Нахаловка 2 (СИ) - "lanpirot"
Кроме незнакомых, в общем-то, мне людей, при встрече с которыми я тупо улыбался, пожимая им руки и принимая поздравления, присутствовали и старые знакомцы-лесорубы — Борька и Серый. Миловидная жена Бориса — Катерина, очень эффектная женщина, подойдя ко мне, обняла и поцеловала в щеку.
— Молодец, Тимка, что решился! — произнесла она мне на ухо очень волнующим голосом, от которого у меня мурашки побежали по коже, и что-то очень активно шевельнулось в «душе». Таких приятных ощущений я уже несколько десятилетий не испытывал. Теперь мне стало понятно, отчего на нее повелся Бурят, буквально слетев с катушек. За такую женщину мужики всегда будут сходить с ума, и биться насмерть, одновременно и позавидовал, и посочувствовал я Борису. — Теперь крепись, — продолжила она, — не позволяй этой гадости вновь взять верх над тобой.
— Хорошо, теть Кать! — кивнул я, поспешно опуская руку в карман, чтобы скрыть слегка оттопырившиеся штаны — ну, ничего я не смог со своей юношеской реакцией на такую женщину поделать.
— Какая я тебе тетя? — Женщина шуточно отвесила мне подзатыльник. А рука у нее тяжелая, однако! — Чтобы и думать об этом забыл! Катерина! Запомнил?
Я, тупо улыбаясь, послушно закивал. Ох, как бы я хотел чего сотворить с этой тетей, но…
— Тётькает он мне тут! — Произнесла она на прощанье и отошла к компании лесорубов, собравшейся возле Бориса.
Иваныч, которому очень не терпелось основательно вмазать, нетерпеливо поглядывал на часы и считал собравшихся, прохаживаясь меж гостей.
— Галка, — донесся до меня его голос, когда он очередной раз пристал к моей матери, которая, расчувствовавшись, постоянно вытирала слезы платочком, — когда уже сядем? В брюхе уже бурчит! С утра не жрамши…
— Знаю я, чего тебе надо, Лешка, — шикнула на крестного мамаша Тимохи, — нажраться! Успеешь еще!
— Да уже все собрались, — вновь заныл Иваныч, голодным взглядом пробегаясь по ряду запотевших бутылок, выставленных на столах. — Чё стоим? Кого ждем? Скоро водка вскипит!
— Перебьешься! Митрофаныч еще не подошел. Да и мэр чего-то задерживается… — И она обвела взглядом собравшихся гостей.
— Да вон они идут! — радостно воскликнул Иваныч, указывая пальцем на появившихся в саду долгожданных гостей.
Я взглянул в указанном направлении — к столам подходили пятеро человек, по пути пожимая руки и с улыбками раскланиваясь с уже присутствующими. Со странным долговязым, но крепким дедом с сивой трехдневной щетиной, в ковбойской шляпе с устаревшей кокардой МВД, в длинном потертом плаще и поддетым под него синим мусорским кителем, да еще с солидной волыной на плече я уже был знаком — местный легаш-участковый. Следом за ним топал пухлый мужичок в разбитой лепехе[1] и криво повязанном уродливом давлении[2] — не иначе, председатель правления колхоза, то бишь, мэр по-новомодному.
Вместе с ними к столу двигалась еще одна «сладкая парочка» — молоденькая и ослепительно красивая алюра[3] (я даже в очередной раз дыхание задержал, настолько она меня зацепила), держащая под руку холеного фраера, примерно того же возраста, который поглядывал по сторонам с тщательно скрываемым пренебрежением ко всему происходящему. Да еще взгляд у него такой неприятный, с душком[4] — это я тоже сразу прокусил, благо опыта хватает. Вот он-то, в отличие от своей подружки, явно случайный пассажир.
А вот угрюмый мужик лет пятидесяти с печатью вечной усталости на лице и цепким колючим взглядом умных глаз, неторопливо топающий следом за молодой парой — стопроцентный мусор! Очень опасный для нашего брата — опытный легаш! Знаю я такую породу — этот если вцепится, то намертво! Обязательно дело до суда дотащит, если раньше его не пришьют. Честный мент, правильный. Такого нашей братве ни подкупить, ни запугать не удастся. На самом деле — редкий зверь, таких даже в нашем узком авторитетном кругу, хоть и ненавидят, но и уважение имеют!
