Дэвид Хофмейр - Дорога ярости
Кейн пожимает плечами.
– Может, и так. А может, и нет. Мало ли что болтают.
– Ты в это не веришь?
– Поверю, когда увижу.
– Говорят, там люди доживают до полутораста лет. Потерял ногу – тебе выращивают новую. Никто ничем не болеет. Все и всегда отлично себя чувствуют. Красота. Ты же сам говорил, у них там есть всякие лекарства.
– Мне так рассказывали.
Адам сильнее кутается в плед.
– А я в это верю. Там, наверху, совсем другая жизнь.
Кейн ничего не отвечает, лишь ворошит палкой тлеющие угли. Лицо его плывет в мареве пламени, желтые глаза горят, словно куски янтаря в огненных прожилках.
Восходит полная луна цвета рыбьей чешуи. Стоит пугающая тишина. Ночь холодна.
– Люблю, когда тихо, – замечает Адам. – Ни звука не слышно. – Он замолкает и поднимает взгляд в небо. – Круто, правда?
– Когда тихо?
– Нет, луна.
Адам бросает взгляд на жемчужный диск. Спутник Земли. Отчужденный и непостижимый.
– Что бы мы тут ни делали, она спокойно висит себе в небе, плывет в темноте и смотрит на нас.
Кейн поворачивается лицом к костру. Поднимает руку, принимается массировать себе плечо, выгибает спину, вертит шеей так, что кости хрустят.
– Иногда по ночам кажется, будто луна может тебя спасти, – продолжает Адам, запрокинув голову. – Ну ты понимаешь. Защитить. Солнце… другое дело. А луна не такая.
– Ошибаешься, – Кейн щелкает палкой по раскаленному угольку. – Ничего подобного.
Он встает, швыряет палку в костер и смотрит, как она горит. Адам поднимает взгляд на Кейна, и холодный ветер задувает огонь.
Кейн глядит на угли.
– Это просто кусок камня, весь в скалах и кратерах. Не обольщайся. На Луне жизни нет. Она абсолютно мертва. Как озеро Блэкуотера.
Адам неловко ерзает и устремляет взгляд за костер, в темноту. На мгновение в клубах дыма ему чудится лицо Фрэнка, и у него внезапно сводит живот от боли. Знакомое чувство вины. Но вскоре все проходит.
– Мой брат участвовал в гонке Блэкуотера, – говорит Адам.
– Да ну?
– Его подстрелили на Эль-Диабло. Больше он в гонках не участвовал.
Кейн пристально смотрит на Адама.
– Для таких, как мы, гонки – единственный выход. Мы повелители пыли и короли грязи. Никто и ничто нас не спасет, кроме нас самих.
У Адама по спине бежит холодок. Он смотрит в ночное небо, на облака и серебряную луну. Потом вспоминает, где он и кто с ним. Чужак.
Он сказал, что приехал с другого конца пустыни. Что это значит, черт подери?
Все мысли о луне рассыпаются в прах.
Адам встает и забрасывает угли землей.
– Пора ехать. Мотоциклы почти разрядились.
Он косится на Кейна. Тот опасен, это очевидно.
Прав был Фрэнк: никому не верь. Ты сам по себе.
Но Адам понимает людей, пожалуй, даже получше, чем Фрэнк. Всю жизнь он наблюдает за ними, решая, кому верить, кого бояться, от кого бежать. Может, Кейн и опасен, и себе на уме, и вообще – возможно, его хочет Сэди, но есть в нем и что-то еще. Адам это чувствует.
К тому же всегда полезно держать врагов поближе к себе. Вот и Фрэнк так говорит.
– Тебе, наверное, негде переночевать, – замечает Адам.
– Наверное, – откликается Кейн.
6
Пятница, 1-е число, 20:00–34 часа
За фермой высятся крутые утесы, малиновые на фоне темного неба. В их тени приютился дом – простой, в три комнаты, из кедра. Скорее, лачуга, чем дом фермера. Из покосившейся каменной трубы поднимаются кольца дыма.
Пахнет кислятиной. Вонь доносится из курятника на заднем дворе.
Когда Адам с Кейном подъезжают и останавливаются у колодца, из дома выходит Фрэнк Стоун.
– Привет, – Адам слезает с мотоцикла. Его дыхание паром клубится у рта.
Фрэнк тощий, кожа да кости. Ему девятнадцать, но выглядит он старше. Крепкий. Высокий, чуть сутулый. На Фрэнке потрепанные джинсы и джинсовая куртка; одежда на нем болтается. Лицо у него изможденное, глаза красные от усталости, из уголков разбегаются морщины. Иссохшая кожа выдублена солнцем дочерна. Ходит Фрэнк на костылях, щадя здоровую – правую – ногу.
Фрэнк дергает подбородком, указывая на Кейна.
– Это кто?
Адам косится на Кейна, который сидит на мотоцикле, одна нога на земле, вторая – на педали переключения передач.
– Это Кейн.
Фрэнк фыркает.
– А у самого что, язык отнялся?
Кейн и бровью не ведет. И не говорит ни слова.
