Сергей Шкенёв - Красный властелин
– Вот же сука! – Матвей подхватил потерявшего сознание профессора и оттащил в сторону. – Ерёма, ты чего?
Не получив ответа, разозлился и швырнул в шевелящийся студень обломком меча. Без всякого успеха – тот не долетел совсем чуть-чуть, завис в воздухе, а спустя пару мгновений опустился в переплетение щупалец, где и исчез, сопровождаемый сытой отрыжкой.
– Ах ты так?
Щёлкнул самострел. Увы, результат получился тот же самый – неведомая тварь оказалась неуязвимой, и все попытки причинить ей ущерб заканчивались одинаково. Два ножа, восемь болтов, три глорхийских меча… всё сожрала ублюдочная живая сопля.
– Да что же с тобой делать-то? – Барабаш плюнул на пол и с удивлением заметил, как дрогнули, словно в испуге, тонкие щупальца. – Вот как?
Следующий плевок был прицельным, и оттуда, куда он попал, послышалось шипение, а белый дымок сообщил о правильности выбранного оружия. Плохо только, что во рту пересохло – в скитании по подземельям вода во флягах давно закончилась, а пить из местных луж брезговали даже шестиногие слизни.
Матвей в задумчивости почесал затылок, скривился от отвращения, но тяжело вздохнул и вышел в караулку. Да, придётся пить её… Человек, прослуживший в армии хоть один год, навсегда отучается от брезгливости, но, чтобы употреблять глорхийскую чёрную бузу, нужно сделать над собой немалое усилие. Виноград и алые сливы в степях не растут, потому делается этот напиток из перебродившего кобыльего молока и настаивается на всякой дряни, начиная с бараньих катышков и заканчивая скорпионьими хвостами. То ещё зелье! Но не помирать же теперь от жажды? Да и для пополнения боеприпаса…
Кожаный бурдюк с бузой отыскался по запаху, и ещё неизвестно, что гадостнее воняло – тара или её содержимое. Теперь нужно вытащить затычку из костяного горлышка, зажмуриться и сделать первый глоток.
Барабаш с трудом сдержал тошноту. Организм отчаянно сопротивлялся.
– Терпи, Матвей…
Самовнушение мало помогло. К этому пойлу невозможно привыкнуть в зрелом возрасте, его надо пить с детства, а ещё лучше – впитывать с материнским молоком.
– Пьянствуем втихаря?
Младший сотник поперхнулся от неожиданности и оглянулся.
– Живой?
Профессор стоял в дверном проёме. На четвереньках. И бледностью лица мог поспорить с заснеженными вершинами Калейского хребта.
– Дай попить.
– Это глорхийская чёрная буза.
– Наплевать.
– Вот и я о том же! – оживился Матвей.
Но на сообщение о найденном оружии против шевелящейся слизи Баргузин отреагировал вяло:
– Заплюёшь до смерти эту, останутся сотни других.
– Поясни.
Еремей сел на пол, прислонившись к косяку.
– Это и есть Благой Вестник.
Непонимающий взгляд в ответ. И в том же взгляде беспокойство за душевное состояние товарища. Усмешка:
– Ты в детстве головой часто ударялся?
– Не чаще тебя, – Баргузин сделал большой глоток, даже не поморщившись. Привычка? – Да, именно Благой Вестник собственной персоной. То есть малая часть его.
– Так он не человек?
– Он вообще хрен знает что такое. До меня давно доходили слухи… ещё Альбин Жопник был жив…
– Кто?
– Потом его назвали Альбином Великим. Именно этот урод приютил… – ещё один, более долгий глоток, и профессор продолжил окрепшим голосом: – Неизвестно, откуда вообще явилась тварь, но пиктийцы воспользовались моментом, заключив союз. Взаимовыгодный союз, как им тогда казалось.
– Сейчас не кажется?
– А подробностей договора уже никто не помнит.
– Кроме тебя?
– Я узнал только сейчас, – Баргузин вздрогнул, заново переживая неприятные ощущения от мысленного контакта с разумными соплями. Зябко повёл плечами. – Благой Вестник даёт пиктам магию, забирая взамен половину вытягиваемой из жертв энергии. Ну и глорхийцев, охраняющих убежище, тоже кушает потихоньку.
– Урод.
– Вот именно, – кивнул профессор. – Поэтому они такие квёлые были.
– А тебя?
– Меня? Против любого роденийца кишка тонка, и если бы сам не полез… Даже среди пиктийцев рождаются те, кто способен закрыться от этой пиявки – так называемые «лишённые дара». Правда, и живут недолго.
– Но колдуны с нашими пленными… и мирными жителями.
– Они инструмент. Нож для вскрытия устриц. Топор дровосека.
– Тоже суки, – согласился Матвей и опять приложился к бузе, после определённой дозы оказавшейся не такой уж поганой на вкус. – Тварь нужно убить. Хотя бы этот кусок. Чего она боится?
