Дж. Уорд - Темный любовник
— Прошу тебя, не нужно говорить в таком тоне…
— Ты встречалась с этим скотом.
— Он не…
— Не смей защищать его передо мной!
Она и не собиралась. Она собиралась сказать своему брату, что Роф выслушал ее обвинения и полностью признал свою вину за все, что было в прошлом. Что он извинился и действительно раскаялся. Что, хотя его слова не могли компенсировать все то, что произошло, она чувствовала, что ее услышали.
И что даже если ее бывший хеллрен и был причиной того, что Марисса пошла в дом Дариуса, осталась она не из-за него.
— Хейверс, прошу тебя. Все не так, как ты думаешь. — Ведь Роф сказал ей, что собирается соединиться. И она… встретила кое-кого. — Ты должен выслушать меня.
— Нет, не должен. Я знаю, что ты все еще встречаешься с ним. Этого достаточно.
Хейверс встал с кушетки, двигаясь без своей обычной грации. Когда он ступил в полосу света, Марисса ужаснулась. Его кожа была серой, щеки ввалились. В последнее время он становился все более и более худым. Теперь Хейверс был похож на скелет.
— Ты болен, — прошептала она.
— Со мной все отлично.
— Переливание не помогает, не так ли?
— Не пытайся перевести разговор на другую тему! — он смерил ее взглядом. — Боже, я никогда не думал, что это может случиться. Я никогда не думал, что ты будешь скрывать что-то от меня.
— Я ничего не скрываю!
— Ты сказала мне, что разорвала Соглашение.
— Да.
— Ты лжешь.
— Хейверс, послушай меня…
— Довольно! — он встретился с ней глазами, когда открывал дверь. — Ты — это все, что у меня осталось, Марисса. Не проси меня вежливо стоять в стороне и быть свидетелем твоей гибели.
— Хейверс!
Дверь захлопнулась.
С мрачной решимостью она выбежала в холл. — Хейверс!
Он был уже на самом верху лестницы, и не захотел даже оглянуться назад, на нее. Хейверс яростно резанул рукой воздух позади себя, словно прогоняя ее.
Марисса вернулась в свою комнату и села у туалетного столика. Прошло достаточно много времени, прежде чем она смогла вздохнуть полной грудью.
Гнев Хейверса был объясним, но пугал своей силой и тем, что обычно бывал очень редок. Марисса никогда не видела своего брата в таком состоянии. Было ясно, что он не сможет рассуждать здраво, пока не успокоится.
Завтра она поговорит с ним. Она расскажет все, даже о другом мужчине, которого встретила.
Марисса смотрела на себя в зеркало и думала о том, как тот человек прикасался к ней. Она подняла руку, снова ощущая то, что чувствовала, когда он сосал ее палец. Ей хотелось большего.
Ее клыки немного удлинились.
Интересно, какова на вкус его кровь?
* * *Уложив Бет в постель ее отца, Роф пошел в свою комнату и надел белую рубашку и длинные мешковатые белые штаны. Он достал нитку крупного черного жемчуга из эбеновой шкатулки и стал на колени на полу рядом со своей кроватью, опираясь на пятки. Он надел ожерелье, положил руки на бедра ладонями вверх и закрыл глаза.
Когда Роф успокоил дыхание, все его чувства обострились. Он мог слышать, как Бет ворочается в постели по ту сторону коридора, вздыхает, когда зарывается в подушки. В остальном в доме было довольно тихо, у него были лишь смутные ощущения чьего-то присутствия. Поскольку некоторые братья ночевали в спальнях наверху, он мог слышать их шаги.
Он готов был поспорить, что Батч и Ви все еще говорят о бейсболе.
Роф улыбнулся. Этот человек — просто нечто. Один из самых агрессивных мужчин из тех, с которыми ему приходилось сталкиваться.
А что касается того, что коп нравится Мариссе? Ну что ж, им остается только ждать, к чему это приведет. Какие-либо отношения с представителями других видов были опасны. Конечно, братья спали со многими человеческими женщинами, но они проводили с ними не больше одной ночи, поэтому воспоминания можно было легко стереть. Если же были затронуты эмоции, и уже прошло некоторое время, хорошо промыть человеческие мозги становилось сложнее. Что-то стиралось не полностью. Всплывало на поверхность позднее. Доставляло людям неприятности.
Черт, может, Марисса собирается просто поиграть с парнем, а затем высосать его досуха. Что было вполне приемлемо. Но до тех пор, пока она либо не убьет его, либо не сделает своим, Роф собирался внимательно следить за этой ситуацией.
Вампир обуздал свои мысли и начал песнопение на Древнем языке, используя звуки, чтобы подавить свои мыслительные процессы. Поначалу ему было очень трудно вспоминать слова, он часто запинался. В последний раз, когда Роф молился, ему было лет девятнадцать-двадцать. Воспоминания об отце, сидящем рядом с ним и говорившем, что нужно делать, были притягательными и отвлекали внимание, но он заставил свой ум очиститься.
Жемчуг на его груди начал теплеть.
А затем он оказался во внутреннем дворике. Архитектура в итальянском стиле была сплошь белого цвета; мраморный фонтан, мраморные колонны, мраморный пол — все это испускало легкое свечение. Единственным ярким пятном была стайка певчих птиц, сидевших на белом дереве.
Он прервал молитву и встал на ноги.
— Так много времени прошло, воин, — донесся сзади величественный женский голос.
Он обернулся.
Миниатюрная фигурка, скользившая к нему, была полностью укутана в черный шелк. Ее волосы и лицо, кисти рук и ступни — все было закрыто. Она плавно приближалась к нему, не шла, а как будто плыла по воздуху. Ее присутствие заставляло вампира чувствовать себя неуютно.
Роф склонил голову. — Дева-Летописица, как Вы поживаете?
— Правильнее было бы спросить, как ты поживаешь, воин? Ты пришел, потому что ищешь перемен, не так ли?
Он кивнул. — Я…
— Ты хочешь, чтобы Соглашение с Мариссой было расторгнуто. Ты нашел другую и хочешь сделать ее своей шеллан.
— Да.
— Она та, что тебе нужна. Дочь твоего брата Дариуса, который сейчас находится в Забвении.
— Вы видели его?
Она тихонько рассмеялась. — Тебе не стоит меня расспрашивать. Я сделаю вид, что не заметила этого вопроса, потому что ты был вежлив, но не забывай о своих манерах, воин.
Твою мать.
— Прошу прощения, Дева-Летописица.
— Я освобождаю тебя и Мариссу от вашего Соглашения.
— Благодарю Вас.
Наступила долгая пауза.
Роф ждал ее решения по второй части своей просьбы. Он был чертовски уверен, что не собирается спрашивать.
— Скажи мне кое-что, воин. Ты считаешь свой собственный вид недостойным?
Он нахмурился, а затем быстро придал своему лицу безразличное выражение. Дева-Летописица не будет терпеть сердитых взглядов.
