Моранн Каддат - Сказания о Хиль-де-Винтере
Срывающийся, истеричный вопль Канты, не оставившей, однако же, умирающего Гарда. Вся демоническая троица Тьмы вывернула свои иссохшие костистые шеи по направлению к кричавшей девушке; и Като знала, что это произошло только потому, что она им разрешила.
Она обвела взглядом мрачных пришельцев. Быстро и пугливо глянула на их острые, стальные гривы, выступившие из-под блестящей чешуйчатой кожи ребра, позвонки и сухожилия — на нелепых гусиных шеях, тонких ногах-ходулях и безворсом хвосте. Она опасалась останавливать взор на их головах с вогнутым профилем, ибо там поблескивали Бездной маняще-гипнотизирующие, чуть раскосые пары глаз.
— Где четвертый?
Самой себе, но вслух, задала вопрос девушка.
Чудовища замотали головами, увенчанными не то рогами, не то остриями стальной гривы, зафыркали, и земля под их ногами стала черной от их жаркого дыхания.
Внезапно из чаши Эвстенского водопада поднялась и сошла на берег закутанная в одежды фигура. В руках она держала маленького зверька, с вытянутой, как у жеребенка головой, черными не по-звериному мудрыми глазами, заячьим хвостом и мягкими прямыми лапками. На длинном и заостренном, свисавшем ухе красовалась свежепроколотая круглая серьга, и Като словно откуда-то знала: это чтобы зверь не убежал.
Фигура, с одежды которой наземь лились потоки воды, выпустила эту нелепую зверушку из своих объятий, и существо галопом понеслось навстречу Като, так же, как и лошади-демоны, остановившись у самого края начертанного круга.
— Хотела обратить его зайцем, да природу не обманешь, — Энсета откинула с лица мокрый капюшон.
Като, открыв рот, во все глаза смотрела на ведунью, словно омолодившуюся со времен их последней встречи. Сомнений быть не могло — это ее лучистый взгляд, ее небольшие кисти с тонкими, коротковатыми пальцами в складочках морщинок. И это ее зверь.
— Что стоишь? Ты же звала четвертого, Непокорного? Не совсем угадала имя, да он и так забился, заметался у меня по хате, чуть в очаг не угодил, еле успокоила.
Дар речи, похоже, к Като пока еще не вернулся. Она во все глаза смотрела то на зверя, то на саму пришелицу из Высоких Круч. Вместе с ней взгляд с одного на другую переводили три пары драконо-лошадиных глаз. Боковым зрением Като заметила, что Шеранда и след простыл, сестра же легла у морды Гарда, одним движением закрыв ему глаза.
И Като не смогла сдержать судорожных рыданий при виде этого зрелища. Ноги ее подкосились, и она едва не рухнула тяжело в круг. Отмучился, наконец-то.
Энсета проследила за взглядом Като, и губы ее непроизвольно сжались, меж бровей залегли две неожиданно глубокие складки, на всем лице в какой-то миг проявились все ее морщины, исчезнувшие до этого от зелий и волшебных слов.
— Я…
«… думала, ты вызвала Четверых забавы ради, вот и пришла уберечь тебя от гибели». Благодаря бабкиному зверю, которого она вызвала вместе с тремя другими чудовищными конями, Като была уверена, что слышала энсетины слова до того, как та собралась произнести их вслух.
«Превосходно, так еще лучше,» — прочитала она еще одну ведуньину мысль. Теперь Энсета в курсе, что ее мысли могут быть ею прочитаны. «Его душа уже не здесь. Но еще не там,» — быстро пустилась в мысленные объяснения бабка. — «Мы с Шаини можем попробовать нагнать ее по пути, если он еще пересекает Мрачный предел». Она кинула выразительный взгляд на распластанное тело Гарда позади себя.
Като наморщила лоб. «Шаини?»
Ведунья мысленно усмехнулась. «Я попыталась не только превратить его обратно в какое-либо обычное лесное животное, не-демона. Я старалась сделать его добрым, и дала ему другое имя. Из Непокорного он стал Сияющим».
Като по-новому глянула на яркий и блестящий мех бабкиного Шаини, прямую противоположность черным доспехам-шкурам коней из Мрака.
«Но если мы с Шаини уйдем во Мрак,» — при этих словах бабка судорожно вздохнула. — «Кто-то должен будет подготовить тело здесь. Иначе все может быть впустую».
Решение мгновенно созрело в голове девушки.
«Я сама пойду во Мрак. С Превосходящим. Он самый быстрый, он еще может настичь».
«Мрак — это безумие, дочка». В глазах Энсеты горечь смешалась пополам с участием.
«А здесь — бездыханный труп, который холодеет тем больше, чем дольше мы пустословим!»
Ведунья приблизилась к костерку, разведенному Като.
«У тебя не осталось сон-травы из Хиль-де-Винтеровского Сада?»
«Нет,» — запальчиво, с ноткой гнева ответила ей мысленно Като, чувствуя, что каждая секунда промедления здесь может дорого обойтись ей во Мраке.
Энсета глубоко вздохнула, переборов желание колко ответить молодой и горячей собеседнице.
«Что ж, отправляйся во Мрак. Выплесни половину своей склянки в костер, когда заберешься на своего Превосходящего и будешь готова идти. Вторую половину, если выживешь, прими вовнутрь во Мрачном пределе, когда найдешь своего „кота“, и тебе нужно будет вернуться. Не медли!»
Усилием воли Като заставила себя выйти из защищавшего доселе ее сознание круга. Тяжелая депрессия разом же навалилась на нее, не давая лишний раз глубоко вздохнуть. Не помня себя, она взобралась на спину Превосходящего, выдохнувшего в ходе этого действа несколько настоящих искр. Пока чудовище переминалось с ноги на ногу, Като, одной рукой держась за его колючую, вспоровшую ее кисть гриву, второй рукой и зубами откупорила свою маленькую флягу и выплеснула часть ее содержимого прямо в костер.
Глава 37. Во Мрак
Шипит и пенится.
Нет, не костер, а ее мозг. Не воздух (ибо здесь не существует атмосферы), а ее голова наполнилась сотнями и тысячами голосов, и все вместе они слились в один бесконечных гул.
Конь под ней споткнулся, бесшумно ступая по прозрачной, чуть клубящейся дымке с лаймовыми искорками, то загоравшимися, то затухающими в неясном Ничто.
«Тише,» — попыталась она успокоить и выровнять чудовищного коня под собой, удержать от падения в Никуда.
И конь перешел на шаг, повинуясь ее приказу.
Като огляделась. Белесая Тьма, искрящаяся, временами прорезаемая какими-то пародиями на реальные предметы, или только ощущениями от них, по принципу «горячо-холодно, гладко-шершаво». И еще эти самые обломки вещей вокруг нее постоянно играли с ней в какие-то сводящие с ума игры: уменьшаются-увеличиваются, расплываются в мареве — появляются вновь, уменьшаются, и снова увеличиваются…
И что самое страшное, это вокруг, Извне, очень скоро стало проникать в ее сознание, смешиваться там с продуктами ее мыслительного процесса. Это становилось невыносимым, и ее охватило отчаяние.
