Дэвид Хофмейр - Дорога ярости
Они возвращаются в седла и продолжают путь. То один, то другой едет впереди. Они высматривают ловушки и других гонщиков. Мчатся по бескрайней пустыне, где нет ничего, кроме камней и редких кустарников. Через засыпанную кремневой галькой равнину, поросшую чахлой травой. Мимо высоких кипарисов, устремленных в небо, как ракеты, неправдоподобно зеленых по сравнению с каменистой почвой. Видят впереди других гонщиков, рассеянных по трассе. За каждым тянется свежий след. В небо взмывают струйки дыма.
Они держатся позади всех. Выжидают благоприятный момент. Едут в одних очках: шлемы сняты – они мешают обзору. «Санблейзер» Ната лязгает, но парни не понимают, откуда взялся этот стук и что с ним делать, поэтому оба делают вид, что это им всего-навсего кажется, как мираж в пустыне.
Заходит разговор о Небесной базе.
– Я слышал, у них там есть бассейны, – сообщает Нат, откинувшись назад, насколько позволяет сиденье. – С голубой водой, теплой, как в ванне. У них там вообще все есть.
Адам замечает мини-торнадо, кружащее вдалеке.
– Ага. Я слышал, у них есть голографические 3D-экраны. Можно войти прямо внутрь фильма. Поболтать с героями. Плюнуть им в рожу.
Нат качает головой.
– Звучит круто. Да уж, это тебе не в шахте надрываться и не гонять наперегонки со смертью. Сиди себе, смотри кино.
– Вот и мы с тобой сядем и будем смотреть.
– А вообще они странные, конечно. Спускаются, чтобы посмотреть, как мы подыхаем.
– Ну да. Что поделать, все мы не без странностей.
* * *Все случается в сумерках. Успех кружит Адаму голову, ослабляет бдительность, и парень решает прибавить газу. Мотоциклы, рыча, мчат по растрескавшейся земле. Разрыв сокращается. Они настигают остальных ездоков и обгоняют их. Оставляют их позади, в клубах пыли. Несутся вперед бок о бок, выжимая максимум скорости из неисправного мотоцикла Ната.
Адам вырывается вперед и видит впереди трамплин. Кричит Нату, чтобы тот следовал за ним.
Тут даже говорить не о чем – заурядный холмик, образовавшийся в результате эрозии почвы и постоянных ветров, трамплин, устроенный самой природой. Но едва Адам взлетает на его вершину, как его настигает дурное предчувствие. Однако парень не обращает на него внимания. Такой каменистый выветренный пригорок – настоящий подарок. Адам просто обязан прыгнуть.
Он прыгает. Летит. Нат за ним.
И только спускаясь с другой стороны, Адам замечает блеск проволоки. Но слишком поздно. Он обречен упасть.
Проволока натянута поперек дороги на уровне пояса. Едва завидев ее, Адам тут же инстинктивно хочет пригнуться, чтобы пройти под ней, но что-то, какой-то внутренний голос, предостерегает его от этого. Если нырнуть под проволоку, натянутую на уровне пояса, то можно ободрать шею до мяса. Перед глазами у Адама мелькают все варианты развития событий.
Если его отбросит назад, он врежется в Ната.
Проволока разрубит его пополам или задушит.
Отрежет ему голову. В первый же день.
Адам прокручивает в уме все возможности. В считаные секунды. В долю секунды.
Он понимает, что бесполезно даже пытаться увернуться, и принимает единственно верное решение. На середине спуска с проворством циркача он каким-то чудом переносит ногу через узкое седло, отпускает руль и прыгает, одним стремительным движением, не раздумывая ни секунды.
Он летит вперед и вверх, точно в цирковой пантомиме, изображающей смертельный номер. Вот только это вовсе не пантомима, и никакая страховочная сетка его не спасет.
Время замедляется. Воздух превращается в желе.
Адам чувствует чье-то присутствие. Как будто кто-то наблюдает за ним. Он слышит голос, такой живой, как будто с ним говорит человек во плоти.
Эхо Фрэнка.
Катись. Втяни плечо, падай на землю и перекатывайся вперед.
15
Воскресенье, 3-е число, 19:12+12 часов
Невесомость. Так чувствуешь себя в прыжке. И под водой, когда скользишь в прохладе черной бездны. Адам снова в воздухе, он летит, поймав восходящий поток. Далеко внизу, в безводных песках, тянется вереница гонщиков, вздымая пыль. Сверху они кажутся крошечными, точно насекомые. Армия муравьев.
Над ним возвышается Фрэнк. Заслоняет солнце.
– Ты неправильно наклонился, – говорит он. – И отвлекся. Дай руку.
