Дэвид Хофмейр - Дорога ярости
Помрет еще до заката.
* * *Он теряет счет времени. Раскачивается из стороны в сторону в странном полузабытьи. Не спит. И не просыпается. Он плывет где-то между сном и явью. В этом полусне Адама посещают мгновения удивительной ясности, когда он видит все, как наяву.
Он понимает, что нужно что-то делать.
На глаза ему попадается Нат, и Адама охватывает паника. Он пытается освободиться, но тщетно. Запястья связаны за спиной слишком туго, так, что ему не удается вытащить руку.
Он раскачивается туда-сюда на ветру.
В аду надежды нет.
Адам глядит на перевернутые холмы и замечает блик на стекле подзорной трубы. Наблюдатели. Делают все, что в их силах. Смотрят.
– Нат, – шепотом зовет Адам.
Нат стонет. Кашляет, с трудом открывает глаза и видит Адама.
– Я ног не чувствую, – скрипучим голосом произносит он.
– Я тоже.
– Нет… Я… – Нат в ужасе повышает голос: – Я НЕ ЧУВСТВУЮ НОГ! Какие же они… сволочи… – Нат что-то неразборчиво бормочет. Из носа у него текут сопли.
– Тс-с-с, Нат. Все будет хорошо. Мы выберемся.
– Какое, на фиг, хорошо? – кричит Нат, и лицо его багровеет.
– Тише. Мы, конечно, попали в переплет, но я найду выход. Они же ничего еще не сказали…
– Да они никогда не говорят! ГРЯЗНЫЕ УБЛЮДКИ! ДИКАРИ… – у Ната заплетается язык от бешенства. Мальчишка всхлипывает, кашляет и сплевывает кровь.
Адам ждет. Наконец Нат затихает, и слышно лишь, как он поскуливает да поскрипывает веревка.
– Папа тебе рассказывал, как быть с бандитами?
Нат фыркает – звук больше похож на кашель, чем на фырканье.
– Да как с ними быть? Никак.
Адам в отчаянии скрипит зубами.
Нат раскачивается, пытаясь хоть что-то разглядеть.
– Где эти гады?
– Костер разводят, наверное.
– Нас убьют, да? – голос Ната переходит в шепот.
Адам ничего не отвечает.
* * *Бандиты подходят к ним. От их зловещего дыхания Адама пробирает ужас. Он пытается ослабить веревку и хрипло кричит бандитам:
– У МЕНЯ ЕСТЬ ДЕНЬГИ! – лжет он.
Бандиты молчат.
Адам раскачивается, моргает и пытается сосредоточиться. Бандит стоит перед Натом. В руке у него какой-то предмет. Это нож Ната.
– НЕ НАДО ТАК! – вопит Адам. – РАДИ БОГА!
Нат издает жалобный звук – какой-то придушенный всхлип.
– Оставьте его, – уже тише умоляет Адам.
У бандита худое лицо, впалые щеки. Рот похож на шрам. Губы поджаты. Холодный, жесткий взгляд. Глаза маленькие, близко посаженные. Бандит смотрит на Адама и снова поворачивается к Нату.
– Адам, – еле слышно всхлипывает Нат. Голос у него слабый, прерывистый. Невесомый. Точно из пыли.
– Не бойся, Нат, нас не убьют, мы же с ними говорим, они нас понимают.
Бандиты не отвечают ни слова. И их молчание ужасает.
Адам со скрипом раскачивается на веревке. С него градом льет пот.
– Ради бога. Он же совсем ребенок.
Молчание.
– Но за что? Зачем вы так?
Но он и сам знает ответ.
Потому что они могут. Потому что жизнь жестока. Потому что когда-то кто-то убил одного из их братьев, и теперь они мстят, отыгрываясь на беззащитных гонщиках.
– Зачем вам это нужно? Наверняка есть выход… послушайте меня, прошу вас.
Но все мольбы Адама остаются без ответа. А потом сбываются его худшие опасения.
Бандит вонзает нож в Ната. Резким ударом вверх.
Нат хрипит, дергается и раскачивается. Адам зажмуривает глаза и задерживает дыхание. Он ждет, когда наступит чернота. Окутает его с головой. Но тут не угадаешь. Это непредсказуемо. Из одного не обязательно следует другое. Адам остается в сознании.
Он готов закричать в свой самый последний раз, как вдруг раздается глухой стук. Звук четкий, словно удар биты по твердому мячу. Адам распахивает глаза. Бандит, захрипев, громко валится ничком на землю. В следующую секунду эхо приглушенного удара разносится над горами. Оставшиеся бандиты падают как подкошенные. С гор доносится два отрывистых выстрела.
Бах! Бах!
И тишина.
Тут Адам наконец проваливается в черноту.
