Сергей Шкенёв - Красный властелин
Верный соратник довольно рыкнул, что обозначало обещание наблюдать за улицами в оба глаза, и тут же рванул вниз, сложив для скорости крылья.
– Да чтоб тебя Эрлих Белоглазый…
Две размытые тени на перекрёстке. Даже не тени – полупрозрачные фигурки изо льда, видимые только в отблесках пожаров. Волна ненависти, идущая снизу. И взлетевшая в воздух бочка, с влажным чавканьем расколовшаяся о драконью морду. Неожиданная вонь… Откуда она? Вонь…
Ответа на вопрос Маттео Обальдистоун не получил – внезапно пропал щит, и ветер, оборвав привязные ремни, выбросил обер-кадета из седла. Выбросил, чтобы тут же шлёпнуть о мостовую.
Крылатый товарищ не намного пережил наездника, протаранив памятник Альбину Великому. Позеленевшая от времени и солёной влажности бронза оказалась крепче.
Глава 18
В чём схожи пикты с глорхийцами, так это в любви к внешним эффектам. Но если у головожопых всё происходит довольно скромно и уныло, если не считать диких воплей, то имперцы помпезны и пафосны до неприличия. Одни только развёрнутые знамёна чего стоят. И барабанная дробь. И флейты. Не война, а парад. Хотя, если присмотреться повнимательнее, можно увидеть грязь на кружевных воротниках. Следы штопки и плохо застиранной крови на мундирах, посеревшие от усталости лица. Третья атака за сегодня и шестнадцатая за прошедшую неделю. Нескончаемую неделю, когда часы кажутся десятилетиями, а дни – веками. Сколько тысяч лет пролетело с момента высадки? Много… и для многих.
Десант держался на упрямстве – остального больше нет. Кончилось. Нет сил, нет злости, нет желания жить… есть только упрямство и заряды к огнеплюйкам. Двести человек в строю, включая раненых. Ровно двести… круглое число образовалось только что – Медведику доложили о смерти особиста, метавшегося в бреду со вчерашнего вечера. И то долго продержался с пробитым ледяным копьём животом. Командир «Эльпидифора» погиб вчера. Славная смерть – подорвать себя кристаллом от корабельной пушки в гуще вражеского строя. Земля ему пухом, раз не получилось упокоиться в море. И вечная память.
– Михась, передай расчётам станкачей, чтобы пропустили фалангу над собой. И пусть не увлекаются голытьбой, как в прошлый раз.
Кочик виновато улыбнулся. Именно он при отражении утренней атаки положил из ДШК толпу вооружённых горожан, выпущенную колдунами впереди строя. Сами напросились! Если бы побросали дреколье да ржавые мечи и разбежались… Кто им теперь лекарь? Как говорит профессор Баргузин: «Есть пиктиец – есть проблема, нет пиктийца – нет проблемы».
Ерёма тысячу раз прав. Кстати, он успел сделать обещанные амулеты? Без них боезапас обеих станковых огнеплюек, замаскированных в выкопанных наспех укрытиях, рванёт так, что мало не покажется никому. Кристаллы не совместимы с пиктийской магией, разве что одноразовые из соляных кристаллов, но их подмочили ещё при переходе, и кроме как на засолку драконьего мяса они не годятся. Зато заключённая в них энергия придаёт драконятине особый привкус и не позволяет портиться.
– Ты меня слушаешь? – старший сотник заглянул задумавшемуся Михасю в лицо.
– Уже ушёл, товарищ командир!
Вольдемар проводил убегающего десятника задумчивым взглядом и усмехнулся – ещё не наигрался парнишка в войну, хотя хлебнул того варева в горячем и холодном виде. Может, и лучше вот так-то? Наверное, да – лучше умереть, пребывая в свойственной юности твёрдой уверенности в собственном бессмертии. И никогда не узнаешь, что был неправ.
Фыркнула огнеплюйка на левом фланге.
– Вторая рота, мать вашу, куда палите?
До противника больше половины версты. Опять фаланга под развёрнутыми знамёнами. Правильно, лучшего построения для поддержания защиты не существует, а тесные ряды позволяют удерживать даже купол. Впрочем, вряд ли пиктийцы его установят – защищать верх не от кого, а в тылу собственный город. Пока только город, будем надеяться.
Идею замаскировать станковые огнеплюйки таким образом, чтобы они оказались за спиной наступающих колдунов, подал начальник штаба тысячи. Младший воевода Назар Горехват отказался от командования десантом, хотя как старший по званию должен был возглавить его по одной простой причине – попытка прикончить тысяцкого Алечио Ченчика ударом циркуля в ухо закончилась карцером и сломанной ногой. Принудительное падение в трюм со связанными за спиной руками… мелкая месть со стороны командира тысячи. Вот для того, чтобы мелкая не переросла в крупную, начальник штаба и не рискнул остаться на «Эльпидифоре». Бережёного Триада бережёт, а не бережёного… Мало ли что может случиться в пути?
