Четвертое крыло (ЛП) - Яррос Ребекка

Он кивает, и через несколько минут мы уже в полёте.

"Мы знаем, что не лгали. Мы просто не рассказали вам всего", — говорит Андарна, летя в воздушной яме за Таирном с наименьшим сопротивлением ветра, пока мы добираемся до аванпоста.

"Это ложь через упущение", — возражаю я. Сегодня такое часто встречается".

"Она права, Золотая". Напряжение сквозит в каждой линии тела Таирна и в самом биении его крыльев. "Ты имеешь полное право злиться". Он отходит к берегу, следуя за горным хребтом вдоль границы. Ремни на моем седле впиваются в бедра. "Мы сделали выбор, чтобы защитить тебя без твоего согласия. Это была ошибка, и я больше ее не совершу". Чувство вины, которое он испытывает, переполняет мои собственные эмоции, растапливая самый жаркий из моих гневов, и я начинаю думать.

Действительно, действительно думать.

Если бы венин существовал, у нас была бы запись. И все же в архивах не было ни одной копии "Басен Бесплодных" — в Наварре должна быть копия каждой книги, написанной или переписанной за последние четыреста лет, а это значит, что отец подарил мне не просто редкую книгу… а запрещенную.

Четыреста лет томов и ни одного…

Четыреста лет. Но наша история насчитывает более шести. Все является копией более ранней работы. Единственный оригинальный текст в Архивах старше четырехсот лет — примерно с того времени, когда мы вступили в войну с Поромиэлем — это оригинальные свитки, созданные во время Объединения более шестисот лет назад.

Достаточно одного отчаянного поколения, чтобы изменить историю — даже стереть ее.

"Боги, отец объяснил мне все это. Он всегда говорил мне, что вся власть в руках писцов".

"Да", — говорит Таирн, когда мы огибаем последний пик, на его зазубренной вершине нет снега от летней жары, и горный форпост Атебайна появляется в поле зрения одновременно с утесами Дралора. "Одно поколение меняет текст. Одно поколение учит этот текст. Следующее вырастает, и ложь становится историей".

Он отклоняется влево, следуя изгибу горы, затем замедляется, когда мы приближаемся к летному полю аванпоста.

Мои руки вцепились в рукоятки, когда мы приземлились перед грозным строением, возвышающимся на склоне последней вершины этого хребта. Его конструкция идентична Монтсеррату — простая квадратная крепость с четырьмя башнями и стенами, толщины которых едва хватает, чтобы запустить дракона. Военные не отличаются единообразием.

Я отстегиваюсь от седла и скольжу по его передней ноге. "И почему-то предполагается, что мы сможем сосредоточиться на Военных играх", — бормочу я, поправляя рюкзак на плечах и думая о торговом пункте, который может подвергнуться или не подвергнуться нападению мифических существ в ближайшее время.

Остальные спускаются, и я оглядываюсь, чтобы увидеть Андарну, уже свернувшуюся калачиком между ног Таирна.

Ксаден идет с Гарриком и смотрит в мою сторону с чувством, похожим на тоску. Я отдал ему все, а он так и не впустил меня по-настоящему. Боль пронзает мою грудь с такой остротой и зазубренностью, какую может дать только боль в сердце. Я представляю, каково это — быть рассеченным на части тупым, покрытым ржавчиной лезвием. Оно недостаточно отточено, чтобы резать быстро, и есть стопроцентная вероятность, что рана загноится. Если я не могу доверять ему, у нас нет будущего.

Когда мы вдесятером проходим под открытыми порталами и входим на аванпост, это более чем напряженно. Очень пустую заставу.

"Что за черт?" Гаррик шагает через двор в центре строения, оглядывая помещения для собраний, которые должны быть внутри, как и в Монтсеррате.

"Стой", — приказывает Ксаден, осматривая стены, возвышающиеся над нами со всех сторон. "Здесь никого нет. Разделитесь и ищите". Он смотрит на меня. "Ты не покидаешь мою сторону. Я не думаю, что это военная игра".

