Нахаловка 2 (СИ) - "lanpirot"

— Бугор… — так и не поднявшись с колен, позвал меня старый таджик. — Как там, жарко?

— Жарко, Махмудка, жарко… — произнес я, наблюдая, как среагирует на это таджик. Но он, к моему удовлетворению, отнесся ко всему этому с похвальной стойкостью. — Зато кодла мазевая[13]!

— Я скоро уже пахан, — прошептал дед, — свидимся еще…

— А вот это нет — не спеши ласты склеивать! — Я усмехнулся. — Ко мне тебе не пробиться при всем желании — не так уж и много ты в жизни нагрешил, как Семен Метла. Да и отмолил кой-чего, Махмудка! Так что прощай! Не поминай лихом…

— А с этим мне что делать? — Махмуд указал глазами на ящик с драгоценностями. — Устал я, пахан…

— Хочешь, себе оставь, старый, — я пожал плечами, — заслужил за верную службу.

— Так не надо мне, — мотнул головой старик, — есть у меня все — сам видел… Своими руками сколотил, хоть и не по понятиям это…

— По Закону все было, Али! По моей воле на такое пошел. Не хочешь себе оставить — тогда на благое дело отдай, — сделав вид, что задумался, произнес я.

— В новый общак вернуть? — Вскинулся старик.

— Э, нет! — Покачал я головой. — Если общаком такие суки, как Витя Бульдозер теперь крутят — пусть он лучше сгорит синим пламенем! Страждущим раздай! Больным и убогим! Больницы, церква… В общем, сам смотри — такой мой наказ! Может через это и мне какое послабление в режиме выйдет! Многого я, Махмудка, не понимал, пока за порогом не оказался… Все, тяжко мне! Мертвым не место среди живых! Прощай! — И я мягко осел на землю рядом с ящиком, показывая тем самым старику, что «сеанс связи с прошлым» окончен.

— Прощай, пахан! — просипел старик, смахивая слезы. — Земля тебе пухом, раз уж в рай не пускают!

Он лег на пол и попытался дотянуться до меня рукой, не спускаясь в яму. Я видел это сквозь прищуренные глаза, поскольку «упал» лицом вверх.

— Тимка! Внучок! — сипел старик, пытаясь безрезультатно меня зацепить хотя бы кончиками пальцев. Спускаться в яму он опасался, резонно предполагая, что если со мной случилось что-то серьезное, выбраться из ямы, чтобы помочь, он не сумеет. А так — вполне еще за помощью можно смотаться. — Тимоха! Тимка, засранец ты этакий! Отзовись!

— Тихо ты, дед! — Я, наконец, посчитал, что достаточно полежал на земельке, можно и оживать. — Не ори, башка трещит! Он опять приходил? — Я сделал вид, что беспомощно озираюсь. — Как в могиле здесь — темно, прохладно, тесно и в земле…

— Сплюнь, Тимка! — прикрикнул на меня Махмуд. — Не юродствуй! Ушел он… И в этот раз — навсегда, — произнес старый, хоть и с облегчением, но и с какой-то потаенной тоской. — Чтобы о нем не говорили — хорошим человеком был… Может, скостит ему Посмертный Судия за эти слова хоть пару годков срока.

От этих слов на душе у меня потеплело — не даром я Махмуду в свое время помог и к себе приблизил! И не прогадал — он тридцать лет после моей смерти верен оставался, и слову своему тоже. А это в нашем насквозь лицемерном мире дорогого стоит! Очень дорогого — никакими общаками не измерить!

Я, кряхтя, словно старик, поднялся на ноги и уставился внутрь открытого сундука.

— Какие деньжищи-то здесь, а дед? — воскликнул я. — Откуда?

— Общак это старый, воровской, — пояснил Махмуд. — Именно на его поиски Бурят и притащил свою задницу в Нахаловку. Именно из-за этого Семена Метлу тридцать лет назад и грохнули. А я, все это время, доверенный мне паханом общак хранил…

— Серьезно, дед? Тридцать лет?

— Да поболе будет, с восемьдесят восьмого-то…

— Тридцать пять! — Нарочито ахнул я. — И ни гроша отсюда не взял? Отец рассказывал, что несладко вам было…

— Так слово давал… — ответил старый. — Слово, Тимка! И слово свое сдержал! Только… — на лицо старика набежала «тень», — не все я Семену рассказал… Хоть себе не взял ни копья, но и уберечь в неприкосновенности не смог… Старый стал — не углядел! Крысы местные нычку нашли и отщипнули немного… И с хабаром тем в городе спались — так на общак Бульдозер и вышел, и торпеду свою — Бурята послал. А там и кипишь остальной подоспел…

— Прорвемся, дед! Не горюй! — Решил я немного приободрить старика. — Разберемся и с Бульдозером, и с его босотой! Пусть только сунется!

