Андрей Посняков - Отряд
- Да тут, - послышался чей-то глуховатый голос.
- Так что стоишь? Заходи.
За дверью откашлялись, и в горницу вошел высокий нескладный мужик с горбатым носом и узкой бородкой. Мужик был одет в длинный красный кафтан, подпоясанный желтым шелковым поясом, и юфтевые сапоги с низенькими каблуками.
- Пожарной чети Земского двора пристав Никифор Онисимов, - поклонясь, отрекомендовался вошедший.
Иван засмеялся:
- Да знаем, знаем, что Никифор, чего кланяешься?
- Да так, - пожарный чуть смущенно пожал плечами. - Привык.
- Садись, вон, на лавку, рассказывай.
- О чем?
- Как это - о чем? - ухмыльнулся Прохор. - О том, что и мне - о мертвяках.
Пристав уселся на лавку и, помяв в руках шапку, почему-то вздохнул:
- Ну, значит, о мертвяках… Как я понимаю - тех, что с Покровской?
- О них, о них.
- Значит, так, - Никифор сосредоточенно покрутил усы. - Всего мертвяков в сгоревших хоромах обнаружено трое, все обгорелые до неузнавания. Двое тел - взрослых, уже сложившихся, и один - отрок. У взрослых во лбах - дырки, аккурат посередине…
- Ну, это мы слышали. Пули.
Пристав кивнул:
- Совершенно верно - пистоль. Для пищали отверстия слишком малы… Хотя, если подумать… точно-то трудно определить - сильно уж обгорели.
- Ладно, хватит о дырках. Лучше о мертвяках.
Никифор почесал за ухом:
- Да что про них скажешь? Мертвяки - мертвяки и есть, царствие им небесное.
Вслед за пожарным все разом перекрестились на висевшую в углу икону Николая Угодника.
- И все же? - настойчиво переспросил Иван.
Сидевший за дальним столом Митрий с любопытством подался вперед. А вот Прохора ничто, казалось, не трогало, - скрестив на груди руки, он стоял, привалившись широкими плечами к стене, и загадочно улыбался. Впрочем, приятели на него сейчас особо-то и не смотрели - все их взгляды были прикованы к приставу. А тот вдруг посмотрел как раз на Прохора, вопросительно эдак посмотрел - что, мол, еще говорить-то?
- Об отроке давай, - махнул рукою силач. - То, что мне начал рассказывать.
- Ага, об отроке, - Никифор тряхнул головой. - У отрока - ну, мертвяка обожженного - дырки в голове не было. А вот грудина - рассечена, словно бы кто ножом ударил под сердце - я ребра-то пощупал: пробиты. Вот ироды… Небольшой такой отрок… лет десяти.
- Что-о?! - Иван с Митрием удивленно переглянулись. - Десяти лет, говоришь? А Телеше - на вид лет четырнадцать-пятнадцать. Ты, Никифор, ничего не перепутал часом?
- Да что мне, в первый раз, что ли? - обиделся пристав. - Нешто десятилетнего с пятнадцатилетним спутаю? Там костяки отличаются сильно. Точно - лет десять, может, даже девять.
Митька присвистнул:
- Ну, дела-а-а…
А Иван пристально посмотрел на Прохора - уж слишком многозначительно тот улыбался:
- Ну?
- Я ведь походил по дворам, - словно бы нехотя пояснил тот. - С ребятишками поболтал - не побрезговал, с дворовыми людьми, с прочими… В общем, вечером, как раз перед пожаром, у бабы одной парнишка пропал. Тут у них дедко живет рядом - она-то и подумала, мол, к дедке убег. Ан, нет, не к дедке. И - до сих пор не вернулся.
Иван качнул головой:
- Вот, значит, как… А что за баба, что за отрок?
- Установлено. Баба - Авдотья Свекла, на базаре овощами торгует, а отрок - Офоня, десяти лет от роду… Неоднократно с Телешей Сучковым ране замечен был.
Высказав все, Прохор снова скрестил на груди руки.
- Телеша Сучков… - тихо повторил Иван. - Искать этого Телешу надо. Искать! Никифор, ты там больше ничего подозрительного не заметил?
Пристав потеребил бороду:
- Больно уж быстро сгорели хоромы. И - одинаково как-то… Такое впечатление - с разных углов подожгли. Да я докладывал уже по начальству. Лично Овдееву.
- Значит, поджог…
- Скорее всего.
- Ну что ж, благодарствую, Никифор, - улыбнулся Иван. - Не хочешь к нам, в сыскную, перейти? Больно уж глаз у тебя вострый.
- В Сыскную? Да Боже упаси! - пожав плечами, пристав высказался со всей откровенностью. - С катами да пытками дело иметь? Нет уж, лучше с пожаром.
- Да не все у нас и пытки, - попытался возразить Иван, но, увидев выражение лица собеседника, лишь махнул рукой. - Впрочем, как знаешь.
Попрощавшись, Никифор ушел, и Митрий, задумчиво поглядев в потолок, произнес негромко:
- Это еще хорошо, что пожарная четь в нашем приказе находится. А была бы в другом - шиш бы мы от Никифора чего дождались.
- Да уж, тут ты прав, друже, - поджав губы, согласился Иван.
А за окном уже давно стемнело, и высыпавшие на черное небо звезды сияли каким-то колдовским светом. В темном ночном городе повисла муторная ночная тишь, перебиваемая лишь редкими криками вышедших на свой гнусный промысел лиходеев да остервенелым лаяньем цепных псов. Вся Москва погрузилась в сон, только Кремль был ярко освещен факелами, а в новом царском дворце ярко светились высокие окна и громко играла музыка. Танцевали.
