Нахаловка 2 (СИ) - "lanpirot"
— Ы-ы-ы… — Что-то невразумительное выдавил из себя Али-Баба.
— Прокнокал[8] я, Али, что ты благо воровское скрысятничал[9]! И за то мне покоя даже на том свете нет…
— Горбатого тебе залепили, Метла! — Резко пошел в отказ бывший уголовник, долбанув кулаком по столу. — Пурга полная! В целости общак! Ни копеечки я для себя оттуда не взял! Тридцать лет уж, как пес на цепи! И если тебе на том свете покоя нет — то мне на этом!
Ага, ожил, старый бес! Принял тот факт, что именно я — Семен Метла, к нему с того света на правилку явился. Теперь всё — тема быстрее пойдет!
— Барно, Махмудка! Правильный ты босяк! Не могу больше здесь… Тяжко мне в живом теле… — Пацану нычку засвети… а я рядом постою… проверю… Не кашляй, Али, свидимся еще… — Я хрипло хохотнул. — Все там будете!
Закрыв глаза, я расслабился и уронил голову, так что черепушка гулко стукнула об деревянную столешницу. А после замер, как будто сознание потерял. Я услышал, как старик сорвался со своего места и подскочил ко мне.
— Тимка! Тимоха! — Почувствовал я прикосновение к своему плечу. — Мальчик мой! — Махмуд, обхватив меня за плечи, приподнял мое тело, оторвав голову от стола. Затем тряхнул. Моя черепушка качнулась на расслабленной шее из стороны с сторону. — Тимоха! Ответь! — Продолжал трясти меня старый таджик.
Я издал тихий стон и открыл глаза.
— Живой? — Тут же среагировал Али-Баба.
— Что со мной было, дед? — спросил я, приваливаясь спиной к стене беседки. Протянув руку, я ощупал пульсирующую болью шишку, наливающуюся у меня на лбу. Вроде бы достоверно сыграл. Хорошо, что хоть башку до крови не расшиб. Это бы точно было перебором.
Махмуд испуганно вглядывался в мои глаза. Интересно, чего это он там хотел рассмотреть? Семена Метлу искал, не иначе…
— Ты как, внучок? — произнес старик, игнорируя мой вопрос. — Это же ты, Тимка?
— А кем я еще должен быть, дед? — усмехнувшись и потирая растущую «на глазах» шишку недовольно произнес я.
— Ну, слава Богу! — воскликнул старик. — Просто в обморок упал.
— Только башка у меня, дед, жуть, как трещит… — пожаловался я старому таджику. — Надо на Лукьяниху наехать, — произнес я, — с чего это я после её лечения стал в обмороки падать?
— Не Лукьянихи то вина, — жестко произнес старик. — Пахан тут был…
— Какой пахан? — максимально тупо поинтересовался я. — И причем здесь мой обморок?
— Семен Метла, — ответил Махмуд, — тот, которого ты в своем видении видел. Призрак его… Он, похоже, в твою шкуру залезть сумел… — виновато произнес дед, буравя меня взглядом.
— В смысле в мою шкуру? — Я испуганно ощупал себя руками. — Вроде, как обычно все… Дед, ты чего-то не договариваешь! Давай уже начистоту! Чё у тебя за явки-пароли, призраки и муть потусторонняя?
— Поехали! — Рубанул рукой воздух старик. — Сам увидишь, из-за чего весь сыр-бор… Вальку я уже все рассказал… Но не думал, что тебе придется… А оно вона, как вышло… — Старик, хоть и пребывал в ступоре от всего случившегося, но уже не напоминал снулую рыбу. То ли лекарство на него так подействовало, то ли смирился со своей участью.
— А куда ехать-то? — сделав наивную и ничего не понимающую физиономию, поинтересовался я.
— Рядом, — ответил Махмуд. — Помнишь, где у нас старый свинарник расположен?
— Конечно! — Хоть я и «не помнил», но утвердительно ответить пришлось — мое «нет» выглядело бы слишком подозрительно.
— Вот туда и поедем, — подытожил дед, выбираясь из-за стола.
— Может не сегодня? — Я продолжал изображать из себя настоящего лоха, что никак не врубится в ситуацию. — У меня башка разламывается…
— Сегодня, — отрубил старик. — Он ждет! А больной балабас[10] мы тебе колесами поправим! — И старик бросил на стол основательно распотрошенную упаковку «Пенталгина».
Я без лишних разговоров закинулся болеутоляющим, хоть и вполне мог обойтись и без него. Но, надо соответствовать отыгрываемой роли. Даже спрашивать не стал, отчего у старикана в карманах словно в мини-аптеке — настоящий Тимоха должен был знать. Чтобы проглотить таблетку без запивона пришлось постараться, но когда она провалилась внутрь, старик потащил меня к гаражу.
