Дэвид Хофмейр - Дорога ярости
27
Пятница, 8-е число, 03:15+116 часов
Он плывет высоко над пустыней, глядя вниз на песчаные волны, на каменные метки, на валуны в глубоких трещинах, на иссеченные ветром, осыпающиеся горы. На востоке встает серебристое солнце, и в небе цвета молока тянутся полосы перистых облаков. Между гор змеится зеленая долина. А посреди долины течет река, и вода в ней голубая.
– Адам!
Он скользит над долиной, сознавая, что это все не наяву. Он понимает, что это мираж. Сон. Зеленых долин и голубых рек не существует.
– Адам, ты меня слышишь?
Долина скукоживается, расплывается, и цвета растворяются в сплошной белизне.
– АДАМ!
Он открывает глаза и видит стоящую над ним Сэди. Моргает, смотрит на нее. Лицо ее освещает свеча. Глаза сияют в тени.
Адам срывает со рта кислородную маску и пытается сглотнуть. Горло пересохло. Он привстает на локтях. Он лежит на кровати с подушками. Гоночный костюм висит в ногах. Его поджарое тело покрыто испариной.
– Кайфуешь? – спрашивает Сэди. – Где ты был?
– Где-то не здесь, – отвечает Адам, оглядываясь. В отгороженной занавесками комнате горят свечи, пахнет благовониями и потом.
Адам протягивает руку и чуть отдергивает проеденную молью занавеску. В полумраке он видит людей, которые лежат на кроватях с подушками, вроде той, на которой сидит он сам. От кислородных масок на их лицах в стену уходят трубки. Кислород здесь бесплатный. За счет организаторов Гонки. Служебный КРОТ первого поколения двигается по комнате и проверяет, правильно ли подсоединены трубки.
Адам отпускает занавеску.
– Буря еще продолжается?
– Ветер стих. Но в воздухе висит серная пыль. Так что пока никто никуда не едет.
Адам садится на кровати и поводит плечами. Затекшие ноги покалывает.
Сэди устраивается рядом с ним.
– Тебе лучше?
Адам кивает, слушая, как скрипят пружины под ними обоими. Ему действительно лучше. Просто отлично. Голова не болит, и, если не считать пересохшего горла, вообще ничего не беспокоит. Даже лодыжка и поврежденные нервные окончания на левой руке.
– Нормально, – отвечает он.
Сэди кивает. Глаза ее блестят.
– Я так и знала, что ты поправишься.
Адам же, сам не понимая, почему, отнюдь в этом не уверен. Наверно, потому что никак не может забыть сон. Такие сны всегда его тревожат. Они необъяснимы.
Сэди берет его левую ладонь в свою и поворачивает. Касается того места, где был большой палец. Адам не отнимает у нее руку, но ничего не говорит.
– Что скажешь? – наконец спрашивает Сэди. – Про нас?
У Адама шумит в ушах. В глазах Сэди появляется какое-то новое выражение. Не уверенность, не злость, а что-то другое. Скорее, голод.
– Про… нас?
– Что с нами будет? Когда кончится Гонка.
– Ну, я… то есть я никогда… – Он лихорадочно соображает, что сказать.
Вдруг Сэди толкает его на кровать и целует. Крепко. В губы.
Опирается о его плечи, выпрямляется, скрещивает руки на груди и смотрит Адаму в лицо. Он лежит неподвижно, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. Шок. Изумление. Вожделение.
Сэди прикусывает нижнюю губу. Тянется к нему. Ее горячий язык у него во рту. Он накрывает ее грудь ладонью, уже ни о чем не думая. Сердце бьется все чаще. Он чувствует жар ее тела и запах ее кожи. От Сэди пахнет пылью и травой, древесным дымом и нагретыми на солнце камнями. У Адама сводит нутро от желания.
Он ее жаждет.
Сэди отстраняется, переводя дыхание. Адам смотрит на нее. Она снова приникает к нему. Ее теплое дыхание щекочет ему лицо. Ее глаза так близко, что можно разглядеть красные капилляры и прожилки зрачка, похожие на распущенные нити крашеного хлопка. Он скользит глазами по ее коже, по пыли, въевшейся в мелкие морщинки, по бисеринкам пота у нее под глазами.
Сэди впивается пальцами ему в плечи. Какая приятная боль. В голове у Адама лихорадочно проносятся мысли.
Это не сон. Я и Сэди Блад. Это реальность.
Его руки оживают. Вцепляются в ее гоночный костюм и принимаются тянуть, рвать, расстегивать. Дрожащими пальцами в мозолях он касается ее кожи. При виде ее наготы Адам застывает. Впивается взглядом в ложбинку на шее, в крохотную жилку, которая бьется под упругой кожей. Скользит глазами по хрупким, как у птицы, ключицам, выпуклым ребрам, плоскому животу, темному пупку. Сэди, вздернув подбородок, смотрит на Адама.
