Владимир Яценко - Десант в настоящее
Вот только, что делать дальше?
Интервенция не состоялась. Ждём ещё сто лет. А может, и больше. Перебит караул…
Калим вернул в ножны шпагу и, забыв о незнакомце, бросился к лежащим вповалку гвардейцам. Несколько минут он ползал между ними, заглядывал в глаза, прислушивался к биению сердца, пытался уловить дыхание…
Всё напрасно. Никаких признаков жизни. Все мертвы.
Он выпрямился. Незнакомец с женщиной сидели неподалеку. С неподдельным изумлением крутили головами, осматриваясь, не обращая никакого внимания ни на него, Калима, ни на его мёртвых товарищей.
"Покойников им видеть не впервой, — подумал сотник. До него только сейчас начало доходить, в какой двусмысленной ситуации он оказался. — Ну, а я, похоже, влип!"
Он погладил рукоятку шпаги и отметил, как незнакомец мгновенно напрягся.
— Тебе никто не говорил, что с ножом нужно обращаться осторожно?
— Отто, — сказал незнакомец, прикоснувшись ладонью к груди.
Он указал ладонью на свою женщину и собирался продолжить, но женщина его опередила:
— Калима, — внятно произнесла она.
Калим был ошарашен.
— Калима? — переспросил он.
— Калима, — уверенно подтвердила женщина.
— Ха, — выдохнул Калим. — Калим, — гаркнул он, ткнув большим пальцем себе в живот. — Тебя зовут Калима?
Может, он ослышался, женщина на своём языке просто проговорила что-то созвучное имени его Дома?
— Калима, — упрямо повторила женщина.
Сомнений не оставалось.
"Вот теперь мне точно следует попроситься в дальнюю разведку, — подавленно подумал Калим. — К мортанам. Пусть сожрут мои мозги!.."
II
Трибунал Гвардии её Величества впервые оказался в таком затруднительном положении. Одно дело, судить рядового или старшину за пьянку, грабёж или изнасилование. Совсем другое — сотника Калима. Человека уравновешенного, всегда отдающего себе отчёт в своих словах и поступках…
Префект давно уже присматривался к Ратану, но против Вепря никаких зацепок не было. Культ Матери чтил, Законы послушания выполнял, развитию и стабильности способствовал в не меньшей мере, чем и он сам, префект.
Мелочовка в счёт не идёт. Подумаешь, участвовал в пьяной драке с крестьянами из-за насмерть забитой лошади. Так ведь господа Гвардейцы поспорили. И за лошадь заплатили. Казначейство кантона заплатило. Он сам приказ подписывал. А крестьянам и вовсе нечего в городе делать. Зерно продали? Деньги получили? Вот и ступайте себе: сейте, пашите… займитесь, чем-нибудь.
Что изменял Вечной Любви, так ведь и все не без этого.
Жить в Доме гейши — это, конечно, хорошо. Это признак достойного положения и признания заслуг. Но как подумаешь, сколько народу до тебя через её ласковые руки прошли… А если вспомнишь, что все они уже умерли? Кто недавно, а кто во времена, о которых даже матушка Кселина не помнит. А если представить себе, сколько ещё поколений будет у неё после тебя? Да после таких размышлений любая девка из корчмы покажется принцессой! Нет, это точно не в счёт.
И всё-таки префект всегда чувствовал в Ратане что-то чужое. Опасное. Так рыжий кмор, припав к дереву, часами, сутками в полной неподвижности будет ждать свою жертву. И не промахнётся. Не хотел Ратан двигаться дальше. А ведь мог. Мог! Но не хотел. Почему? Нет, здесь точно была какая-то интрига, хитрый расчёт…
Ведь ему до неприкасаемых оставался всего шаг: вызвать на дуэль коллег-сотников. По одному, разумеется. И было время, когда он смог бы с ними справиться. И тогда Ратан стал бы Стратегом. Почему он этого не сделал? Странно. Сделай он это, и не было бы злополучного вызова на дуэль. Стратег — лицо неприкосновенное. Не было бы дуэли, гвардейцы проявили бы большую бдительность и расторопность, и Внешние Ворота — путь к новым территориям, которых уже, пожалуй, заждались, — остались бы открытыми.
Вот-вот, открытыми!
— Таким образом, — закончил свою речь префект. — Судить Ратана следует хотя бы за то, что слабая выучка его людей не позволила им исполнить свой долг. Внешние Ворота вновь заперты. Нас опять ждёт вечность ожидания…
— Это заблуждение, достойный, — подал голос третий защитник. — Через минуту вам придётся признать, что вы некомпетентны в тонкостях армейской дисциплины.
Префект взглянул на судью, тот благосклонно кивнул защитнику.
