Сергей Шкенёв - Красный властелин
Около десяти роденийских фунтов чистого веса не считая костей… Мясо. И жизнь.
Третий шаг.
Взвизгнул придавленный сапогом слизень, и Барабаш, не задумываясь, бросил нож. Попал!
– Твою кагулом мать! Лови её, Матвей!
Крыса заверещала, перебивая азартный вопль профессора и волоча за собой неподвижные задние лапы, шустро поползла прочь, утаскивая торчащий из задницы нож. Баргузин метнулся следом, но поскользнулся на раздавленном соплюне и упал, приложившись седалищем о каменный пол. Барабаш, никак не ожидавший такой прыти от обоих, немного замешкался, но быстро опомнился:
– Стой, гадина! – он перепрыгнул через Матвея и скрылся за поворотом подземного хода.
– Меня погоди!
Ну кто мог подумать, что крыса-переросток с перебитым хребтом бегает быстрее человека? Ей бы сдохнуть пора давным-давно, но ведь нет же, упорствует. Ещё завела, сука, в какой-то лабиринт, где светящегося мха почти нет и потому следы крови на камнях едва заметны.
– Живучая, – бормотал Барабаш. – А что будет, если в угол загоним?
– Здесь нет углов, Матвей. А в случае чего я ей сам глотку перегрызу.
Разговор вели на ходу, благо слизни перестали попадаться, и можно было не осторожничать. Разве что не стоило кричать, так как громкие звуки лишь придавали крысе прыти.
– Стой, Ерёма, – шедший первым Барабаш вдруг резко остановился. – Дымом тянет.
– Откуда дыму взяться? Это нюховые галлюцинации.
– Не знаю, но вроде как масло горит в светильниках. Проверим?
– А мясо?
Матвей покачал головой, и профессор осознал глупость вопроса. К кагулам всех крыс! Ведь масляные светильники указывают на присутствие людей, а это означает выход из осточертевшего подземелья.
– Дальше на цыпочках.
– Понял, не дурак, – Еремей улыбнулся и с сожалением посмотрел на пустые ножны. – Нам и в гости прийти не с чем.
– Думаешь?..
– Не с цветами же нас здесь встретят?
Сразу куда-то ушли усталость и голод. Застучало сердце, разгоняя кровь, а рассудок уступил место холодной злости, идущей из глубины души.
И опять осторожные шаги, сделавшие бы честь крадущемуся к мыши коту. Тридцать шагов до поворота тоннеля. Наконец-то издохшая крыса… Наклониться, забрать нож… Чуть ли не размазаться по стене, поблагодарив Триаду за отсутствие светящегося мха. Слизней тоже нет.
Есть тусклые фонари под сводом и два человека в чёрных балахонах по обе стороны от окованной железом двери. Под надвинутыми капюшонами не видно лиц. Взведённые самострелы на сгибе локтя. У правого стража чуть выглядывает краешек кольчужного рукава. Да пиктийцы ли это вообще? Колдуны привыкли надеяться на магическую защиту и почти не пользуются доспехами, кроме самых молодых. Глорхи? Вряд ли, тех не пускают в метрополию даже в качестве пищи, а тут с оружием…
Матвей дотронулся до плеча профессора и на пальцах показал, что берёт на себя левого. Подбросил в руке тяжёлый нож, примериваясь…
– Сначала я попробую, – почти беззвучно шепнул Баргузин, снимая широкий кожаный пояс.
– Пращой?
– Нет.
Еремей опустился на колени, замер. Несколько мгновений шевелил губами. Затем резкий взмах рукой, и в охранников полетела здоровенная змея с забавной трещоткой на хвосте. Энейская гремучка, способная ядовитым плевком убить лошадь.
– Вперёд!
– Там же эта!
– Иллюзия, мать твою! – проорал бывший преподаватель словесности, подныривая под удар использованного как дубина самострела. Ответил противнику сильным тычком в кадык и пояснил: – Она безопасная.
– Иллюзия? – удивился Матвей, с опаской оглядывая шипящую удавку, обвившуюся вокруг шеи второго стража. – И не боишься колдовать? Сейчас как бабахнет, и…
– Это не колдовство, – Баргузин добавил упавшему человеку ногой в висок и поморщился от неприятного хруста. – Того сам допросишь или мне заняться?
Пленник, оказавшийся обыкновенным глорхийцем, заговорил почти сразу, надеясь на милость со стороны победителя в виде лёгкой смерти, но не знал почти ничего. Их привели сюда месяц назад, как приводили многих до этого, и без объяснений поставили сторожить дверь. Место считалось спокойным, нести службу легко и безопасно, и единственное, что угнетало детей степи, – мерзкий и зловредный человечишка за следующей дверью. Именно он не давал покоя, требуя не спать на посту, не пить бузу перед заступлением, запрещая приводить гулящих девок из города. И ещё само подземелье, отнимающее силы глорхов. Два месяца, больше мало кто выдерживал – иные сходили с ума, кто-то просто отправлялся прямиком на заоблачные пастбища Небесной Кобылицы, да будет трава её сочной и мягкой. И лишь самые стойкие и доблестные отправлялись домой с богатыми подарками и великолепным оружием, подогревая желание настоящих воинов испытать судьбу.