— Крови много прольется, — мрачно произнес Махмуд. — Где Витя только не засветился — везде кровь рекой лилась!

— Ну, дед, ты прям как бабка Лукьяниха заговорил! Та тоже реками крови стращала…

— Знать, так тому и быть, — еще сильнее помрачнел Али-Баба. — Ведьма никогда напрасно волну не поднимала. — Ты это, Тимка, себя побереги! — произнес таджик. — Я старый, да и погулял изрядно, а тебе еще жить и жить…

— Не кипишуй понапрасну, стричок! — слегка понизив голос, произнес я. — Вынесем мы Витину шоблу, чеб он там себе не удумал!

— Пахан? Ты еще здесь? — дернулся ко мне старикан.

— Да шучу я, дед! Я это — Тимка, внук твой…

[1] Бес — плохой человек (уголовный жаргон).

[2] Ялдаш — азиат (узбек, таджик, туркмен) (уголовный жаргон).

[3] Путать рамсы — неправильно себя вести (уголовный жаргон).

[4] Багрить — курить (уголовный жаргон).

[5] Локшевой — плохой, дерьмовый (уголовный жаргон).

[6] Ябло — ложка говна (уголовный жаргон).

[7] Ругняк — часы с боем (уголовный жаргон).

[8] Прокнокал — узнал (уголовный жаргон).

[9] Скрысятничать — совершить кражу у друзей либо своих подельников, сокамерников (уголовный жаргон).

[10] Балабас — голова (уголовный жаргон).

[11] Заминехать — осквернить, паскудить (уголовный жаргон).

[12] Свой в доску — верный, преданный вор, который не выдает сообщников (уголовный жаргон).

[13] Кодла мазевая — компания хорошая (уголовный жаргон).

Глава 22

Деревенская гулянка, куда Игорек заявился вместе с приглашенной супругой, казалась ему неким древним анахронизмом, место которому в прошлом. Примерно там, где, по его мнению, находились изжившие себя телевизионные передачи типа «Играй гармонь» и «Поле чудес».

Он с некоей долей пренебрежения смотрел на веселье крестьян, но предпочитал благоразумно помалкивать — Светке все это действо отчего-то безумно нравилось, и попасть под раздачу благоверной ему не хотелось. Что она во всем этом находила, так же, как и в своей мусорской собачьей работе, он, ну, хоть убейте, никак не мог понять. Он бы ни за какие деньги не стал бы копаться в чужом дерьме, лазая по помойкам и «изучая» бесхозные трупаки.

Он до сих пор не терял надежды, что Светка, наконец, одумается и пойдет, как он надеялся, по очень прибыльной юридической части. Пусть, для начала, и в ментовке, но, не бегая за преступниками сбивая ноги, а так — бумажки с места на место перекладывая и зарабатывая необходимый. Глядишь — и в адвокаты двинет. А еще лучше было бы пропихнуть её в какую-нибудь нотариальную контору. А что? Нотариус — очень хлебное место. Сколько Игорешка не обращался к подобным деятелям, постоянно приходилось в очередях сидеть. Поток страждущих подобного вида услуг никогда не иссыхал.

Но любимая женушка даже думать об этом не хотела. Она, видите ли, с самого детства мечтала преступников ловить и преступления раскрывать, как гребаный комиссар Катани, либо чертов Шерлок Холмс. А быть её верным Ватсоном Игорьку совсем не хотелось.

Первым, что неприятно царапнуло «тонкую организацию» старшего менеджера по реализации бытовой техники, оказался роскошный трехэтажный особняк хозяина сего празднества. Уже второй солидный дом в этой захолустной дыре. В первом они со Светкой проживали. Этот особняк был менее роскошным, чем у Катерины, зато прилегающая к дому территория просто поражала воображение.

Роскошный огромный сад, в котором щедрый хозяин расставил столы с угощениями, был засажен самыми разнообразными деревьями. Кое-где на ветках еще висели поздние сорта яблок и груш, доходя до кондиции и вбирая тепло мимолетного бабьего лета. Остальных деревьев Игорь не распознал, поскольку совершенно в них не разбирался, но он был уверен, что все они непременно плодоносящие.