Брать навороченную «Тундру» Валька мы не стали, вместо этого Махмуд выгнал на свет божий очень хорошо знакомую мне «Жигу» — ВАЗ 2104 в кузове типа универсал, с большим и просторным багажников. Выглядела машинка очень ухоженной — я не увидел на кузове ни одного пятнышка ржавчины. А выехав на дорогу, машинешка показала, что она еще вполне себе резвая и живая. Видно было, что заботился Махмуд о своей «старушке», не жалея ни сил, ни времени.
До свинарника мы долетели буквально за пару-тройку минут. Металлические ворота уже оказались закрыты, но старый таджик призывно посигналил. И еще через пару минут открылась маленькая калитка, расположенная в стороне от основных ворот.
— Кого, к свиням, принесло на ночь глядя? — Выглянул в проем плешивый старичок в своей неизменной фуфайке, которую носил и летом, и зимой, и днем, и ночью. — Ибрагимыч, ты чё ли? — Узнал он начальство. — Чё-то припозднился, али забыл чёгой?
— Забыл, Прокопьич, забыл, — произнес Махмуд. — Старость — не радость!
— Ага! — Закивал головой старичок. — И не говори! Вот у меня вчерась так колени ныли, что прямо спасу нет! — Ни к селу, ни к городу, пожаловался он. — Так, откуда же памяти взяться? Заезжать будешь? Сейчас ворота открою…
— Не, Прокопьич, — остановил сторожа таджик, — мы с внучком пешочком пройдем. Хочу его к делу постепенно привлекать — место будущей стройки покажу.
— Добре! — Кивнул дедок. — Хватить уже бестолково по поселку шататься. Давно пора было, Тимка!
Мы с дедом прошли сквозь калитку и потопали мимо свежих построек куда-то в сторону заросшего сорной травой пустыря. Продравшись сквозь уже подсыхающие в преддверии зимы густые заросли полыни, мы вышли к затерянному в них убогому деревянному строению, скособочившемуся от времени.
— С этого свинарника все и начиналось… — с какой-то потаенной грустью произнес старик, вынимая из кармана фонарик.
Мне даже показалось, что в уголке его глаза сверкнула слезинка. Не думал, что Али-Баба окажется таким сентиментальным… Хотя, если вспомнить, каким я сам стал в свои последние годы — то ничего удивительного. Старость никого не щадит! Наклонив голову я прошел следом за Махмудом в воняющюю старым свиным дерьмом хибару.
— Чего мы сюда приперлись, дед? — вновь поинтересовался я.
— Лучше помоги… — проскрипел старикан, с трудом опускаясь на колени.
Он даже своих светлых штанов не пожалел, которые тут же извозились в пыли. Я присел рядом с ним на корточки, с интересом наблюдая за его действиями. Старика возил по полу скрюченными артритом пальцами, выискивая что-то.
«Черт возьми! — проскочила у меня в голове мысль. — Неужели все эти годы он хранил общак в старом свинарнике?»
— Тяни эту половицу, Тимка! — Махмуд наконец нашел то, что искал, и жестом показал мне, что надо делать.
Я вывернул из пазов несколько подгнивших досок и с изумлением уставился на большой деревянный ящик из-под снарядов. Я его сразу узнал, несмотря на то, что он был накрыт какой-то рваной и пыльной тряпкой. Да и как не узнать, когда я сам его паковал?
— Открой его, Тимка, — попросил старик, — тяжеловато мне туда-сюда скакать в мои годы…
Я спрыгнул в яму и сорвал дерюгу с ящика. После щелкнул запорами и откинул крышку. Свернувшие в свете фонаря драгоценности, заставили меня довольно улыбнуться — не повел старикан! Я протянул руку и слегка отгреб цацки в сторону, освобождая разложенные пачками купюры. Стопка советских банкнот сказала сама за себя — он не взял даже их. А ведь с того момента все деньги, как я понял, менялись неоднократно. Пусть они и пропали, но вопросов у меня к постаревшему Али-Бабе не осталось. Он сдержал свое слово. И не попади я сюда — в это время, в это место, и в это тело — так и помер бы, как собака на сене.
— Правильный ты босяк, Махмудка, — вновь подпустив в голос излишней сиплости и авторитетной надменности, с которой раньше разговаривал с братвой авторитетный вор Семен Метла, не оборачиваясь, произнес я, — не заминехал[11] и не зажилил воровское благо! Свой в доску[12]…