Я начинаю возражать, что он не мог этого знать, но ветер, хлещущий через открытые ворота, заставляет меня остановиться. Единственные звуки в крепости, в которой должно быть более двухсот человек, — это наши шаги по каменистой земле, и он прав. Все кажется не так.

"Круто", — отвечаю я с более чем небольшой дозой сарказма, и все, кроме Лиама, который снова стал моей тенью, разбегаются на группы по два-три человека, поднимаясь по различным лестницам.

"Сюда", — говорит Ксаден, направляясь к юго-западной башне. Мы поднимаемся и поднимаемся, наконец, достигаем вершины четвертого этажа, где дверь ведет нас на наблюдательный пункт под открытым небом, откуда открывается вид на долину внизу, включая торговый пост Поромиш.

"Это один из самых стратегически важных гарнизонов", — говорю я, ища глазами пехоту и всадников, которые должны быть здесь. "Не может быть, чтобы они бросили его ради военных игр".

"Именно этого я и боюсь". Ксаден окидывает взглядом долину, затем сужает глаза на торговый пост в тысяче футов ниже. "Лиам".

"На нем". Лиам идет вперед, опираясь на каменную стену, и сосредоточенно смотрит на строения вдалеке под нами. Торговый пост находится в двадцати минутах ходьбы по широкой гравийной тропе, петляющей по склону горы, на которой расположен наш форпост. Крыши нескольких зданий чуть выступают над круглой каменной стеной оборонительных сооружений, с юга приближается дрейф грифонов и их флаеров.

Ксаден поворачивается ко мне, и взгляд его глаз нельзя назвать приветливым. "Что сказал тебе Даин перед тем, как мы ушли? Он наклонился и что-то прошептал".

Я моргаю, пытаясь вспомнить. "Он сказал что-то вроде…" Я перебираю в памяти. "Я буду скучать по тебе, Вайолет".

Его тело напрягается. "И он сказал, что из-за меня тебя убьют".

"Да, но он всегда так говорит". Я пожимаю плечами. "Какое отношение может иметь Даин к опустошению целого аванпоста?"

"У меня есть кое-что!" Гаррик звонит с юго-восточной башни, держа в руках то, что выглядит как конверт, когда они с Имоджен пересекают толстый вал, направляясь в нашу сторону.

"Ты рассказала ему о моих поездках сюда?" спрашивает Ксаден, его глаза суровеют.

"Нет!" Я качаю головой. "В отличие от некоторых людей, я никогда ничего от тебя не скрывала".

Он отступает назад, его взгляд перемещается влево и вправо, пока он думает, затем снова останавливается на мне и расширяется. "Насилие, — мягко говорит он, — Аэтос прикасался к тебе после того, как я рассказал тебе об Атебайне?"

"Что?" Моя бровь нахмурилась, и я отбросила с лица выбившуюся прядь волос, пока ветер кружился вокруг нас.

"Вот так". Он поднимает руку к моей щеке. "Его сила требует прикосновения к чьему-то лицу. Он прикасался к тебе вот так?"

Мои губы раздвигаются. "Да, но он всегда так прикасается ко мне. Он бы никогда…" пролепетала я. "Я бы знала, если бы он прочитал мои воспоминания".

Лицо Ксадена опускается, и его рука скользит вниз, обнимая мою шею. "Нет, Насилие. Поверь мне, ты бы не узнала". В его тоне нет обвинения, только покорность, которая ранит то, что осталось от моего сердца.

"Он бы не стал". Я качаю головой. Даин много кем является, но он никогда бы не нарушил меня подобным образом, никогда бы не взял то, что я не предлагала. Разве что однажды попытался.

"Это адресовано тебе", — говорит Гаррик, передавая конверт Ксадену.

Ксаден убирает руку с моего лица и ломает печать. Я могу прочитать надпись, когда он открывает письмо.

Военные игры для Ксадена Риорсона, командира Четвертого крыла.

Я узнаю почерк — как я могла не узнать, если видела его всю свою жизнь? "Это от полковника Аэтоса".

"Что там написано?" спрашивает Гаррик, сложив руки на груди. "Какое у нас задание?"