Он тянется к ней и припадает к ее губам, точно пьяница к бутылке «Реактивного топлива».
* * *Они лежат рядом, покрытые испариной. Тела их еще горячи. Все как в тумане. Внутренние часы Адама разлетелись на куски. Он понятия не имеет, сколько они уже так лежат рядом, переплетя пальцы. Он таращится на балки крыши. Тяжелые деревянные перекладины. Узловатые, потемневшие от времени. Это вам не временная лачуга. Лагерь должен служить из года в год. Тут Адам вспоминает, что произошло, чувствует жар тела Сэди рядом с ним. Адам лежит молча, смотрит в потолок, вытянув руки вдоль тела. Он поражен невероятностью того, что случилось.
Он слышит шорох подушек, чувствует, что Сэди шевелится.
– Боже… Сэди. Я… Это… – У него горит лицо.
Сэди выпускает его руку, и он чувствует, что она переворачивается на бок. Отстраняется от него. Сэди прислоняется к нему спиной.
– А тебе разве не хотелось? – шепотом спрашивает она.
Он поворачивается к ней.
– Нет, я… То есть да, но я думал… ну понимаешь…
– Не понимаю.
Он разглядывает ее ухо, завороженный его совершенством. Любуется идеальными причудливыми изгибами и шелковистой кожей.
– Ну я думал… что ты с Кейном…
Сэди оглядывается на него через плечо.
– Ты думал, что я с Кейном?
– Ну… да. Вроде как.
Она улыбается, и на ее щеках показываются ямочки. Качает головой.
– С такими, как Кейн, лучше не связываться. – Сэди переворачивается на другой бок и смотрит Адаму в глаза. – Сколько мы с тобой знакомы?
– Много.
– Но я тебя толком не знала.
– Ага. – Он улыбается ей. – Ну вот и узнала.
– Я никак не могла понять, что ты за человек. Вечно заходишь в мастерскую, смотришь на товар, как будто собираешься купить. А стоит мне подойти, как ты тут же испаряешься. Словно тень.
Адам смотрит ей в глаза, но ничего не говорит.
– Как-то раз я видела, как ты ездишь, – продолжает Сэди. – Это была какая-то дурацкая уличная гонка. Я получала у Гровера товар и смотрела, как пацаны обо всем договариваются. И тут появился ты. Как не от мира сего. Совершенно не похожий на других. Парни смеялись над тобой, над твоей рваной одеждой и обшарпанным мотоциклом. Ты молча на них смотрел. А потом сел и поехал, да так, как мне прежде не доводилось видеть. Почти всю гонку ты лидировал. Но не выиграл. Помнишь, почему?
– Помню.
– Ты вернулся. Ты вернулся, чтобы помочь тому парню, который упал и сломал руку.
– Надо найти Кейна, – шепчет Адам, чувствуя, как в нем снова пробуждается желание.
Сэди улыбается ему. Прикусывает губу.
– Кейн подождет.
* * *Они находят его там же, где оставили, – за столом в душном вонючем салуне. Кейн сидит в кабинке, уронив голову на сложенные руки. В стоящей перед ним бутылке осталось на треть янтарной жидкости. Изо рта у Кейна на стол свисает ниточка слюны.
Сэди пинает ножку стола. Бутылка, задрожав, с грохотом опрокидывается и катится к краю столешницы. Падает на пол и разбивается вдребезги. Звук громкий, вонь нестерпимая.
Кейн, зашевелившись, что-то невнятно бормочет. С трудом отрывает голову от рук и смотрит на Сэди с Адамом. Глаза у него, как щелочки, рот искривлен в гримасе.
– Ты разбила мою бутылку, – хрипит он, откашливается, сглатывает и отодвигает стол. Откидывается на спинку лавки и мутными глазами смотрит на пришедших.
– Эта дрянь тебя убьет, – замечает Сэди.
Кейн ухмыляется.
– Пусть попробует.
Все трое выходят из освещенного салуна в непроглядную ночь. От холода бьет дрожь. Они молча шагают сквозь клубы пыли к своим палаткам. В воздухе густо пахнет серой.
Кейн то и дело спотыкается. Сэди ничего не говорит.
Адам, прищуриваясь, старается хоть что-то разглядеть в пыли, и часто и редко дышит. От того, что произошло, у него все еще кружится голова. Ее горячие губы на его губах. Она прижимается к нему всем телом. Кажется, будто каждая частичка в нем готова вот-вот взорваться. Адам вспоминает, как нежно ее кожа прикасалась к его коже, как вдруг из темноты выходят трое.
У Адама екает сердце.
Это не к добру. Ничего хорошего от них не жди.
Из тени вылетает лассо из проволоки. Со свистом рассекает воздух и обвивает щиколотки Кейна. Спутывает их, тянет, и Кейн падает ничком в грязь.