил, пан Денница. А потому вот чего сделаем. Ты сперва пана сотника нашего верни, а там и увидим. Понял ли? А панна Загаржецка тебе в том поможет. Верно ли решил, пани-панове?
Оглянулась Ярина, словно помощи от кого ожидая. Оглянулась, взглядом за икону зацепилась. Спас! Тот, что Мыкола под рубахой через Рубежи пронес!
Замерла Ярина, на темный Лик глядя.
Наставь, Господи, рабу Твою!
Подскажи!
Хмурился Спас. Молчал.
И снова горели звезды над головой, и небо было рядом, и его рука…
За руку и привела — все норовил бесов байстрюк вырваться, вперед побежать, ступеней не считая. А ступеней много оказалось. Не сотня, не две даже.
Высокой была башня-донжон. В самый небосвод упиралась.
Зачем шли — не спрашивала.
Шли — и шли.
— Красиво как! Правда, Ирина Логиновна Загаржецка?
— Зачем так? По имени зови — Ириной, — вздохнула панна сотникова. — Красиво, Денница! А где твоя звездочка?
— Вот! — маленький пальчик ткнулся в небо. — Только не звездочка это, Ирина. Она не горячая. Она не светит. Это свет от солнышка. Хочешь, мы потом туда слетаем?
Поглядела она, куда байстрюк указал. Поглядела — увидела.
Белым огнем горела звезда.
Денница!
Улыбнулась Ярина, хотела мальчугана по голове погладить.
Не решилась.
— А как ты думаешь батьку моего позвать? Ведь не услышит.
— Услышит! — улыбнулся хлопчик. — Нам здесь звездочки помогут. Ты только глаза закрой. И не открывай, а то звездочки очень горячие! Послушалась. Закрыла. Шестипалая рука коснулась ее пальцев…
И словно сгинуло все. Почудилось — снова сон видит. На ней платье серебряное, в волосах — обруч, тоже из серебра…
