Телиэль - Стихи

Не бывает в этой жизни просто так,
совпадения просчитаны вперед,
и глаза всегда отыщут тайный знак,
и предскажет ветер, что произойдет.
Чем мы мечены, единые судьбой,
различимые в безлюдье и в толпе.
Рикошетом взгляд встречается с собой,
отражение отобразить успев.
Чем мы схожи, столь различны во плоти,
сон о чем мы видим в неурочный час?
Расстоянье между нами сократит
вздох неведомого, создавшего нас.
Снова взгляд ловлю — сквозь время, сквозь огонь,
снова встречи жду, предсказанной судьбой.
Протяни ладонь свою во тьму и тронь
нить судьбы, что уведет тебя с собой.

Годы — цепью, как на ворот,
поворот — подъем ведра,
краткий мир войною вспорот,
Век, как день прошел — Игра!
Перепутаны эпохи,
где к чему переворот —
навались, дела не плохи —
тяжелее поворот.
Чьи же руки держат эту
осевую рукоять,
кто нечеткому сюжету
помогает устоять,
кто в колодец душ и мнений
не боится заглянуть,
чтоб наружу без сомнений
влагу донную тянуть.
Все, что сами вы не знали
про себя еще вчера,
ваши взлеты и печали
ярко высветит Игра.
И нанизывая звенья
этой цепи день за днем,
игровые поколенья —
знает кто — куда идем?
Кто, придерживая ворот,
отпивает из ведра
ледяной, подземный холод
дивной яви? — Мастера.
И в подставленные горсти
льется призрачный поток,
пейте, призрачные гости,
век — за день, за жизнь — глоток!
Лопнут звучные названья,
будто мыльные шары
в резком ветре расставанья.
До свиданья, до Игры!

Говорили очень мало,
норовили тайно кинуть
с острой кромки перевала
взгляд на спящую долину.
Разнотравье сенокоса
под туманною завесой,
и за речкой, клином, косо —
чернота густого леса.
Ни огня, ни звука песни,
час полночный, сонный лепет…
Шаг за грань — и все исчезнет,
и пурга глаза залепит.
Как рвались сюда вчера вы,
разорвите же объятья,
ваши горести и раны —
шрамы здешнего заклятья!
Не калечьте души ваши
этим призрачным простором —
пашню новую распашет
перешедший через горы.
Будет времени не много —
до рассвета, до обвала…
Сохрани вас всех дорога
с ледяного перевала!

Сорная трава у большой дороги,
пыльным ветром гнет тонкий стебелек,
уходящим вдаль стелется под ноги,
сыплет семена узкий колосок.
Обойди дорог дальних перепутье,
где бы ты ни шел, на пути твоем —
у развалин стен, на лесном распутье
узкий колосок мокнет под дождем.
В глубине долин и на горном склоне,
в зарослях густых, в дивном цветнике
узкий колосок под ладонью склонит,
и щепоть семян — пылью на руке.
Позабыв про всех, разорвав все путы,
бросишься сквозь жизнь, цель себе избрав…
Прорубая путь, что так дики путан,
руки не обрежь острой кромкой трав.
Сил не занимать, ясный меч отточен,
знаешь, что к чему и куда идти,
только по утрам колосок щекочет
щеку вновь и вновь, по всему пути.
Если упадешь в двух шагах от цели,
если жизнь в тебе теплится едва,
брызнет горький сок, и тебя исцелит
силою земли сорная трава.
А в конце пути, празднуя победу,
чествуя тебя, по следам твоим
пешие пройдут, конные проедут,
и взлетит семян невесомых дым.
Сорная трава у любой дороги
каждого из вас провожает в путь.
Новые пути пусть проложат ноги
и в людских следах семена взойдут.

Жизнь, сгоревшая петардой
кратковременной в ночи,
сон Земли сомкнулся с Ардой,
сердце новых звезд стучит…
Трав неведомых касалась
в бесконечно долгий миг.
Свет угас, и я осталась
средь сложивших крылья книг.
Мир, как молния, сверкнувший —
как теперь в слова облечь,
чтоб для новой вспышки душу
светом тающим зажечь.

Две вечные тени бога,
два черных крыла — плаща,
распахнутых над дорогой,
от скорости трепеща.
И я — догоняя тени,
касаясь плащей рукой,
не зная еще сомнений,
не ведая кто — какой?
И лица — ночные блики,
склоненные надо мной.
Могущественных, великих
их свет озарял иной.
Увенчаны вечной тьмою,
на шаг впереди меня,
на шаг сзади бога — двое,
разлетом плащей маня.
И сколько, в иных пределах
рукой задевая мрак,
мне горестный выбор делать,
всегда опоздав на шаг.
Невидимую причину
ловить, как тугую нить,
и женщину, и мужчину
под крыльями различить.

Заберите меня отсюда,
раз я знаю, кого зову,
Заберите меня отсюда
в бесконечную синеву.
Этот мир мне, как жизнь, не нужен,
вы же можете долететь,
пусть бессмысленный путь заслужен,
пощадите, даруйте смерть!
Заберите — сквозь тьму и муки,
заберите, услышав зов,
окрыленные тьмою руки
меж мирами сорвут засов.
Полнолуния дожидаясь,
новолуние торопя,
как крыла, темноты касаюсь —
да услышите вы меня!

Я не нарушу равновесия миров,
я не коснусь тебя ни взглядом, ни рукой.
Пусть этот мир вокруг, как приговор суров,
мне нет пути отсюда в скорбный твой покой.
Кто мне покажет путь, окольный и глухой,
мне объяснит меня, найдет мои слова.
Но ослепительный, колючий и сухой
песок слепит глаза, откроешь их едва.
Личинка бабочки что знает о ветрах?
Что помнит бабочка о тяжести земли?
И сколько жизней мне идти сквозь тлен и прах,
чтобы глаза мои увидеть свет смогли?
Где я потеряна — затеряна в песке,
и сколько можно — по чужим следам в тупик?
Моей горячей, обескрыленной тоске
где вдруг откроется живительный родник?
Я не коснусь тебя, лишь голову склонив,
скользну по краю боли, что не мне принять
и встречу светлый взгляд, как всех ветров порыв,
и повернется время яростное вспять.
Мне ради этого все суждено пробить,
навылет — молнией, как тусклое стекло,
все вспомнить горестно и радостно забыть,
что бы в ладонях ярко вспыхнуло оно.
Я донесу его, дождись меня, дождись.
Я пронесу его сквозь все, чтоб научить,
и научиться, и познать — как свет и жизнь —
смягченный взгляд того, кто вспомнил, как любить…