– Врёт, – шепнул профессор. – Он прекрасно знает, что выживших убивают для сохранения тайны. Знает и боится.
– А нас?
– Нас-то за что?
– За любопытство. Или откажешься заглянуть?
– Откажусь.
– И мы свалим отсюда, так и не выяснив, что находится за этой дверью?
– Там караулка с двумя десятками глорхов.
– Всего?
– Мало?
– Вот если бы колдуны…
– Их точно нет. Колдовать здесь несколько… э-э-э… чревато.
– Бабахнет?
– Ещё как. Мало, во всяком случае, не покажется.
– Плохо.
– Ну не скажи, – профессор о чём-то спросил степняка на их лающем наречии, кивнул и быстрым движением перерезал тому глотку. – Скоро смена караула.
– Когда?
– Прямо сейчас, – Баргузин указал на дрогнувшую дверь. – Приготовься!
– Всегда готов! – ответил Матвей и влепил болт из трофейного самострела в высунувшуюся морду. – Идём внутрь?
– А надо?
– Обязательно.
Матвей Барабаш, с головы до ног перепачканный чужой кровью, пребывал в крайнем раздражении и не нашёл ничего лучшего, чем высказать претензии профессору:
– Да они же почти не сопротивлялись, Ерёма! Как сонные мухи! Не знаю, как ты, но я никогда не хотел стать мясником.
– Забойщиком, – поправил Баргузин.
– Что?
– Мясники рубят уже готовые туши, а режут скотину забойщики.
– Какая разница?
– Для них?
– Для нас.
– Никакой разницы. А ты чем недоволен-то?
Матвей со злостью плюнул на пол. С одной стороны, хорошо, что глорхийцы в караулке двигались с грацией опоенных отваром каннабисийского гриба кагулов, но с другой… Почему они так? Кто выпил силы из двух десятков не самых худших, если судить по оружию, бойцов?
– Это колдовство, Ерёма.
– Колдовство, говоришь? Можно назвать и так… Хочешь посмотреть на источник?
– Где?
– Там, за следующей дверью.
– И что же там?
– Благой Вестник.
– Сказки про Благого Вестника – дурман, придуманный магоаристократами для оболванивания пиктийского простонародья.
– Матвей, я тоже читал эту газету. И, помнится, недавно рассказывал…
– Ну… мало ли кто чего рассказывает. Вот ходят слухи, будто у некоего Эрлиха Белоглазого весьма своеобразное чувство юмора. Так?
Еремей не ответил, занятый осмотром второй двери. Обычной деревянной двери без всяких украшений. Толкнул.
– На себя потяни, – посоветовал Барабаш.
– А если постучаться?
– Смеёшься?
– Есть немного. Но ты сам говорил, что обыкновенная вежливость творит чудеса.
– Ну так попробуй.
– Без проблем, – Матвей подошёл к двери и грохнул кулаком. Прислушался. Грохнул ещё раз.
– Не получается? – профессор посмотрел на Барабаша со снисходительностью умудрённого жизнью старца, наблюдающего за играющими в песочнице детьми.
– Не мешай, – Матвей достал нож и рукояткой отстучал нечто похожее на гимн «Благой Вестник, храни Императрицу».
Несколько мгновений ничего не происходило, а потом скрипнули плохо смазанные петли.
– Что вы колотитесь, ублюдки?
Вопрошающий, худосочный человек в накидке благовестника, тут же получил в челюсть и больше не задавал глупых вопросов. От удара он отлетел назад, что не помешало Барабашу добавить противнику прикладом по голове, и затих.
– Ты его не убил? – поинтересовался Баргузин, осматривая небольшое помещение, освещённое десятком масляных светильников.
– Обижаешь. Я с пятнадцати лет воюю и давно научился соизмерять… – Матвей сделал шаг в сторону, оберегая сапоги от растекающейся крови, и с виноватым видом закончил: – Или почти научился. А зачем он обзывался?
– Помолчи, пожалуйста, – профессор подошёл к каменному постаменту в центре комнаты, где в углублении пульсировало что-то студенистое, одновременно напоминающее подземного слизня и морскую медузу. – Не врали, значит.
Неизвестная масса отреагировала на приближение человека чавкающими звуками и выпустила короткие щупальца, покрытые розовыми волосками. Не меньше полусотни конечностей сплелись в замысловатую фигуру, и…
– Вот же сука! – Матвей подхватил потерявшего сознание профессора и оттащил в сторону. – Ерёма, ты чего?