Олег Дивов - Призрачный мир: сборник фантастики
— Давно… в позапрошлом году. Когда мы отмечали три года выпуска.
— Прекрасно! (Чему тут радоваться?) И не помнишь, как мы с тобой потом встречались, на какие темы разговаривали?
— Нет… Ты растолкуй, в чем суть?
— Пойдем.
Она уводит меня снова вглубь парка, и я подчиняюсь, пускай и не понимаю ровным счетом ничего. Вдруг начинает казаться: я вот-вот уясню, что к чему, отыщу ниточку, за которую нужно потянуть, чтобы распутать происходящее… но сразу же это ощущение пропадает.
Под кронами каштанов, у заброшенного туалета, где тихо и полутемно, Элька сгребает в сторону листья и, подобрав сучок, чертит на размокшей от дождя земле крест. Две пересекшиеся линии. Потом — бросив на меня взгляд — ногой, тяжелой подошвой ботинка стирает рисунок, вминаются в землю бороздки…
И тут словно что-то вспыхивает у меня в голове. Условный знак!
И приходят воспоминания. Все складывается, как мозаика. Эльвира. Ее друзья-нелегалы. То, о чем нельзя знать служителям официальной церкви, и их системному Высшему Разуму, и его программам-ангелам. Наши разговоры. Нелегальный офис с рабочей вирт-станцией новейшего образца.
Поэтому предательством было бы идти в церковный виртуал с моими обычными воспоминаниями. Поэтому внедрили мне программу, заблокировавшую участок сознания. И оттого же, а еще ради дружбы и из сочувствия, эту штуковину мне продали с огромной скидкой, почти задаром. А теперь — знак, уничтожающий программу.
Голова проясняется, и уходит хаос, становится легко.
Эля косит на меня выпуклым глазом, черная радужка сливается со зрачком.
— Ты как?
— Нормально. Но, Элька…
— Что?
— Я боюсь. Этот, Ангел Смит… не узнал ли он про вас?
— Разве был сбой? Отчего думаешь, что выведал?
— Нет, я ничего не помнила… Только… Эля! Мне было иногда страшно, так страшно!
— И ничего больше?
— Нет. Точно нет.
— Тогда действительно нормально. Мы не раз отправляли людей с подобной программой в вирт, и все сходило с рук. Даже больше скажу, — она подмигивает, — я и сама однажды туда заявилась. Ух, ненавижу!
Я вдруг ловлю себя на мысли, что внимательно ее разглядываю. Ну прямо-таки девчонка — ребячество, как в институте, когда она на лекциях передразнивала преподавателей и, хихикая, забрасывала записочками всю группу. С трудом верится, что Эльке двадцать семь. И еще труднее — что эта Мисс Непосредственность может быть сдержанной, решительной и хладнокровной и всегда, каждую минуту знать: она действует, — и знать зачем.
— Кто не противостоит, — сказала она однажды, — тот не человек.
А я как же?
Делать порно и стрелялки. Для состоятельных, вроде тех дамочек в мехах. Только богатые сейчас могут оплатить нелегальный вирт. Естественно, большие суммы люди согласны выкладывать лишь за острые ощущения. А как же иначе? Не осталось других жанров.
Ну что, Александра? Нравится тебе такой вариант?..
— …Не молчи, Алька. Я уже в который раз задаю тебе этот вопрос.
Голос Эльвиры пробуждает меня от полудремы-размышления.
Оказалось, мы сидим на скамейке. Начинает темнеть, людей вокруг почти нет.
— Что ты сказала?
— Я говорю, — не обижаясь, спокойно поясняет Элька, — что тебе остается одно из двух: или к нам, или к ним, к церковным. Нет, из трех — еще идти дворником работать. Сколько ты уже времени живешь на старые сбережения?
Вот то-то: правду в глаза. Вернее, в лоб.
— Да, мне теперь нужны будут деньги. ОЧЕНЬ нужны.
— Тогда решено?
— Почти.
— «Почти»… — передразнивает она. — Ну, приходи завтра по адресу, я тебе объясню что надо. Надеюсь, не раздумаешь. И заодно — сначала — проверю твою память, все ли действительно прошло гладко.
Мы встаем.
— Извини, Элька… Я сейчас хочу прогуляться одна.
Она недоуменно вздергивает лохматую бровь, но ни о чем не спрашивает. Чувствует, когда надо помолчать.
— Тогда пока.
Я медленно иду по аллее. Протягиваю руку, и желтый лист ложится на ладонь, одинокий, как я. Таких листьев здесь много, но почему-то мне кажется, что этот — особенный. Господи, ну и чушь лезет в голову!
Итак, я решила. Денег теперь будет много; их хватит, чтобы помочь родителям. Ну а я? Что мне даст эта работа — не в плане денег, а в ином, более важном плане?
Цель жизни — в противостоянии?
