Маньчжурия. 1945 - Калинин Даниил Сергеевич
– Давай хоть сходим до ручья, покажешь, что и как.
То, что я увидел, превзошло мои самые смелые ожидания. Яростный горный поток, подобно разъяренному зверю, преградил путь штурмовой группе. Какой это ручей? Это узкая, всего метров десять, но полноценная горная река! Ведущий через нее мост японцы, ясное дело, взорвали… А теперь нам осталось лишь с благоговейным ужасом наблюдать за тем, как мужественные саперы бьются со стихией – сильное течение беспощадно сносит сколоченные ими массивные плоты. И даже стальные тросы, наведенные для организации переправы, не выдерживают натиска бушующей стихии!
Но стойкий начальник инженерной службы не сдается. Потерпев первую неудачу, он приказал делать новые плоты – более маневренные и управляемые. Понятное дело, самоходная артиллерия и танки здесь не пройдут, но перебросить часть десанта штурмовой группы с минометами, ручными пулеметами и противотанковыми ружьями вполне можно. Те образуют плацдарм на том берегу, а уже завтра, когда подойдет усиленный самоходками штурмовой танковый батальон, саперы наведут понтонную переправу…
– Если сунемся на станцию без разведки, то вполне может быть, потеряем половину батальона разом, если не больше. У командира штурмовой группы свои задачи, ему бы навести переправу и защитить ее от возможной контратаки самураев… А у нас своя. Выдвинемся до рассвета, дойдем до станции своим ходом, а там посмотрим, что да как. Разведку нужно организовать обязательно, если что, сумеем хотя бы показать танкистам и самоходчикам огневые точки самураев.
Сергей хмуро, сосредоточенно кивнул:
– Ты командир.
…Выдвинулись мы до рассвета. Переправа через узкую речку едва не обернулась трагедией – плот осназовцев понесло в сторону и с силой ударило по прибрежным валунам, одного из бойцов от мощного толчка сбросило в воду. Поток воды наверняка унес бы молодого парня, не оставив тому ни единого шанса выжить, но крепкий, тренированный боец схватился правой рукой за плот, удержался первую пару секунд, а уж там ему помогли товарищи.
Страшно, однако, подумать о последствиях, если бы нашей переправе мешал хотя бы небольшой отряд японских солдат с одним-единственным пулеметом!
Но японцев на том берегу ручья не оказалось. Более того, переправившихся до того десантников еще ночью встретили китайские крестьяне из небольшого городка Ухулинь. Последние, вооружившись чем попало, заставили сложить оружие небольшой японский отряд и привели пленных! Говорят, кстати, что это не единственный случай. Командование 5-й японской армии заранее разработало план по заброске в наш тыл диверсионных групп и отдельных военнослужащих с целью совершения актов саботажа и передачи информации о передвижениях советских войск. Однако оккупанты оказались в чужой стране, среди народа, который питает к ним лютую ненависть! Поэтому любая деревушка встречает японских разведчиков если не прямым сопротивлением, то глухой враждебностью. И с началом нашего наступления японские захватчики уже не чувствуют себя хозяевами положения – теперь они опасаются даже реквизировать скот, лошадей и продовольствие, как делали это еще совсем недавно.
Да, с приходом Красной армии сорок миллионов жителей Маньчжурии вздохнули с облегчением и радостью. Местные китайцы удвоили свое сопротивление врагу, готовые практически на любые жертвы ради скорейшего освобождения ставшей им родной земли.
И да, к слову, один из захваченных китайцами пленных сообщил, что составы с Эхэ были угнаны на товарные пути Муданьцзяна, но подробностей, естественно, рассказать не мог. В то же время пленный подтвердил предположение Сергея – железнодорожные пути, ведущие в глубь Маньчжурии, действительно серьезно пострадали от налетов нашей авиации. Хотя по ночам их спешно восстанавливают ремонтные путейские бригады, работающие буквально на износ…
Я всерьез заколебался, отменять разведку или нет, хотя, если по-хорошему, нам позарез был нужен «язык», достаточно осведомленный о реальной ситуации с перевозками. Желательно из числа работников станции… Хотя брать с собой флотскую разведку и осназовцев для такой цели было уже бессмысленно – такую толпу народа японцы лишь быстрее обнаружат и гарантированно уничтожат. Нет, достаточно четверых бойцов – то есть моей группы… Ну и Чана – как нам без переводчика?
