Дж. Уорд - Темный любовник
— Ну, воин?
Он понятия не имел, куда она клонит. — Представители моего вида — сильная и гордая раса.
— Я не просила тебя сформулировать определение. Я спросила, что ты думаешь о них.
— Я защищаю их ценой своей жизни.
— И все же ты не хочешь возглавить свой народ. Таким образом, я могу предположить, что ты не ценишь своих подданных, и, следовательно, сражаешься, потому что тебе это нравится или потому что ищешь смерти. Какое из этих предположений верно?
На этот раз он не стал скрывать своего хмурого взгляда. — Моя раса продолжает существовать благодаря тому, что делаю я и мои братья.
— Только лишь существовать. На поверку численность сокращается. Не растет. Единственная постоянная колония — та, что обосновалась на Восточном побережье Соединенных Штатов. И даже ее представители живут изолированно друг от друга. Они не общаются. Торжества больше не проводятся. Ритуалы соблюдаются неофициально, если вообще соблюдаются. Нет никого, кто может быть посредником в спорах, никого, кто может дать им надежду. И Братство Черного Кинжала проклято. Нет никого среди оставшихся в нем, кто бы не страдал.
— У братьев есть свои… проблемы. Но они сильны.
— А должны быть еще сильнее, — она покачала головой. — Ты подвел свой род, воин. Ты предал свою цель. Так скажи мне, почему я должна удовлетворить твою просьбу о том, чтобы сделать полукровку королевой? — фигура, закутанная в черное, пошевелилась, как если бы она покачала головой. — Будет лучше, если ты просто продолжишь оказывать ей свою поддержку, и не станешь обременять свой народ еще одним бессмысленным номинальным главой. Теперь уходи, воин. Мы закончили.
— Мне бы хотелось сказать несколько слов в свою защиту, — выдавил Роф, стискивая зубы.
— А я не дам тебе такой возможности, — она отвернулась.
— Я умоляю Вас о милосердии, — он ненавидел произносить эти слова, и, судя по ее смеху, она знала об этом.
Дева-Летописица вернулась к нему.
Когда она говорила, ее тон был строг, строг так же, как линии ее черного одеяния на фоне всего этого белого мрамора. — Если ты собираешься умолять, воин, делай это должным образом. Встань на колени.
Роф заставил себя опуститься на землю, при этом ненавидя ее.
— Таким ты мне нравишься гораздо больше, — пробормотала она, вновь став сравнительно доброжелательной. — Так о чем ты говорил?
Он проглотил неприязненные слова, вынуждая себя казаться сдержанным, хотя это было откровенной ложью. — Я люблю ее. Я хочу чествовать ее, а не только чтобы она согревала мою постель.
— Ну, так относись к ней, как должно. Но это не значит, что нужно проводить церемонию.
— Я не согласен, — и добавил. — При всем моем уважении.
Наступила долгая пауза.
— Ты не обращался ко мне за советом все эти столетия.
Роф поднял голову. — Именно это беспокоит Вас?
— Не задавай мне вопросов! — выкрикнула она. — Или я заберу у тебя эту полукровку быстрее, чем ты успеешь сделать следующий вдох.
Роф опустил голову и положил руки на мрамор.
Он ждал.
Ждал так долго, что уже хотел поднять взгляд и посмотреть, не ушла ли она.
— Я потребую от тебя услугу, — проговорила она.
— Скажите, какую.
— Ты станешь во главе своего народа.
Роф поднял взгляд, у него перехватило дыхание. Он не смог спасти своих родителей, он едва смог сделать все по правилам с Бет, а Дева-Летописица хочет, чтобы он взял на себя ответственность за всю проклятую расу?
— Что ты ответишь, воин?
Ага, как будто у него был выбор. — Как Вы пожелаете, Дева-Летописица.
— Это приказ, воин. Это не пожелания и не услуга, о которой я попрошу тебя, — она издала неопределенный сердитый звук. — Встань. Ты стер колени в кровь на моем мраморе.
Роф поднялся и встретился с ней глазами. Он продолжал молчать, предполагая, что она, наверно, собирается наложить на него еще какие-то обязательства.
Она заговорила с ним откровенно. — Ты совершенно не хочешь быть королем. Это очевидно. Но это твой долг по праву рождения, и самое время тебе доказать, что ты достоин своего наследия.
Роф запустил руку в волосы, из-за охватившего его страха напрягались мускулы.
Голос Девы-Летописицы смягчился. Немного. — Не волнуйся, воин. Я не оставлю тебя искать свой путь в одиночестве. Ты придешь ко мне, и я помогу тебе. Быть твоим советником — часть моего замысла.
И это было хорошо, потому что Роф будет нуждаться в помощи. Он абсолютно не имел представления о том, как нужно править. Он умел убивать сотней различных способов, владеть собой в любом сражении, оставаться спокойным, когда весь проклятый мир полыхал в огне. Но попросите его обратиться к тысяче своих людей, собравшихся вместе? И у него сводило все внутри.
— Воин?
— Хорошо, я буду отчитываться перед Вами.
— Но это все еще не та услуга, которую ты должен оказать мне.
— Что… — он провел рукой по волосам. — Я беру свои слова обратно.
Она мягко рассмеялась. — Ты всегда быстро учился.
— Я буду работать над собой. — Раз уж он решил быть королем.
Дева-Летописица приблизилась к нему, при этом казалось, что она парит по воздуху, и Роф почувствовал аромат сирени. — Подставь ладонь.
Он протянул руку.
Черные складки всколыхнулись, когда она подняла руку. Что-то упало в его ладонь. Кольцо. Тяжелое золотое кольцо с рубином, размером с грецкий орех. Оно было настолько горячим, что Роф едва не уронил его.
Рубин Ночи.
— Ты передашь ей это от меня. И я буду присутствовать на церемонии.
Роф сжал подарок так сильно, что кольцо впилось ему в ладонь. — Вы окажите нам честь.
— Да, но мой приход преследует и другую цель.
— Услуга.
Она рассмеялась. — Потрясающе! Вопрос прозвучал, как утверждение. Ты, конечно, не удивишься, если я не стану потворствовать тебе. Теперь уходи, воин. Иди к своей женщине. Будем надеяться, что это хороший выбор.
Она повернулась и начала удаляться.
— Дева-Летописица?
— Мы закончили.
— Благодарю Вас.
Она остановилась у фонтана.
Черные складки всколыхнулись, когда она потянулась к падающим струям воды. Когда шелк соскользнул, возникло ослепительное сияние, как будто ее кости пылали, а кожа была полупрозрачной. В момент, когда она коснулась воды, в месте контакта появилась радуга, заливая белый внутренний дворик.
Роф хрипло выдохнул, потрясенный тем, что его зрение внезапно сфокусировалось. Внутренний дворик, колонны, цвета, она сама — все это неожиданно стало четким. Он сосредоточился на радуге. Желтый, оранжевый, красный, фиолетовый, голубой, зеленый. Цвета, как драгоценные камни, были настолько блестящими, что, казалось, они рассекают воздух, и все же их яркая красота не была ему неприятна. Он впитывал в себя это зрелище, пытался охватить умом, удержать его.
