Андрей Посняков - Отряд
- Значит, не Джером…
Митрий задумчиво почесал за ухом:
- Погоди, Иване. Тут так, с маху, не решить. Хорошо бы еще выяснить, не делал ли кто с тех картин списков. Ну, копий, как их французы называют. Признаюсь, эта мысль мне уже позже пришла… Ничего, выясню… Так, теперь - о Никодиме Рыле. Тот тоже оказался в отъезде, в Каргополе, но супружница его показала, что картину Никодим покупал, но не для себя, а в подарок какому-то важному чину, какому - она не ведает. Ничего, вернется Никодим - расскажет!
- А когда вернуться должен?
- Да через месяц.
- Добро. Выясни. - Иван покосился на дверь - в коридоре по-прежнему шумели. - Да что же они орут там?
- Ясно что - над Галдяем насмехаются. Лошадь-то он проворонил.
Встав с лавки, Иван заложил руки за спину и прошелся по горнице:
- Что-то Прохора долго нет.
- Ничего, явится, - Митрий махнул рукой и задумался.
Какое-то время в горнице стояла тишина, прерываемая лишь раскатами хохота за стеной и в коридоре. Иван подошел к окну, полюбовался на оранжевый закат с длинными черными тенями соборов и башен, потянулся и, взяв с подоконника кувшин, налил в стоявшие там же кружки квасу. Протянул Митьке:
- Будешь?
- Благодарствую. - Парень долго пил, а когда напился, поставил опустевшую кружку на стол и, хитро прищурившись, посмотрел на Ивана. - Иване, а у тебя рублев десять не будет?
У Ивана было не десять, а куда больше, и хитрый Митька об этом был прекрасно осведомлен. Потому и спрашивал.
- А на что тебе такие деньжищи? - удивленно осведомился Иван.
- Да так… - уклончиво отозвался парень, потом не выдержал, усмехнулся: - Лесопильную мельницу на Тихвинке-реке хорошо бы поставить. Я уж с англичанами договорился - на паях, а потом и сами выкупим.
- Мельницу? Лесопильную? - ахнул Иван. - Ну, ты и авантюрист, Митька! А пошто в Тихвине?
- Оттуда бревна вывезти легче - по рекам сплавить иль на баркасах-насадах. Да и лесок один на примете имеется. Хороший такой лесок… и недалеко. На Москве-то, чай, уж все леса поделены - боярские либо царские, либо там, где ни рек, ни дорог нету.
Иван задумчиво посмотрел на приятеля:
- Знаешь, Митька, почему я тебе эти деньги дам?
- Потому что я тебе - брата вместо.
- Не только поэтому… - Юноша неожиданно улыбнулся столь светлой и лучистой улыбкой, что Митрий даже не сомневался, кому она предназначена. Не ему - Василиске, сестрице. - Видишь, Митя, ведь получается, что ты у Василисы - един прямой родственник, тем более - мужеска пола… И лесопилка эта, вернее, часть доходов с нее Василиске вроде как приданое будет. Ну, а прогорим - уж останется бесприданницей, всего-то и дел!
- Ну, Иване, - выслушав, восхищенно присвистнул Митрий. - Ну, голова.
Иван ухмыльнулся:
- Ты, кстати, как деньги в Тихвин доставлять думаешь?
- Векселем. На имя отца Паисия, судебного старца.
- Да, уж этому человеку доверять можно. Вот кого бы в отцы посаженые, жаль, далече он. Да и монах.
- Есть у меня один шустрый отрок, - продолжал тему Митрий. - Человек надежный, его с векселем и отправлю.
- А деньги в вексель где переводить будешь?
- Как это - где? У англичан, вестимо.
- А что, англичане и в Тихвине есть?
- А они, Иване, по всей России-матушке есть, если ты не заметил.
Оставив Митрия разбирать челобитные - ох уж, и утомился же от них за день! - Иван, в ожидании Прохора, отправился навестить Галдяя Сукина. Незадачливый подьячий был обнаружен им в людской горнице, в компании непосредственного начальника - дьяка Ондрюшки Хвата.
- Поклон тебе, Ондрей Василич! - входя, шутливо бросил Иван. - Чего домой не идешь, поздно ведь?
- Здоров, Иване! - дьяк дернул бородкой. - Уйдешь тут, с этакими-то обалдуями! - Он с презрением кивнул на поникшего головою Галдяя, скромно стоявшего в уголке. - Лошадь, вишь, увели у него. Про между прочим - казенную! - Ондрюшка вновь повернулся к подьячему: - Так, может, ты ее пропил?
- Не-е, господине… Не пью я.
- Не пьешь? - Дьяк подскочил к несчастному парню ближе и схватил за волосы. - А ну, дыхни!
Понюхал… и отошел разочарованно-устало. Присел на угол столешницы:
- Признайся - в кости проиграл?
- Не…
- В колпачки у шпыней рыночных?
- Как можно?
- Иль в новомодную игру - карты?
Галдяй грустно вздохнул и еще больше поник головою. Чуть оттопыренные уши его горели пожаром.