– Не волнуйся, командир. У меня в городе свои люди. Проведут, – улыбался Чан. – Нам только в сам город войти, а там уж и до станции рукой подать.
– Хорошо бы…
Однако подступающее утро принесло с собой неожиданные изменения в наши планы. Точнее, изменились планы высокого командования, решившегося действовать так же, как и при прорыве приграничных укрепрайонов. Если изначально атака была назначена на девять утра, чтобы дождаться ухода речного тумана и открыть прицельный артиллерийский огонь, то в итоге решились атаковать пехотой как раз под прикрытием этого самого тумана. Еще ночью подошел моторизованный батальон пехоты, переправившийся на рассвете следом за нами, форсировали речку-ручей и на соседних участках.
Основной же причиной изменения плана атаки стало опоздание саперных частей. Дело было даже не в людях – понтонно-мостовые батальоны работали без сна и отдыха, таская тяжелую инженерную технику едва ли не на плечах через горы и болота. Причем их машины были сильно изношены после двух-трех лет войны на Западном фронте, отсюда и частые поломки.
Так что танки и самоходки уже не могли вступить в бой – по крайней мере, на нашем участке…
Все это в итоге вынудило и меня скорректировать планы. В конце концов, в хаосе стрелкового боя будет проще просочиться в Муданьцзян, а необходимая для действия коробочек разведка теряет всякий смысл. Так что я принял решение следовать за стрелковыми частями, в общем направляясь к станции Эхэ…
В семь утра сразу несколько стрелковых батальонов дивизии пошли в атаку – молча, без выстрелов. Мои осназовцы вместе с саперами лишь провели небольшую разведку, сделав проходы в минных полях и сняв часовых. Вперед рванули небольшие группы штурмовиков-автоматчиков, и вскоре на восточном берегу реки, в главной полосе вражеской обороны, завязался ожесточенный бой. Наши бойцы сражались с чередованием атак и контратак, вступая в ожесточенные рукопашные схватки. Ценой больших усилий они пробились через укрепленные позиции противника, продвигаясь к станции… Спустя час ударила реактивная артиллерия. Восточный военный городок и доты на высотах заволокло густым дымом. Мощные взрывы говорили о том, что «катюши» накрыли склады боеприпасов! Но вагонов на станции действительно не оказалось…
Стрелковая дивизия, наносившая вспомогательный удар с севера на окраину Муданьцзяна, билась с невероятной яростью, и ее продвижение стало решающим для успеха штурма. Несмотря на отсутствие танков и тяжелой артиллерии, она быстро прорвала укрепленные позиции противника на западном берегу реки. Видимо, ночная переправа шести батальонов в районе хуалиньских мостов ускользнула от внимания японцев, иначе их реакция не была бы столь запоздалой.
Обстановка под Муданьцзяном к середине дня внушала оптимизм, но мы не обольщались. Японцы начали массово взрывать и поджигать важные военные объекты – явный признак, что самураи не надеются удержать город. Но это не означало, что они готовы сложить оружие. Наоборот, они будут драться за Муданьцзян с ожесточением, и чем глубже мы увязнем в уличных боях, тем больше времени дадим японскому командованию для ответных действий – укрепления обороны на пути к Харбину или нанесения контрудара. Поэтому нам следовало немедленно развить успех там, где самураи упустили инициативу…
– За мной! – скомандовал Чан.
Оказавшись в старом китайском городе, наш переводчик и проводник взял на себя бразды правления. Старый Муданьзцян не имеет ничего общего с европейскими городами с их геометрически ровными улицами. Нет, его застройка больше напоминает паутину! При этом невооруженным взглядом заметно, что до штурма центр Муданьцзяна был довольно красив. Кирпичные здания с большими окнами, красивые светящиеся вывески – конечно же, на японском. Банки, конторы, магазины… Теперь все это зияет провалами, проломами и разбитыми витринами.