– Ты же выяснил.
– Ага, выяснил. Но мы же не в сказке, где герой плевком сшибает с небес дракона, одновременно тиская грудастую блондинку. Или блондина, как предпочитают энейцы. Посмотрим на ситуацию трезво! – Барабаш икнул и отправился на поиски следующего бурдюка. – Это как укусы блох – неприятно, но не смертельно. Тут думать нужно!
В караулке буза не отыскалась – то ли кагуловы глорхи её уже выпили, то ли спрятали… Спрятали? Точно! И единственное место, где она останется в сохранности, – это подножие алтаря Благого Вестника. Живые сопли всякую дрянь употреблять не станут и другим не дадут. Хитрые глорхи! Ик…
– Ты куда? – окликнул профессор.
– Сейчас вернусь.
Почему же так качается пол? И стены немного того. Колдуют, сволочи. Мёртвые, но колдуют. А бузу спрятали! Не на ступеньках ли? Странно, там нет. Но должна быть!
– Эй, сопля, отдай бурдюк! Чего молчишь, когда человек спрашивает? Хочешь в одну харю заглотить после нашего ухода? И вообще… ты меня уважаешь?
Щупальца зашевелились, образуя подобие установленной на ребро тарелки, направленной Матвею в лицо. Младший сотник плюнул, но промахнулся.
– Закуску требуешь, гнида подземная?
Явившийся на шум профессор с беспокойством крикнул:
– Близко не подходи!
– Да? – Матвей обернулся и, хитро прищурившись, погрозил пальцем. – Защищаешь? Это твой друг? Тогда я его угощу!
Ступеньки, ведущие вверх, тоже качаются. Мёртвые глорхи колдуют, сволочи! И завязки на штанах затянули злокозненной магией. Но ничего, настоящий роденийский воин справится с любыми трудностями! Ага, распутался кагулов узел… Ух, облегчение-то какое! А всё проклятая буза!
Еремей с изумлением наблюдал, как под струёй мотающегося из стороны в сторону Барабаша начала съёживаться и дымиться частичка Благого Вестника. Потом почернела, запульсировала, готовясь… готовясь… взорваться? И дикий визг, не слышимый ухом, но проникающий в мозг.
– Бежим, твою мать!
Выбрались! И всё-таки они выбрались!
Михась перевязывал рассечённую голову старшего сотника Медведика обрывками собственной рубахи. А тот раскачивался, мешая работе, и задавал один и тот же вопрос:
– Куда делся город, Миха?
– Взорвался, – привычный ответ лишённым эмоций голосом. Слишком много впечатлений за последнее время, чтобы эти эмоции проявлялись. – Бабах. И всё.
– Но как?
– Да нам без разницы.
– А профессор с Матвеем?
– Два дня прошло – чудес не бывает.
– Ты думаешь?..
– Погибли? Это вряд ли, у профессора же не магия, а наука.
– И что?
– На чудеса не рассчитывает, просто остаётся в живых и возвращается. Всегда.
– Хорошая привычка. Надеюсь, что он и сейчас ей не изменит.
– Это же профессор!
Глава 20
– Обратная амбаркация, друг мой Вольдемар, вещь настолько интимная, что современной военной наукой почти не изучается. Постыдный процесс, так сказать. Нечто между отправлением естественных надобностей и исполнением супружеского долга. Да, согласен, вроде бы все это делают, но обсуждать вслух сию потребность не принято за полным её неприличием.
Профессор Баргузин говорил убеждённо, восполняя недостаток доказательств энергичными жестами, и зажатая в руке баранья мотолыга с капающим соком вполне заменяла указку университетского преподавателя. Ещё бы сбрить двухнедельную щетину и немного отмыть… хоть прямо сейчас обратно за кафедру.
Но это потом, после победы, а пока Еремей придерживался теории о том, что лучшим украшением героев являются их подвиги, но никак не внешний вид. Насекомые по белью не ползают, и хорошо. Лишь бы оружие содержалось в порядке и исправности.
– Да какая же в отступлении интимность?
Старший сотник Медведик тоже выглядел сущим разбойником. Собственно, с точки зрения пиктийцев, безуспешно пытающихся поймать безобразничающий в тылах отряд, остатки роденийского десанта таковыми и являются. Все двадцать четыре человека, уцелевшие после высадки под Эдингташем. Под бывшим Эдингташем, если говорить честно.
Профессор, один из предполагаемых виновников уничтожения города, на вопрос Вольдемара ответил коротким смешком и пояснением:
– Обратная амбаркация означает полную неудачу планов, а они не предусматривают поспешный драп.
– Мы не драпали. Мы вообще не спешили.
– Ага, за полным отсутствием противника и средств эвакуации. Тем более кто из нас имеет достаточно нескромности, чтобы назвать себя военачальником?