— Ну, Галка, теперь уже всё? — поручкавшись с Сильнягиным и остальными, вновь заныл крестный. — Можно начинать?
— Да можно, уже, можно! — отмахнулась от него мать Тимохи.
— Минутку уделите, гости дорогие! — Громогласно призвал всех к вниманию Иваныч. — Весь народ для разврата собрался! — дождавшись, когда гомон стихнет, объявил он. — Прошу занимать места согласно купленным билетам! — И первым плюхнулся за стол. Дождавшись, когда все рассядутся, он поднялся со своего места и призывно воскликнул:
— Друзья, односельчане! Сегодня один из светлых дней в моей жизни — к нам в дружную семью вернулся мой любимый крестничек — Тимоха! Так пожелаем же ему никогда больше не прикасаться к той дряни, что едва не сгубила его!
«Сгубила, — пронеслось у меня в голове, — и ничего вы поделать с этим не смогли! Раньше надо было с пацаном заниматься, может, и по-другому его жизнь сложилась. На самом деле, вы не за его здоровье пьете, а за упокой души…»
Решив больше не заниматься «самокопанием», я с удовольствием погрузился в праздничную атмосферу, царящую за общим столом. Деревня-то, на самом деле, и не такая уж и большая — сидящих за столами даже сотни не наберется, а мне крестный про несколько сотен говорил. Скорее всего, несколько сотен тут во времена СССР проживало, а теперь молодежь все время норовит в город смыться в поисках лучшей доли.
Возвращаются, конечно, но не все — а отдельные личности, кто в городах пристроиться не сумел. А если судить по наличию молодежи, примерно моего (Тимохиного) возраста, то за столом я так никого и не приметил. Явно вымирающая деревня. И сколько еще таких на обширных пространствах бывшего Советского Союза?
Однако, полностью расслабиться у меня никак не получалось — не выходила у меня из головы история с общаком, который непременно должен был сохранить Али-Баба. И не будет мне покоя, пока я об этом не узнаю. Ведь он слово давал, хранить до особого распоряжения. А распоряжения никакого и не было. Не успел я его отдать, да и слово заветное тоже с собой в могилу унес. И как сейчас относиться к Махмудке, я не представлял. Вроде бы, и другой я сейчас человек, никакими обязательствами с прошлой жизнью не связанный, но общаться с крысой, если таковым мой верный «сподвижник» окажется, мне будет западло… Ну, это на тот случай, если он общак не сберег… Только вот как об этом узнать? Может, просто спросить прямо в лоб, по-тупому?
Идея, забрезжившая в моей голове, действительно было крайне тупа и неприхотлива, но позволяла взять моего постаревшего «распорядителя воровского блага» на самый обычный понт. К тому же, нужное слово, а вернее, целую фразу, я до сих пор не забыл. И мое недавнее лечение у бабки-ведуньи, которую считала колдуньей, едва ли не каждая собака в Нахаловке, мне только на руку! И самое смешное — что так оно и было — непростая бабуля мне попалась, ох, не простая! Может, что и выгорит… Ну, а на нет — и суда нет!
Я замахнул немного водки для храбрости, все ж не каждый день у меня такая оказия случается — из мертвых восстать. Да, большую часть того, что я собирался поведать Али-Бабе, будет чистой правдой, лишь немного подредактированной мною, чтобы в нее было проще поверить. Не знаю, смогу ли провернуть этот сомнительный финт ушами, или напрочь настрою Махмуда против себя. Но лучше попробовать, чем потом жалеть, что ничего не сделал, когда такая возможность у меня была.
Поднявшись со своего места, я подошел к старику и, наклонившись к самому уху (вокруг уже стоял основательный гомон от поднабравшихся односельчан), произнес:
— Дед, есть серьезный базар.
Старик, который не выпил за столом ни капли спиртного, слегка развернулся, встречаясь со мной взглядом:
— Настолько серьезный, Тимка, что попозже никак нельзя?
Я резко мотнул головой, а потом рубанул себя ладонью по горлу, вот так, дескать, до зарезу нужно поговорить:
— Дед, если я с тобой сейчас не побазарю, я с ума, нахрен, сойду!
— Прямо вот так? — Недоверчиво усмехнулся Махмуд. — А чего с этим не к Вальку? Или к Глашке? К Алехе, на худой конец? А? Ты ж в курсе, Тимка, что с меня мозговед хреновый — соплей не выношу!
