Сергей Раткевич - Наше дело правое
Защищало?
Где-то там, намного выше облаков, орбитальные платформы вели отчаянный бой с боевыми спутниками Соединенных Стран.
Кто ж этого ожидал? Все шло тихо-мирно, легко-безмятежно. Разве что экономические квоты последние два года очень напоминали партизанскую войну. Вы нам ограничения на трубы большого диаметра, мы вам — на спутниковую аппаратуру. Вы нам — на мясо и сахар, а мы вам — на лес и редкоземельные металлы. Вы нам на транспортные средства, а мы оптической электроникой вас приложим. Да еще пропали все фильмы и программы Соединенных Стран в эфире, но это мелочи. Кто с такого войну начнет?
— Си вис пасем, — буркнул капитан Могильников себе под нос. Взгляд бродил по неровной карте бетонной плиты под ногами — вот речка, вот впадинка, вот холмик странный, не то капонир, не то замаскированная шахта. Прям как взгляд с орбиты. На небо Могильникову смотреть совсем не хотелось. Все там будем, причем скоро…
Но Аксенов, как ни странно, его услышал:
— Пара беллум, командир.
— Вот уж не ожидал, что латынь знаешь… — удивился Артем Могильников. Провел рукой по щеке — щетина уколола ладонь. Не успел привести себя в божий вид — сорвали прямо из постели. Хорошо хоть в последние дни, после событий в Москве, они ожидали чего-то подобного и не покидали базу.
— Тебе в училище не достался Юлий Гай — он нас так вымуштровал по древней истории, что я во сне могу все триумвираты перечислить поименно, податно и покончинно.
— Полковник Юлиан Гайчевский?
— Он, — ухмыльнулся Аксенов. — Он нам сразу заявил… Мол, не будете знать латынь, не поймете римлян. Не поймете римлян — не выучите, как надо, историю. Не выучите историю — экзамен мне не сдадите и отправитесь в пехоту нужники чистить, пока ваши товарищи будут орбиты наматывать вокруг Земли-матушки.
— Веский довод, — хмыкнул Могильников.
— Юлий такой. Говорят, во время Панамского противостояния это он сразу предложил жахнуть чем-нибудь мегатонным по побережью, мол, все равно америкосы ничего понимать не хотят, а кроме силы для них аргумента нет — так у них цивилизация построена. Ковбои, м-мать…
— Так это он сказал? — поднял взгляд Могильников.
— Он, он, — подтвердил Боря Аксенов. — Мы тоже не знали, да на выпускной пьянке Юлий лично поведал. И еще кой-чего сказал — как только мы откажемся от их культуры, запретим «эсэсовские» фильмы, книги, телевидение, тогда они начнут настоящую войну. Мол, это основное их оружие — формировать мышление новых поколений, создавая из них будущих «эсэсовских» космополитов без родины и веры. Абсурдно — так нам тогда подумалось. А ведь прав оказался…
Борис мрачно посмотрел вверх.
— Он что, еще и дату предсказал?
— Нет. — Аксенов выбил сигарету из пачки, зажал в зубах и невнятно продолжил: — Дату не сказал. Сказал только, что этим вот, — указал взглядом вверх, — всё и закончится. Нет альтернативы — ни у нас, ни у них. Особенно у них.
— Бросал бы ты… — глянул на сигарету Могильников.
— Зачем? — выпустил струю дыма Аксенов. — Здоровее буду? Нам бы эту ночь пережить, товарищ капитан…
— Отставить пессимизм, товарищ старший лейтенант, — шутя прикрикнул Артем, взлохматив рукой рыжую шевелюру Аксенова.
— Есть отставить, — отдал честь Борис, сплюнул на опору истребителя и махнул рукой чуть в сторону. — Глянь, командир, не наш ли это кадет идет?
— А кто ж его знает, — лениво ответил Могильников. — Я видел только его фото в деле, а там такие обычно рожи получаются — тянут сразу по сто двадцатой и в пространство без скафандра.
— Жаль, что Сашка…
— Жаль, — глухо ответил Артем. — Кто ж знал, что эти гады попробуют очередную демократическую революцию устроить… еще и прямо в столице…
Кадет, неуверенно озираясь, все же подошел к «Су-55-КА» Могильникова. Неловко отдал честь:
— Кадет Алексей Ерофеев для выполнения боевого задания прибыл.
— Приветствую. — Могильников протянул руку. — Капитан Артем Могильников, старший лейтенант Борис Аксенов и… — махнул на истребитель, — наша птичка, пятьдесят пятая «сушка», космоатмосферник.
— Рад, очень… Мне про вас много рассказывали.
— Расслабься, кадет, — усмехнулся Аксенов. — Ты уже в экипаже. Хотя… что тебе там рассказывали?
— Ну, — смутился парень, — говорили, что вы из любой передряги способны выбраться.
— Способны, — согласился Борис, — с такой-то фамилией, как у командира. Нас лихо да беда по гиперболической орбите обходят.
Артем молча показал кулак развеселившемуся лейтенанту.
Над полем пронзительно взвыли сирены боевой готовности.
— Пора, — кивнул Могильников.
— Пора, — довольно прищурил глаза Аксенов — его лицо просветлело. Артем знал, что Борис более всего не любит ждать и предпочтет променять одну неизвестность на три яростных боя.
Алексей Ерофеев только кивнул и, судорожно сглотнув, полез вслед за пилотами в истребитель. Стальные перекладины лестницы позванивали по обшивке.
Где-то в стороне глухо грянул оркестр… и вслед включились громкоговорители, усиливая музыку и донося ее до краев взлетного поля.
Прощайте, скалистые горы,
На подвиг Россия зовет.
Мы вышли в открытое небо
В суровый и дальний поход.
А звезды сверкают и плачут,
Касаясь бортов корабля.
Растаяла в черном, далеком тумане
Родимая наша Земля.
Артем замер перед самым входом, вцепившись в край люка, приложил вторую руку козырьком ко лбу — яркое летнее солнце заливало серебристо-серые плиты космодрома — и всмотрелся во что-то видимое только ему.
— Молодцы, сделали, как я просил, — улыбнулся Могильников. — Ну, как? Хорошо получилось?
— Ты сочинил? — полюбопытствовал Аксенов.
— Нет, это старая песня. Я ее немного переделал… под современные реалии. Не верилось, что штаб согласится.
Корабль мой упрямо качает
Ионного ветра волна.
Подхватит и снова бросает
В холодную бездну она.
Ерофеев задумчиво согласился:
— Хорошая песня и правильная, товарищ капитан. Моряки Второй мировой и мы, пилоты… У нас и вправду много общего.
— Скорее даже всё… Молодец, кадет, что эту песню знаешь. Сработаемся! — еле заметно улыбнулся Могильников и нырнул внутрь истребителя.
Пока Ерофеев и Аксенов забирались в корабль, песня окрепла и отчетливо зазвучала над полем:
Наверно, вернусь я не скоро,
Но хватит для битвы огня.
Я знаю, друзья, что не жить мне без неба
Как небо мертво без меня.
— Как небо мертво без меня, — прошептал непослушными губами Ерофеев, задраивая люк. Глухо чмокнула гидравлика, и броневая плита отрезала экипаж от окружающего мира.