Адам жмурится от солнца. Он понимает, что это всего лишь сон или воспоминание… или и то, и другое. Он знает, что это не взаправду, но все равно протягивает брату руку. Перед глазами у Адама все плывет. Кровь сочится из ободранных коленей и локтей, из носа и губы.
Он слышит голос Фрэнка.
– Вставай давай. Если упал, тут же поднимайся и садись на байк.
Адам что-то бормочет, и брат хватает его за плечи и встряхивает.
– Ты понимаешь, что я тебе говорю? Не расслабляйся. Если расслабишься, умрешь. – Фрэнк с силой сжимает плечи Адама. – Земля бросится тебе навстречу. Как трусливая дворняжка, клацая зубами. Твое дело маленькое: когда падаешь, ничего другого не остается, как катиться. Втяни плечо, падай на землю и перекатывайся вперед.
* * *Он открывает глаза и видит, как в тумане, почерневшие джинсы и порванные кожаные ботинки. Мир перевернулся вверх тормашками: ботинки уходят в грязное небо, а ноги тянутся вниз, к бесформенному телу и синей бездне. Солнце закатилось ему под подбородок. Изо рта в глаз течет кровь, Адам покачивается, и мир вращается у него перед глазами. Каждая косточка в теле болит. Каждый мускул горит огнем. Голова гудит. Он не чувствует ног.
Адам с беспокойством ждет, что все придет в привычный порядок. Только ничего не меняется.
Он вытягивает шею, смотрит на ветки, похожие на руки скелетов, слушает, как поскрипывает веревка. Стонет и поворачивает голову. Его глаза и мозг пытаются адаптироваться к перевернутому миру.
Нат!
Тот в одних трусах, и его держит какой-то мужик в потасканном пальто, а другой, наклонясь, связывает Нату щиколотки. Потом они отталкивают его, и Нат стонет, ударившись спиной о землю. Веревку перекидывают через ветку сухого дерева и поднимают Ната вверх ногами.
Тело Ната раскачивается. Опущенные руки болтаются, как у марионетки. Глаза закрыты. Лицо в крови. Светлая кожа блестит от пота.
Адама захлестывает страх. Страх, гнев и чувство вины – все сразу.
Я был слишком уверен в себе. Я слишком расслабился!
Мне надо было прислушаться к эху Фрэнка. И к собственному внутреннему голосу.
Ему следовало бы догадаться, что впереди проволока. Он мог бы ее заметить. И постараться не упасть. Мог бы, будь он внимательнее и осторожнее. Однако он не увидел. Не подумал. И вот теперь…
Адам пытается ослабить веревку. На нем по-прежнему гоночный костюм, но руки скручены за спиной, запястья связаны. Боль мучительная.
Адам моргает и смотрит на ботинки. Замечает рядом вторую пару. Потом третью. На землю падают тени. Адам видит три лысые головы.
Он догадывается, чьи это тени.
Бандитов.
Кровь приливает к голове, сердце наполняется ужасом.
Бандиты живут в глуши, в горах Сотус, пасут там свои бесчисленные козьи стада. Адам слышал, что про них рассказывают. Про их жалкое и жестокое существование. О том, что им нечего терять. И нечего бояться. И когда мимо проезжают гонщики, бандиты спускаются с гор, чтобы урвать свою долю.
Они забирают не просто вещи. Они отнимают достоинство. Буквально срывают его с тебя.
Обычно бандиты не трогают то, что принадлежит Полковнику, потому что боятся ответного нападения, но Гонка Блэкуотера выманивает их из тени, а Небесная база закрывает глаза на их бесчинства.
Бандитов трое. Щурясь от солнца, они с наглым видом стоят возле связанных жертв. Жуют бетель и глазеют на пленников. Звук их дыхания оскорбляет слух. Бандиты не произносят ни слова. Они просто смотрят.
Адам изо всех сил прислушивается, не загудит ли вдалеке винт дирижабля. Но ничего не слышит. Даже рева мотоциклов.
Он висит, и ему кажется, что голова у него раздувается. Адам смаргивает кровь, но она все равно капает и капает, и капает.
– Ради бога, – выдавливает он. Голос у него хриплый, сухой, словно чужой.
Он слышит, как один из бандитов харкает. Красный сгусток пролетает по воздуху и приземляется, вздымая песок, точно маленький взрыв. Адам рассматривает кровавое пятно и чувствует, как решимость покидает его. Ему не спастись.
Помрет еще до заката.
* * *Он теряет счет времени. Раскачивается из стороны в сторону в странном полузабытьи. Не спит. И не просыпается. Он плывет где-то между сном и явью. В этом полусне Адама посещают мгновения удивительной ясности, когда он видит все, как наяву.