— После того, как вызов на дуэль принят, сотня переходит под руководство претендента либо до исхода поединка, либо навсегда. Таким образом, в момент, когда Внешние Ворота открылись, а потом закрылись, караул подчинялся своему командиру — Сопляку, — в зале засмеялись, — прошу прощения, Ваде Дроздовичу. Ответственности за все последующие события сотник Ратан нести не может. Он был всего лишь зрителем…
— Вот это-то и странно, — перебил его префект. — Почему сам Ратан не принял участия в схватке? Гибли его люди, молодёжь, которую он долгие годы учил боевому искусству. Гибли от руки чужака. А наш доблестный сотник стоял рядом и наблюдал!
— А вы представьте себе, как это было, — заметил первый защитник, — представьте себе состояние человека, настолько честного, что смене рода деятельности он предпочёл смерть. Хотя, прошу заметить, из десяти подобных случаев — в девяти люди принимают крестьянскую схиму или удаляются в дальнюю разведку, но спасают себе жизнь. Нет! Ратан, человек чести, согласен принять почётную смерть и готов к ней. Приготовления к поединку ведутся в ста шагах от Внешних Ворот. Они открываются. Неслыханная удача для командира подразделения. Эта удача припишет нового сотника к лику святых. Без длинной цепочки дуэлей сделает неприкасаемым! Зачем бывшему сотнику вмешиваться в события, которые иначе как звёздным часом его ученика не назовёшь? Пятёрка молодых гвардейцев со всех ног несётся к Внешним Воротам, но бывшему сотнику спешить некуда. Жизнь его спасена, впереди Интервенция, но это уже не его игра. Вот он и не торопится. Когда же из пещеры вышел чужак, — все повернули головы к бледному незнакомцу и его женщине, — Ратан был слишком далеко, чтобы принять участие в схватке. Тем не менее, он его разоружил…
— И это ещё одна странность в этой истории, — прервал его префект. "Пора, — подумал он, — пора подводить к главному и заканчивать…" — Одна нелепость на другой. Сотник уверен, что Дроздович его заколет, потому что сильнее, быстрее, ну, и так далее. Чужак оказался сильнее и быстрее не только Дроздовича, но и всего подразделения. И это не мешает сотнику справиться с чужаком!
— Мы вынуждены повториться. Всё происшедшее результат недоразумения…
— …которое привело к гибели пятерых гвардейцев! — торжествующе закончил префект. — Мы все устали от нагромождения лжи и противоречий. Защита мне посоветовала представить себе, как произошёл инцидент. Я готов сделать это. Могу ли я задавать вопросы обвиняемому?
Судья кивнул головой.
— Сотник Ратан, правда ли, что у вас не было возможности победить Дроздовича?
— Да, правда, — неохотно подтвердил Калим.
— А правда ли, что вы чтите культ Матери?
В зале засмеялись.
— Безусловно!
— Почему же, в таком случае, когда матушка Кселина пришла к вам с обязательным ритуалом альтернативных решений и настоятельно просила вас любой ценой сохранить себе жизнь, ваш разговор шёл на повышенных тонах? Она даже не захотела остаться, чтобы позавтракать с вами!
— На этот вопрос я не буду отвечать, — хмуро заявил Калим. — У меня с матушкой личные разногласия о претензиях стражи Культа к гвардейцам её Величества.
— Ну, ваши военные склоки сегодня нас не интересуют, а вот то, что педантичный и аккуратный сотник Ратан — Вепрь! Железные нервы и несгибаемая воля! — накануне поединка напился, должно озадачить всех присутствующих! Да-да! Вопрос жизни и смерти! И вместо того, чтобы улаживать вопросы наследства в своём обширном и уважаемом семействе, он ел, пил, спал! Почему? Да потому что он знал — дуэль не состоится! Не было открывшихся Ворот. Не было начала Интервенции. Всё было по-другому. Не дожидаясь наблюдателей, Ратан провоцирует поединок. Внимание гвардейцев приковано к схватке. Наёмники, вот эта парочка, — небрежный взмах руки в сторону чужаков, — незаметно подкрались к зрителям, разделались с ними, а потом, уже вместе с сотником, набросились на Дроздовича.
— Это лишь логическая цепочка, — поднялся с места второй защитник. — Опровергать такое чудовищное обвинение значило бы согласиться с оценкой Ратана как гнусного и подлого интригана, готового ударить ножом в спину своих учеников. Это представление совершенно не соответствует личности сотника, известного в Городе своей духовной чистотой и высокими понятиями о чести!
— Но ведь свидетелей в этом деле нет, не так ли? — вкрадчиво обратился к судье префект. — Одни обвиняемые! Никаких других следов, кроме жестокого побоища, тоже нет. Но установить истину — наш долг! Что же ещё остаётся, как не выстраивать логические версии происшедшего, затем отбросить невероятные и назвать истинной ту, вероятность которой окажется самой высокой?