– Никто Баргузина с Барабашем не видел? – Вопрос старшего сотника остался без ответа – уж если сам командир не ведает, где находятся его подчинённые, то откуда знать простым бойцам? Небось, опять развлекаются охотой на колдунов – пиктийцы приходят в ярость, когда видят в глубине роденийских позиций вкопанный столб с приколоченными ушами и подвешенными амулетами. И то и другое отдельно от бывших владельцев. Жестоко и бесчеловечно? Может быть… но покойникам уже всё равно, зато остриё атаки предсказуемо направлено именно туда. Вернувшийся Михась внёс ясность:
– Амулеты готовы, профессор просил не беспокоиться и начинать без него. Он будет позже.
– А Матвей?
– С ним.
– Вот же…
– Что-то они задумали, товарищ старший сотник, нутром чую. И это что-то колдунам очень не понравится.
До войны Эдингташ считался глубоким захолустьем. Впрочем, он продолжал оставаться таковым и после её начала, но появление в городе большого количества имперской аристократии немного развеяло извечную провинциальную скуку и придало некоторый блеск обществу. Ранее здешний высший свет состоял лишь из капитана береговой стражи, происходившего из захудалого и лишённого дара рода с севера Империи, да десятка очень старых дев, решивших поправить здоровье морским воздухом вдали от докучливой молодёжи.
Почтенные девушки первыми пострадали от изменений – среди кадетов драконирской школы почиталась за удаль тайная ловля мопсов, мосек и болонок, с последующим скармливанием блохоносцев драконам. И даже существовало негласное соревнование по количеству.
А что делать, если в свободное от патрулирования время заняться нечем? Не балы же устраивать? Престарелые прелестницы и не против бы, но… И это «но» сводило на нет все остальные доводы. А если нет балов, то нет и приличных музыкантов.
– Барабанщики совсем ритм не чувствуют, а духовые так вообще… – когда-то профессор Баргузин не пропускал ни одной премьеры в столичной опере, и воспитанному на произведениях великого Саввы Бахуса слуху трудно переносить визгливые пиктийские флейты. – За фальшивые ноты убивать нужно!
– Да мы вроде бы так и собираемся сделать, – ухмыльнулся Матвей, не отличавший скерцо от адажио и из всей музыки уважавший лишь колокольный звон. – Или пленных брать будем?
Таскать языков Барабашу надоело. Тем более к колдунам, имеющим представление о планах командования, не подобраться, а городские ополченцы могут только нечленораздельно мычать и испуганно вращать глазами. Как же бедолаг запугали страшными и жестокими роденийцами! Такому после допроса даже глотку жалко перерезать.
– Нет, пленники нам пока не нужны, вот чуть попозже… – профессор сосредоточенно втыкал меч в склон неглубокого оврага. И когда клинок упёрся во что-то твёрдое, с удовлетворением кивнул. – Ну вот, а ты говорил, что не найдём.
– Я говорил? Я даже не знал, что мы чего-то ищем.
– Это неважно, – Баргузин отстегнул от пояса лопатку. – Копай.
Матвей пожал плечами, но инструмент взял – за последние полгода привык к тому, что Ерёма ничего не делает просто так. И если тому захотелось найти что-то закопанное в земле, то так оно и нужно. Только вот зачем?
Когда заработали ударившие фаланге в тыл станковые огнеплюйки, профессор приподнялся на локте и выплюнул измочаленную зубами травинку:
– И не отвлекайся, там без нас справятся.
Барабаш не отвлекался, только изредка вытирал пот со лба рукавом кольчуги. От волнения, наверное. Только спросил, кивая на показавшийся серый камень:
– Если это подземный ход в город, то как-то странно выглядит. Заметил, он на могильную плиту похож?
– Она и есть, – Еремей поднялся, подошёл, осторожно положил руку, нащупывая едва заметные буквы, и повторил: – Да, она.
Матвей озадаченно посмотрел на товарища – осквернителем гробниц ему бывать ещё не приходилось.
– Может, ты без меня? Знаешь, чужие могилы как-то…
– Чужие? – по лицу профессора пробежала лёгкая тень. – Не беспокойся, это моя.
– А-а-а… а в каком смысле?
– В прямом. Когда Эрлиха Белоглазого убили в первый раз…
– Не понял, – Барабаш почесал лопаткой затылок. – Был ещё и второй?
– И даже восьмой. Девятый стал бы последним, но… – Баргузин запнулся и продолжил совсем не в тему: – Великие Перерождения надёжнее – они не кончаются в отличие от жизней. Снимаем крышку!
