Сергей Шкенёв - Красный властелин
Кочик тихонько рассмеялся, вспомнив наказы профессора Баргузина ограничиться разведкой и не геройствовать. При этом Еремей поглядывал на Барабаша, прячущего виноватый взгляд, и с нажимом повторял:
– И наплевательское отношение к безопасности в отряде недопустимо! Я вас научу Родению любить!
И ведь научит – профессор всегда выполняет обещанное. Так что придётся позабыть про подвиги и наблюдать за устроенной пиктийцами бойней.
Интересно, зачем они это делают? Сам факт убийства мирных жителей имперскими солдатами возмущения или отвращения у Михася не вызвал, но кое-какие вопросы появились. Любопытно же! И мундиры неизвестного покроя… А если подобраться поближе и рассмотреть повнимательней? Вон из того дома, там и окна выходят в нужную сторону.
У настоящего разведчика мысли никогда не расходятся с делом! Прыжок с крыши сарая, распугавший копошившихся в мусорной куче цыплят… невнятные ругательства при виде поднявшейся тучи жирных зелёных мух…
В дом Михась зайти не успел – пиктийцы опередили. Что понадобилось служителю Благого Вестника, явившемуся в сопровождении двух воинов, в покосившейся мазанке? Явно не мародёрствовать пришли – тут кроме грязных тряпок и пары медных монет, закопанных где-нибудь за очагом, отродясь ничего не водилось. Тогда зачем?
Воины остались снаружи, а ублюдок в чёрном одеянии вошёл в дом. Сквозь тонкую стену, сделанную из обмазанных глиной ореховых прутьев, Михась услышал его довольный голос:
– Ну точно, вот этот пащенок!
Хриплый детский плач, переходящий в едва различимое поскуливание, больно ударил по нервам.
– С-с-сука… – руки непроизвольно сжались на прикладе самострела.
Рвётся бычий пузырь, затягивающий крохотное оконце. Точно напротив Михася.
– Всё загадил! Эй. Там… принесите воды! Мы же не потащим благородному конту кусок дерьма?!
Щелчок тетивы. Шум падающего тела. Недовольный ответ с улицы:
– Это не наша работа, фра Каролус! Приказ отдан вам, и хоть языком вылизывайте!
Жизнерадостный хохот, сопровождаемый комментариями и советами по наилучшим способам очищения крестьянских задниц. Особенно громко ржал тот, что слева, – согнулся в приступе смеха, держась за живот, потом упал на колени и захрипел.
– Да, уморил нас господин благовестник! – правый страж вытер выступившие слёзы рукавом. – Бадди, ты ещё не помер?
И сам поперхнулся словами, когда прилетевший болт пробил его шею и пришпилил к двери.
– Хорошо смеётся тот, кто стреляет быстрее, – Михась выглянул из-за валяющейся у дома дырявой бочки. – Да и я погожу веселиться.
Баргузин слушал доклад и по мере рассказа становился всё мрачнее и мрачнее. Обернулся к Барабашу, ковыряющемуся с воротом трофейного самострела:
– Я тебе говорил про вундерваффе? Это оно и есть.
– Ага, говорил. Только потом случился «большой бабах», и подробностей не последовало.
Михась насторожился – ни профессор, ни Матвей не распространялись об обстоятельствах совместной вылазки в ныне не существующий Эдингташ, и лишь по немногим обмолвкам можно было догадаться о случившихся там неприятностях. Еремей, заметив интерес бывшего лётчика, ухмыльнулся:
– Смотри, у Михи даже уши в два раза больше стали.
Тот не смутился:
– А что там с вафлями?
– Вундерваффе, что в переводе с одного забытого языка означает «чудо-оружие».
– Не заметил никакого оружия.
– Значит, повезло.
Дальше Михасю стало неинтересно. Ну да, сжирают колдуны заболевших сервов, и что с того? Из-за какой-то сраной заразы их мощь увеличивается чуть ли не впятеро? Чушь, умирают они точно так же, как до… до… да, до сжирания. А голые теории идут лесом, степью и в кагулью задницу.
– Ребёнка зачем притащил, герой недоделанный?
– Что? – встрепенулся Кочик.
Серебряные, не прикрытые иллюзией глаза профессора смотрели с укоризной и какой-то жалостью.
– Подумаешь, ребёнок. Не бросать же его в деревне.
– Лучше бы оставил.
– Почему?
– Не жилец, – Еремей запнулся и продолжил со странной интонацией, с трудом выговаривая слова: – Вечером или ночью умрёт. В муках. Это не лечится.
– Но…
– Отпусти его душу. Сам. Спаси от боли.
В руку Михасю ткнулась рукоять ножа.
– Я? – Кочик растерянно огляделся. – Почему я?