– Откуда он? – допытывается Фрэнк.
– С того конца пустыни.
Фрэнк прищуривается.
– На том конце пустыни ничего нет.
– Можно он у нас переночует?
– У нас и без него полно голодных ртов.
– Да тут же, кроме нас, никого нет!
– Точно, – соглашается Фрэнк, рассматривая Кейна.
Кейн прислоняет байк к колодцу.
– Приятно познакомиться, – кивает он Фрэнку.
– Можно он переночует у нас в убежище? – не сдается Адам.
Фрэнк трет подбородок и переводит взгляд на брата.
– Ты чего так поздно? Где шлялся?
– Ездил в каньон.
Фрэнк качает головой.
Адам прислоняет мотоцикл – свой фамильный байк – к колодцу рядом с мотоциклом Кейна.
– Ему некуда ехать.
Фрэнк что-то бормочет и вздыхает.
– Мейв принесла картошки. Еще есть куриный бульон и свежий хлеб. – Он разворачивается и ковыляет в дом. Металлическая левая нога Фрэнка блестит в лунном свете и грохочет о деревянное крыльцо.
– Куриный бульон, – говорит Кейн. – Сто лет его не ел.
– Я тебе постелю в убежище, – отвечает Адам.
* * *В доме пахнет дымом и свежеиспеченным хлебом. Мейв, соседка, с самыми добрыми намерениями, но себе на уме, принесла им еды в обмен на куриные яйца, ну и, конечно, чтобы завоевать расположение брата. Кормежка за любовь. Но сердце Фрэнка не так-то просто покорить.
У Адама текут слюнки, пока он хлопочет возле кухонного стола, разливая дымящийся бульон по глиняным мискам. Куски курицы прилипают к половнику. Кухонька тесная, и Адаму приходится протискиваться боком между стульями и стенкой. Он подает Кейну миску бульона и сам садится напротив.
Кейн кладет руки на стол, вдыхает аромат пищи и поднимает глаза на Адама. Тот кивает, Кейн берет ложку и принимается шумно хлебать суп.
Фрэнк откидывается на стуле и смотрит, как парни жадно поглощают пищу. Потом тоже принимается за еду.
Фрэнк вытирает губы тыльной стороной ладони. Пальцы у него скрюченные и сплюснутые, с обломанными ногтями; суставы опухли и все в синяках. Эти руки пережили не одну бурю. Рабочие руки.
Фрэнк впивается взглядом в Кейна.
– Что ты умеешь?
Кейн пожимает плечами и продолжает хлебать суп.
Адам откусывает кусок хлеба.
– Он пускает блинчики по воде лучше всех, кого я знаю.
– Гонщику от этого толку мало.
– Еще он умеет нырять. Он достал до самого дна… – Адам осекается на полуслове.
Фрэнк упирается в Адама пристальным взглядом, не донеся ложку до рта.
– Ты тоже с ним нырял?
Адам не отвечает. Смотрит в тарелку.
– Ты не смеешь нырять в озеро, – Фрэнк сверлит брата свирепым взглядом. – Черт тебя подери, Адам! Ты работать должен, а вместо этого поперся купаться!
– Не могу же я целый день вкалывать, – отвечает Адам, проглотив суп.
Фрэнк качает головой и подносит ложку ко рту.
– Ошибаешься, – ворчит он.
В комнате наступает тишина. Слышно лишь, как Кейн хлюпает супом да чайник кипит и булькает на плите. Фрэнк отодвигает пустую миску, судорожно вздыхает и засовывает большие пальцы за ремень.
Кейн, не поднимая глаз, продолжает хлебать суп.
Адам проводит рукой по краю стола и замечает, что дерево истерлось и потрескалось. Он смотрит на пустую тарелку перед собой. Глина шероховатая, в царапинах. Адам переводит взгляд на окно, глядит на рваные, все в пятнах занавески, задернутые на ночь.
– Ну ладно, – произносит Фрэнк. – Все равно вы сейчас вряд ли думаете о работе.
Адам таращится на окно и ничего не отвечает.
Когда ужин закончен, Адам ведет Кейна в убежище. Они отпирают засов люка и спускаются по лестнице, освещая себе путь свечой. Адам шагает впереди, Кейн за ним. Воздух в подвале затхлый. Из курятника доносится резкая, раздражающая вонь куриного помета. Все в доме провоняло курами. Но здесь все же пахнет иначе: противный душок мешается с ароматом земли.
Убежище немногим лучше обычного подвала. Здесь нет ни тюков с прессованным сеном, ни сельскохозяйственных инструментов. Покрытые пылью мешки для семян свалены у голой стены, возле скрученного мотка проволоки. В темном углу – пустой баллон из-под кислорода. Рядом висят кислородные маски, отбрасывая на стену причудливую тень. Вдоль стены тянутся полки, заставленные консервами и коробками с припасами. Бетонный пол, отполированный временем. Обстановка суровая, ничего лишнего. Но все-таки здесь тепло, и когда наступает зима и земля промерзает, Адам и Фрэнк спускаются в убежище, чтобы пережить холода.
