Сергей Раткевич - Наше дело правое
Песенка горчила на губах дымом войны:
Водородным солнцем выжжена трава,
Кенгуру мутируют в собак
Вновь аборигены обрели права:
Над Канберрой вьется красный флаг.
Ерофеев не отрывался от управления турелями, время от времени отвешивая короткие плети разрядов, — лазер в основном использовался против ракет, но порой получалось и прожечь броню. Артем улыбнулся — ничего, из парня выйдет толк… Вот только бы вернуться. Короткие сводки на командирском дисплее оптимизма не внушали. Ракеты не тронули «Су-55» Могильникова, но вторую юго-западную группировку проредили изрядно — в строю осталось в лучшем случае пятьдесят машин. Разменялись довольно-таки неплохо — где-то от полутора до двух машин неприятеля на одного нашего. Но все равно мало… Потери первой юго-западной были еще страшнее — они лишились половины кораблей.
Рядом промелькнуло звено «эсэсовцев» — Могильников еще заметил вспышки твердотельных пушек, но заряды прошли мимо. Снова… Снова…
Перекрестье прицела прилипло к темному силуэту «эсэсовца».
— Попался! — удовлетворенно выдохнул Артем.
Корабль, в который прицелился Могильников, неожиданно начал разваливаться. Рядом промелькнул «МиГ-70», красиво махнув короткими атмосферными псевдокрыльями, и ринулся вниз на перехват нижнего эшелона «эсэсовцев».
— Молодца! — одобрительно заметил Артем, продолжая мурлыкать песню.
На восток уходит краснозвездный «МиГ»,
В Лувре разгорается пожар.
Эйфелевой башни проржавевший пик
С корнем вырвал ядерный удар.
Перевел маркер на следующего врага, но Аксенов резко дернул истребитель, выводя машину из-под обстрела двух американских истребителей.
Наступила небольшая передышка — они вырвались из центра боя на периферию.
Вдруг Алексей напряженно прошептал:
— Они что, не видят?
— Кто? — спросил Могильников, не отрываясь от тактического дисплея.
— В штабе! Это же классический «кессельшлахт». Три эшелона движутся параллельными курсами, широко нас охватывая. Потом просто раздавят нас ракетным огнем… И все…
— Что есть кессельшлахт? — поинтересовался Аксенов, отмечая маркерами приоритетные цели для оставшихся пяти ракет.
— Дословно «котельная битва», операция на окружение, — ответил вместо Алексея Могильников. — Одно из тактических преимуществ фашистской Германии во Второй мировой. Что-то ты разленился, Боря. Вернемся, я лично Юлию Гаю скажу, что ты все на фиг позабыл!
— Не надо! — в притворном ужасе прикрыл голову руками Аксенов. — Давай лучше решим, что делать дальше.
Истребитель завис над битвой. Темные точки мельтешили на фоне бело-зеленой плоскости Земли. Все казалось каким-то ненастоящим, игрушечным. Отсюда было хорошо видно, что, несмотря на неразбериху в центральной части битвы, крылья «эсэсовцев» уверенно охватывают русских.
— Ты был прав, Алеша, — задумчиво заметил Могильников, коснулся клавиши связи. — Центр, центр, вызывает «тридцать пятый». Полковник Волков, это Могильников, тут нас, кажется, пытаются окружить. Как слышите? Вторая юго-восточная группировка вот-вот попадет в окружение. Полковник…
Неожиданно четко прозвучал голос Волкова:
— Артем, не мельтеши. Я все знаю — к нам идет резерв из Центральной группировки войск. И скоро подтянется первая юго-восточная — они разобрались со своим участком. Просто постарайтесь продержаться еще полчаса.
— Так точно! — хмуро ответил Могильников и прервал сеанс связи. — Полчаса, как же! У них тут чуть ли не пятикратное превосходство против нашего первоначального состава.
Требовательно запищал командирский дисплей. Артем склонился над ним и сразу же выругался:
— Сволочи! Не смогли прорваться… Ребята, они все же это сделали — нанесли ядерный удар по военным объектам Дальнего Востока и по Камчатскому космодрому. Теперь Евросоюз с нами! Аксенов, возвращаемся на линию огня — теперь нам бы только продержаться до подхода Центральной группировки.
— Сколько наших осталось? — поинтересовался Ерофеев.
Могильников глянул на дисплей:
— Двенадцать машин.
— Это самоубийство, — пожал плечами Аксенов.
— Это долг!
— Да я и не спорю, командир… Просто… А, ладно, двейчи не вмыраты!
Могильников подождал еще с десяток секунд, но больше никто не проронил ни слова.
— Ну что, двинули? Ерофеев, на управление, Аксенов, на ракеты.
Алексей нервно сглотнул, но все же положил пальцы на пульт управления двигателем.
— Боря, ты как?
Аксенов мотнул головой и с силой ударил по подлокотнику кулаком:
— Поехали, командир!
Могильников прошептал:
— Всё вы понимаете, ребята… — Ему хотелось посмотреть в глаза каждому, чтобы увидеть… Решимость? Уверенность? Бесстрашие? То, чего сейчас так не хватало ему самому. — Не буду ничего говорить. Лучше споем, а?
— Принимается, — мертвенно-спокойно отозвался Ерофеев.
— И настрой передатчик на волну «эсэсовцев».
— Командир, уверен? — переспросил Аксенов. — Они же нас засекут.
— Пусть знают, кто их бить будет. Ключ на старт! Запевай! Огонь!!!
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой.
Молодой человек неподвижно сидел в глубоком кресле, пытливо рассматривая темный экран визора. Светлые волосы безвольно сбились, прикрывая один глаз, но парень даже не попробовал их убрать. Руки замерли на подлокотниках кресла — только пальцы жили как будто отдельно от остального тела, пробегая по теплой коже кресла, словно по кнопкам невидимого пульта. Да еще улыбка время от времени появлялась на губах, чтобы мгновением позже растаять призраком прошлого.
За креслом тихо остановились двое. Несколько минут разглядывали парня.
— Это он?
— Да, Петер.
— Мы должны быть очень благодарны ему, — в словах улавливался легкий акцент.
— Не только мы, Петер. Весь мир…
— Ты знаешь, что кроме Героя России он удостоен еще Героя Земли? ООН позавчера учредило награду — этот парень будет первым, кто получит ее.
— Только что ему от этого? — В голосе врача промелькнула грусть.
— Михаил, спасибо, что… показал… нет, познакомил нас.
— Мелочь, Петер. Он все равно тебя не видит. Как твоя работа?
— Закончена подготовка документов обвинения — практически вся политическая и военная верхушка ССА получит высшую меру. Как государственное образование ССА будет ликвидировано. После Московского процесса начнется формирование национальных правительств… Мы больше не допустим такого.