Полусмысл, полумеры. Все лучше, чем ничего. «Лучше, чем совсем не быть…»
Но ведь это же — работа. Моя любимая работа…
…Небольшая комната загромождена аппаратурой, всюду — экраны, экраны. Мы в наушниках и сенсорных перчатках, изредка бросаем друг другу короткие фразы:
— Вот так?
— Нет. Левее клади.
И опять молчание.
* * *В октябре 2076 года Александру Самойлову арестовали вместе с другими нелегалами ее группировки и приговорили к десяти годам заключения. В тюрьме она отказалась принять вирт-сакрал и, таким образом, не могла рассчитывать на апелляцию… Говорят, скоро для преступников будет применяться виртуальный ад. Впрочем, это, вернее всего, не более чем слухи.
Нет, не хочу. Мрачновато получается. А насчет ада — вообще мазохизм какой-то…
В октябре 2076 года парламент проголосовал за отмену закона, запрещающего альтернативный виртуал. Год спустя Александра Самойлова прославилась как лучший в России экшен-программер.
Да, или еще круче — секс-программер. Ну и на кой мне это нужно?..
В октябре 2076 года Александра Самойлова повторно приняла исповедь и окончательно обратилась в вирт-религию.
Ну а это тем более ерунда.
В октябре 2076 года Александра Самойлова, после долгих терзаний, нашла работу себе по душе, отыскала смысл жизни и обрела себя.
Слишком книжно оно получается. Столько вариантов уже сочинила — и все стереотипы. Наверняка будет не так.
Иду по аллее, думаю. И листья, подхваченные ветром, шуршат и несутся вперегонки.
Я не знаю, чего требовать от судьбы. Не знаю, как сложится мое будущее. Но, что бы ни произошло и как бы ни повернулось, я хочу одного: через пять, через десять или пятнадцать лет пусть будет все по-другому, хоть немного иначе, чем сейчас.
Пусть.
Владимир Данихнов
Домовой
— Никогда не бросай меня, — попросила она однажды.
Он весело засмеялся. Подхватил ее на руки и закружил по комнате — она улыбалась, шутливо отталкивала его и дрыгала в воздухе ногами, как маленькая девочка.
— Не смогу я тебя бросить! — кричал он. — Никогда и ни за что! Но и ты обещай, что никогда… никогда…
— Никогда… — словно двукратное эхо, заметались их голоса по квартире. Потом все стихло: сложно разговаривать, целуясь.
Они стояли посреди комнаты и обнимали друг друга. А за углом послышался шорох.
За стеной кто-то выл.
Саша долго не хотела просыпаться. Подушка тянула к себе, как магнит, а веки были тяжелые-претяжелые.
Вой становился громче.
Саша хотела сказать в шутку: «Коль, подними мне веки». Но не успела. Вспомнила, что Коли рядом нет. Саше стало грустно, и она проснулась окончательно. Лежала на боку, ладонь под голову, и смотрела на стену: на веселенькие обои в цветочек. Долго смотрела, и по спине бегали мурашки; казалось, еще миг и к ней прикоснется Коля. Обнимет сзади, погладит спину через шелковую ночную сорочку. Ласково проведет рукой по волосам.
Место сзади пустовало, но так легко представить, что там кто-то есть.
Вой иногда превращался в плач, в редкие всхлипывания маленького ребенка. Изредка он напоминал ветер, заблудившийся в вентиляции.
Саша села на кровати, запустила пятерню в волосы и обнаружила, что от прически не осталось и следа. Потому что она вчера купалась. Потому что не нашла после купания фен. Потому что и не искала почти: фен лежит в трельяже за правой дверкой. Но она туда не заглянула: искала фен сначала в туалете, сигарета за сигаретой убивая пачку «Явы», потом на балконе, щелчком указательного пальца запуская окурки в звездное небо.
Окурки не долетали.
Потом она совсем забыла о фене, сняла кофточку, стянула джинсы и носки — все это кинула в стиральную машинку. Укладываясь спать, поняла вдруг, что купалась как есть, в одежде; мысль показалась забавной, и Саша уснула с улыбкой на губах.
В вентиляции кто-то выл.
Зевая и потягиваясь, Саша прошлепала в кухню. По пути глянула в зеркало — волосы стали разноцветными: черными с рыжеватыми пятнами — и поспешно отвернулась.
В кухне было грязно; на белом раскладном столике, на нарядной, в жирных пятнах, скатерке подгнивали остатки вчерашнего (позавчерашнего?) ужина, там же стояла пустая бутылка из-под шампанского и пепельница с горкой недокуренных сигарет.
Помнится, она успевала сделать одну или две затяжки, а потом сигарета будто тяжелела на несколько килограммов, и Саша кидала ее в пепельницу. Дрожащими пальцами вытягивала из мятой пачки новую, прикуривала от бытовой электрозажигалки. Втягивала в себя никотин вместе с запахом горелой бумаги. Во время одной из таких затяжек сломала о зажигалку ноготь. Сунула палец в рот, откусила ноготь, выплюнула его на пол. Не задумываясь. Без сожаления.