- Царь-то, говорят, не наш, - искоса поглядывая на освещенные окна, шептались сторожевые стрельцы. - Латынник!
А царь Дмитрий веселился, не обращая никакого внимания на слухи, которые, к слову сказать, активно распространял недавно прощенный Василий Шуйский.
Версия поджога вскоре нашла свое косвенное подтверждение усилиями Митрия, установившего происхождение найденного на пожарище черепка. В таких кувшинах - с выпуклым изображением виноградной лозы - купцы-персияне продавали лампадное масло, в больших количествах дававшее ровное сильное пламя. Очень удобно для поджога.
Значит, Телеша Сучков… Отрок лет четырнадцати. Кого про него и расспрашивать, как не других отроков? Ведь ясно, что молодой вьюнош не может день-деньской сидеть в избе со стариками, наверняка с кем-то из близ живущих сверстников дружил, общался. Надо только установить - с кем, а затем, глядишь, и какая-нибудь ниточка потянется. Ведь где-то же он сейчас скрывается… Если правда не убит - ну, тогда уж все концы в воду. Прохор говорит, Телешу видели с десятилетним отроком… тем самым, сгоревшим. А что общего может быть у четырнадцатилетнего - уже почти совсем взрослого - парня с десятилетним ребенком? Надо выяснить… Постой-постой! А ведь, кажется, Галдяй тоже что-то похожее говорил… Правда так, между делом… Завтра же расспросить! И искать, искать Телешу!
С утра завлеченный в «отрядную» горницу Галдяй Сукин явно этому не обрадовался. Что-то канючил, темнил - наверное, не особо-то и хотел работать, скорее всего, не о деле порученном думая, а о пропавшей лошади. Да уж, что и говорить - тетеря та еще!
- Мой тебе совет, - исподволь уламывал Иван. - Пойди-ко на пожарище да поговори с совсем уж небольшими парнищами, так, лет по восьми-двенадцати. Кто, может, с Телешей Сучковым дружил, если помнишь - это слуга сгоревшего Гермогена.
К удивленью Ивана, этому предложению Галдяй обрадовался, закивал - да, мол, схожу, вот, посейчас и отправлюсь, шапку только надену.
- Лишь бы дьяк Ондрей Василич ничего больше не поручил! - Подьячий опасливо покосился на дверь.
- Так ты ему на глаза-то не показывайся, - посоветовал Иван. - Беги, пока не пришел. А спросит - чем занимался, скажешь - порученье Овдеева выполнял. Да ведь так оно и есть!
- Ин ладно, - подьячий хитровато улыбнулся. - Говоришь, об Телеше узнать? Вызнаю. Благодарствую за совет.
- Не стоит, - светски улыбнулся Иван. - Всегда рады помочь своим людям. Одно ведь дело делаем.
Проводив Галдяя до двери, Иван подошел к окну и увидел, как выскочивший из приказных палат подьячий с заячьей прытью понесся к воротам. Ну, понятно - не хотел встречаться с Ондрюшкой. А тот чего-то сегодня запаздывал, то ли дело какое было важное, то ли - а и скорее всего - просто вчера эдак слегка поддал, пользуясь отсутствием непосредственного начальства. Овдеев пьянства среди подчиненных не терпел, хотя и сам, как всякий хороший начальник, чарки-другой не чурался. Скорей бы уж возвратился, иначе Ондрюшка совсем несчастного подьячего съест. И за лошадь украденную, и за общую нерасторопность.
А подьячий Галдяй Сукин, смешно размахивая руками, со всех ног поспешал к воротам. Ай да Иван, ай да дворянин московский - хорошую вещь подсказал! Опросить отроков? Тащиться за-ради этого через полгорода к Покровским воротам? Как бы не так! Это для других Галдяй - дурак, а для себя он умный. Знал, куда сейчас идти - уж никак не на Покровскую. Да и вообще… Эх, вот вспомнить бы, как того белоголового отрока звать, который куда-то там с Телешей Сучковым шастал. Их ведь двое было, ребят, погорельцев. Старший и младший, лет восьми-девяти. Матери их еще государь пять рублев на избу пожаловал - хвастали. Как же их…
А ну их! Галдяй едва не споткнулся - показалось, будто прямо навстречу скачет на кауром коне старший дьяк Ондрей Василич. Нет, вот уж именно, что показалось, слава те, Господи. Есть свободный денек - вот славно-то! И провести его можно не так, как хочет начальство или дальние родичи Сукины, у которых Галдяй жил в приживалах, а как он хочет сам. Сам! Пойти на Никольскую улицу - тут недалече - да присмотреть девок, из тех, что обычно там рядами стояли, держа во ртах с бирюзою кольца, знак, что девка - гулящая. Галдяй не раз уж там прохаживался, облизываясь, да все не везло - то денег не было, то времени. Теперь-то уж не так - подьячий с удовольствием потрогал кошель. Скопил! Хоть и медяхи, а все ж на гулящую хватит. Не на красивую, конечно, так, на какую-нибудь чернавку, что живет у плохого хозяина и вынуждена от нужды продаваться задешево. Вот такую-то он, Галдяй Сукин, сейчас и купит. С оглядкою, чтоб, не дай Бог, свои, приказные, не увидали. Ну, да тут уж Галдяй не обмишурится, это для начальников он - дурак, а для себя - так очень даже умный.