16
Воскресенье, 3-е число, 22:02+15 часов
Первое, что он слышит, – как трещит огонь. Потом тихий шепот ветра и какие-то хлопки. Он продрог до костей. Все тело болит.
Он открывает глаза и видит расплывчатые очертания каких-то предметов в сине-черных сумерках. Выдыхает, и изо рта у него идет пар. Приподнимается на локтях. В голове шумит. Ветер треплет серебристое одеяло, которым Адам укрыт.
Перед ним у костра, ссутулясь, сидит человек и ворошит палкой красные угольки.
Адам кашляет и с трудом садится.
– Фрэнк?
Человек оборачивается к Адаму. Желтые глаза горят во мраке.
– Ты!
Кейн смотрит на Адама.
– Именно. Я.
Над костром вздымается сноп искр. Пламя пляшет.
Адам чувствует привычное беспокойство. Замечает, что в нескольких метрах от костра лежит чье-то бесформенное тело, накрытое с головы до ног одеялом. С одного конца из-под одеяла торчат маленькие ступни в черных носках. С другого – белеет веснушчатая щека.
Адам встает и, хромая, подходит к неподвижному телу мальчишки. Смотрит на него, скрестив на груди руки и придерживая одеяло, чтобы не упало с плеч.
– Нат!
Тот стонет и переворачивается на спину, но ничего не говорит.
– Как он? Совсем плохо? – спрашивает Адам, испытывая одновременно облегчение и чувство вины. По крайней мере, Нат жив.
– Да уж ничего хорошего.
– И что нам делать?
– Нам?
Адам смотрит на костер. Чувствует на себе взгляд Кейна.
– Бросим его, – отвечает тот.
Адам качает головой.
– Нет, мы не оставим его здесь.
– И как ты предлагаешь тащить и его, и мотоцикл?
Адам трет запястья. Они болят. Даже в полумраке видны рубцы от веревок и багровые синяки.
Адам смотрит на Кейна.
– Что случилось?
– Сам подумай.
– Они…
– Они не вернутся, скажем так.
Адам бросает взгляд на часы.
– Не бойся, – замечает Кейн. – Так поздно никто не ездит. В первом лагере всех пересчитают и решат, что мы мертвы.
Адам смотрит на Кейна.
– А ты чего плелся в хвосте?
Глаза Кейна полыхают в темноте, словно огонь горит в них, а не отражается.
– Ждал. Надо уметь выбрать момент. Твое счастье, кстати.
– Ты прав.
Адам ковыляет к костру, садится и наблюдает, как пляшет пламя. Вытягивает руки, чтобы погреть у огня, и видит красные рубцы на запястьях. Все тело ноет и ломит, словно его выкручивали, как тряпку.
Адам подбирает обгорелую палку и ворошит уголья.
– Так это ты нас спас.
Кейн ничего не отвечает. Адам смотрит на него. Лица Кейна не разглядеть в темноте. Только горят желтые глаза да блестят белые зубы.
– Они что-нибудь взяли? – спрашивает Адам.
– Ты про ваши мотоциклы? – Кейн указывает на три байка, которые стоят рядом, на подножках, отбрасывая в свете костра рваные тени.
«Лонгторн» Адама. «Дрифтер» Кейна. «Санблейзер» Ната.
– А мой набор?
– Почти ничего не осталось. – Кейн показывает на три скомканных мешка. – Но там и было-то негусто. В моем только самое необходимое. Ну и две бутылки газировки.
– Две бутылки газировки?
– Ага.
Адам качает головой.
– Фигня какая-то.
– Точно, – соглашается Кейн. – Все фигня.
Адам бросает палку в костер и выпрямляется.
– Не понимаю.
– Чего именно?
– Ты говоришь, тебя зовут Кейн, но у людей обычно еще и фамилия есть. Появляешься и исчезаешь, как дым. Тебя как будто бы не существует. Однако вот он ты.
Кейн отхлебывает глоток из фляжки и, прищурившись, глядит на Адама.
– Вот он я.
Адам с трудом удерживается, чтоб не закричать. Он боится Кейна, его глаз, которые, кажется, видят все, но все равно восхищается им. Кейн ему нравится, и это раздражает и огорчает Адама. Ему кажется, что Кейн его дурачит. А он не любит чувствовать себя в дураках.
Адам бросает на Кейна злой взгляд.
– Ты говоришь, что приехал с другого конца пустыни, но там никто никогда не бывал. И никто не вернулся оттуда живым.
– Гонщики с Небесной базы тоже не возвращаются, если уж им посчастливилось победить и попасть туда. Это же не значит, что Небесной базы не существует.
– Где ты был? Куда ты пропал, когда твоя помощь была нужна?
– Ну я же помог тебе, когда ты болтался вверх ногами.
Адам сжимает кулаки.