Товарищи прячут взгляды. Старший сотник Медведик отвернулся и делает вид, будто наблюдает за низкими облаками. Матвей сопит, пересчитывая болты к самострелу. Маски вместо лиц. Тишина.
Михась сгорбился. Замедленным движением взял нож.
– Какие же мы уроды, профессор. Даже в милосердии уроды…
Он ушёл неуверенной походкой придавленного несчастьем человека, а старший сотник за спиной Баргузина прошептал:
– Неужели ничего нельзя сделать?
– Можно.
– И ты…
– Да, и я! У нас нет двух недель на лечение, Вольдемар. Нас найдут раньше.
– Но ребёнок умрёт.
– Или сегодня он один, или завтра вместе с нами. Предлагаешь мне сделать выбор? Выбор уже сделан, и не в его пользу.
– Михась прав, мы уроды.
Баргузин молча смотрел в догорающий костёр. Ответил через силу:
– Когда-нибудь Миха поймёт.
– Но не простит, если узнает правду.
– Узнает. А что до прощения… лишь бы понял.
Стражи Тумана уходили из деревни. Из дымящихся развалин деревни – обнаруживший убитых подчинённых и служителя Благого Вестника, конт не стал искать виноватых. Может быть, кто-то и сумел спрятаться во время поднявшейся на площади суматохи, но это не принципиально. Два-три убежавших серва послужат общей пользе дела, растрезвонив по округе весть о неотвратимости наказания за нападение на воинов императрицы. Весть не новая, но никогда не помешает напомнить быдлу о месте у корыта. Даже в корыте. Пища… Взбунтовавшаяся пища? Смешно.
Но некоторые меры предосторожности предприняты – вдруг тупоголовые дракониры не зря распускают слухи о шастающих здесь роденийцах? Тоже смешно… вояки с одной извилиной, той самой, что цепляется за седло дракона, знают больше всеведущих Стражей Тумана? Бред! Лорд-протектор непременно бы поставил в известность своих любимцев. Корпус – его детище.
Кстати, совсем скоро появится возможность оправдать доверие эрла Эрдалера в боях с тёмными отродьями на их территории, по ту сторону Калейского хребта, и показать надменным наездникам крылатых ящериц, как должны воевать настоящие мужчины. И они узнают!
Негласное соперничество между Корпусом и драконирами отравляло жизнь конта тем, что сами небесные всадники не подозревали о существовании такового. Старшие сыновья древних родов, наследники земель и состояний – им ли обращать внимание на мелких дворянчиков, чьего магического дара хватало только на пару боевых заклинаний, годных лишь против бунтующей черни. Но ничего, это уже в прошлом. Магическая импотенция в прошлом!
Конт расправил плечи. Неведомая доселе сила переполняла его, играла в крови и заставляла быстрее биться сердце. Энергия чужой жизни, приправленная восхитительной горечью мучительной смерти. Вкусно.
– Йохан, друг мой, патрули ещё не вернулись?
– Никак нет! – оруженосец смотрел влюбленно и преданно. – Прикажете послать ещё, мой конт?
Довольная улыбка ответом. Титул получен всего месяц назад – перешёл по наследству от сгоревшего в небе над Роденией двоюродного дедушки, так что каждое его произнесение вслух греет душу и тешит самолюбие. Мелочь, а приятно.
– Нет, Йохан, пока подождём, – Браггис многозначительно подмигнул. – Побережём коней, мы же не на летающих жабах.
В пиктийской армии конница давно считалась пережитком прошлого, и редко кто из благородных д`оров ездил верхом даже на охоте, но Стражи Тумана являлись исключением из правила, чем очень гордились. Конечно, скорость передвижения несравнима с полётом на драконе, но перед Корпусом и не ставятся такие задачи. Прибыть на место, спешиться, навести порядок, вернуться домой, доложить о выполнении приказа. Всё!
Барабаш с сомнением покрутил в руке длинный тонкий меч, пренебрежительно фыркнул и плашмя ударил по стволу ближайшего дерева. Отшвырнул обломок:
– Я так и знал.
– А что ты хочешь? – откликнулся профессор, вырезающий болт самострела из спины мёртвого пиктийца. – Колдуны вообще оружие не жалуют.
– А эти?
– Специфика работы.
– Кто? Можно объяснить нормальными словами?
– Это слабые колдуны и на заклинания совсем не надеются. А что шпажонка плохонькая, так им не против тяжёлой пехоты воевать. И так сойдёт.
– Но они что-то говорили про скорое отплытие в Родению.
– Разберёмся.
Баргузин уже сожалел о своей торопливости, помешавшей дослушать разговор пиктийского патруля полностью, и о меткости Михася Кочика, оставившего их без пленника. А ведь предупреждал, чтоб лётчик бил по лошади. Нет же, залепил удирающему колдуну точно под левую лопатку, а тот даже щит не успел поставить. Или никогда не умел этого делать?