- Ну, вахлак! - Ондрюшка Хват погрозил парню кулаком. - Ну, погоди у меня… - Он обернулся к Ивану, пожаловался: - Не знаю, что с ним и делать.
- Так что делать? Пусть за лошадь платит - хоть в течение года, что еще-то? - Иван вдруг хохотнул. - Ладно лошадь, в Каменном приказе, рассказывали, лет пять назад приказную избу украли!
- Как так - избу? - заинтересовался дьяк. - Чтой-то я такого случая не припомню… Хотя, нет, вспоминаю смутно…
- Они там только новый сруб поставили, вечером. Утром приходят - нет сруба! За ночь украли, разобрали по бревнышку.
- Да… - Ондрюшка Хват вновь подошел к Галдяю и без замаха ударил кулаком в грудь. Подьячий скрючился, застонал. - Повезло тебе, паря, - усмехнулся дьяк. - Ежели б не лошадь, избу проворонил, прикинь - сколько б тебе платить?!
Поболтав еще немного, Ондрюшка засобирался домой. Проводив его до крыльца, Иван придержал за рукав скорбно бредущего следом подьячего:
- А ну-ка, пошли ко мне. Поговорим.
Заведя Галдяя в горницу, кивнул на лавку:
- Садись. Квасу испей.
Оторвавшийся от челобитных Митрий с любопытством уставился на подьячего:
- Что, коняку твоего нашли?
- Не, господине…
- И черт с ней, с конякой, - отмахнулся Иван. - Давай-ка лучше о деле. Опросил кого, выяснил что-нибудь?
- Опросил, - с готовностью закивал Галдяй. - Это… соседей… и слева, и справа, и протчих, и это… еще прохожих, вот…
По тому, как торопливо перечислял подьячий, по его бегающим глазам, Иван тут же понял - врет. Никого он не опрашивал, ну, разве что совсем случайных прохожих.
- И что видоки показали?
- Это… Показали, что сгорели все.
- Ну, ясно, - хмыкнул Иван. - А поподробнее?
- Что хозяин сгоревший - парсуны любил рисовать, а слуга его, старый - человек хороший, а вот молодой, Телеша, к мальцу одному приставал прегнусно…
- Что за малец?
- Да, как звать, не упомню. Белоголовый такой… Во! Их матушке государь пять рублев пожаловал, на избу.
- Ага… Больше ничего не проведал?
Галдяй опустил глаза:
- Ничего.
- Что ж… Хоть что-то.
Подьячий приподнялся с лавки:
- Так я это… пойду?
- Иди. Чего зря сидеть-то?
- Ну, тогда прощевайте, до завтрева, - низко поклонившись, Галдяй вышел.
Митрий покачал головой:
- Вот, тоже, деятель. Однако где же Прохор? - Он подошел к окну и неожиданно рассмеялся: - Эвон! Идет, кажется…
Заскрипев петлями, приоткрылась дверь, и в горницу заглянул… нет, не Прохор, а давешний незадачливый подьячий.
- Чего тебе? - зыркнул на него Митька. - Потерял что?
- Не… Я вот это… дополнить…
- Ну, входи, коль что решил, - пригласил Иван. - Рассказывай.
- Эвон… - Галдяй суетливо вытащил из поясной сумы завернутый в грязную тряпицу черепок. - На пожарище отыскал. Таких там во множестве.
- Ну, отыскал так отыскал. Все?
- Все, господине. Пойду я.
- Иди, - кивнув, Иван перебросил черепок Митьке. - Что скажешь?
Митрий внимательно осмотрел осколок, понюхал, даже на язык попробовал:
- Кажется, маслом каким-то пахнет. А вообще, кувшин-то был приметный - эвон, лоза виноградная. Явно не у нас в мастерских слеплен. Сходить завтра на рынок, узнать?
- Сходи, - отмахнулся Иван. - Зря, конечно, прогуляешься - что нам с этого черепка? Но, помнишь, Ртищев учил вникать в любую, даже самую, казалось бы, никчемную мелочь?
- Да помню, - Митрий завернул осколок в тряпицу. - Потому и спрашивал.
Прохор явился почти сразу после ушедшего подьячего, наверное, они даже встретились по пути. Зашел, остановился с ухмылкой у двери. Митька с Иваном разом вскинули головы:
- Ну, что?
- Да ничего хорошего, - пожав плечами, отозвался парнище. - Мертвяков-то уже на погост отвезли, зарыли.
- Жаль, - искренне огорчился Иван. - Хорошо, хоть приставы из пожарной чети осмотреть успели.
- Вот-вот, - Прохор согласно закивал. - И я говорю - приставы.
Он обернулся к приоткрытой двери и громко позвал:
- Никифор! Никифор! Ты пришел уже?
- Да тут, - послышался чей-то глуховатый голос.
- Так что стоишь? Заходи.
За дверью откашлялись, и в горницу вошел высокий нескладный мужик с горбатым носом и узкой бородкой. Мужик был одет в длинный красный кафтан, подпоясанный желтым шелковым поясом, и юфтевые сапоги с низенькими каблуками.
- Пожарной чети Земского двора пристав Никифор Онисимов, - поклонясь, отрекомендовался вошедший.
