Эйдзи Микагэ - Пустая шкатулка и нулевая Мария. Том 6
Так повторяется несколько раз.
ДАЙЯ Да ты просто никакая!Добродушно смеясь, ДАЙЯ подбирает мяч, улетевший совершенно не в ту сторону.
КОКОНЕ Ууу! Прости!Каким-то образом КОКОНЕ удается поймать мяч, когда она берет перчатку обеими руками, но попытка вернуть мяч ДАЙЕ снова оканчивается ничем.
КОКОНЕ Дайя… неужели играть со мной не скучно? ДАЙЯ Ну, никакой реальной практики так не получишь, это точно.Он подбирает мяч, подкатившийся к его ногам.
ДАЙЯ Но все равно это классно! КОКОНЕ Но у меня не выходит далеко бросать… и подачи идут совершено не туда…Брошенный КОКОНЕ мяч опять улетает в сторону, и ДАЙЕ приходится бежать за ним.
ДАЙЯ Можешь бросать куда захочешь!Он наклоняется и подбирает мяч.
ДАЙЯ Я подберу все до единого.ДАЙЯ улыбается; он совершенно искренен. Тем не менее КОКОНЕ, которая не желает полагаться на него вечно, подбегает к нему, чтобы он поучил ее, как правильно играть.
КОКОНЕ внимательно слушает, пока ДАЙЯ объясняет насчет бросковых техник и правильной стойки. Похоже, ему это нравится.
КОКОНЕ Ладно, поехали!КОКОНЕ бросает еще несколько мячей; ее попытки стали чуть-чуть лучше. Время идет, и она постепенно улучшает технику.
КОКОНЕ Пошел!Мяч прилетает точно в перчатку ДАЙИ.
ДАЙЯ У тебя получилось.ДАЙЯ улыбается.
КОКОНЕ Получилось.КОКОНЕ улыбается.
12. Парк, зимняя ночь
У ДАЙИ крашеные волосы и серьга в правом ухе. Он яростно швыряет бейсбольный мяч в бетонную стену. Мяч каждый раз отскакивает с громким стуком. Броски ДАЙИ никто не ловит; он совершенно один.
Пшеничные поля скошены.
ДАЙЯ …Хаа… хаа…Он замахивается и подает.
Из-за того, что он вложил в бросок слишком много силы и мало расчета, мяч взлетает высоко, попадает в сетку над стеной и застревает.
ДАЙЯ не может забрать его.
Он молча стоит и мрачно смотрит на мяч.
КОКОНЕ (монолог) Чистота КОКОНЕ (монолог) красива, КОКОНЕ (монолог) хрупка КОКОНЕ (монолог) и невосполнима.♦♦♦ Дайя Омине – 11 сентября, пятница, 22.50 ♦♦♦
Я на пределе.
В ушах звенит, как колокол, который предупреждает о землетрясении.
На экране Коконе Кирино, еще не покрасившая волосы, и по-детски наивный прежний я.
Я был готов.
Я был готов к тому, что мне покажут в фильме «Пирсинг в 15 лет».
Но предупрежден – не значит вооружен; боль, грызущая меня, пока я смотрю, все так же невыносима.
– …Ах.
Злая воля.
Злая воля.
…Злая воля.
Чья-то злая воля будто распинает меня в кресле острыми клинками. Мир изменил цвет, он стал грязным, цвета реальности. Меня охватило ощущение, что весь мир против меня.
И злая воля, к которой я уже привык, снова впивается в меня.
Мир в фильме так прекрасен, что разница с грязью сегодняшнего мира выделяется еще сильнее, еще ужаснее.
Аах.
Я хочу потерять сознание.
Я хочу избавиться от этой пытки.
– Дайя-сама.
Мое уплывающее сознание вернул к реальности голос, обратившийся ко мне в отвратительно напыщенной форме.
Сопротивляясь бессилию, которое навалил на меня «Кинотеатр», я усилием воли поворачиваю голову на источник звука. У входа в зал стоит незнакомая женщина. В моем ослабленном состоянии я не узнаю ее сразу же, но быстро понимаю, кто она. Ее лицо мне не очень знакомо, но среди моих [рабов] лишь самые оголтелые фанатики обращаются ко мне «-сама».
Однако это не та девчонка из средней школы, которую я как-то встретил в Синдзюку; у меня есть и другие фанатичные поклонницы. Аа, теперь вспоминаю. Женщина, которая идет сюда, – студентка университета, несколько раз пытавшаяся покончить с собой. Как и другие фанатики, она, когда я использовал на ней «Тень греха и возмездие», ошибочно приняла это за богоявление.
Ирония в том, что лишь некто настолько далекий от понятия «чистота» может сейчас вернуть меня в спокойное состояние.
Возможно, это потому, что она напоминает мне о реальности, которую я пережил, – совершенно не такой, как теплая картина, что я вижу в фильме. Просто потрясающе – такая мерзкая женщина, как она, позволяет мне взять себя в руки.
– В чем дело?
Хотя меня тошнит и раскалывается голова, я в достаточной степени собрался, чтобы вспомнить, какое задание поручил этой поклоннице. Я велел ей наблюдать за Кадзу.
Другой фанатичке, той самой школьнице, я [приказал] использовать Моги, чтобы вынудить Кадзу прийти сюда, – переломать Моги все пальцы, если потребуется. И одновременно я [приказал] этой студентке тихонько идти и следить за школьницей. Я почти не сомневался, что Кадзу будет слишком занят, разбираясь с Моги и той маньячкой, чтобы засечь еще одного из моих [рабов].
И еще я [приказал] ей войти потом в «Кинотеатр гибели желаний» и доложить.
Студентка подходит ко мне и склоняется, как верная рабыня. Она явно нервничает.
Я делаю очевидный вывод:
– Угроза не подействовала?
– Да.
Вполне естественный исход, если учесть силу, которую обрел Кадзу. Я отдал тот [приказ] до разговора с «О», а уже потом узнал про умение Кадзу давить «шкатулки». Так что эту атаку я уже списал.
Однако следующих слов я совершенно не ожидал.
– Но это еще не все; он раскусил ваш план!
Не в силах переварить новую информацию, я хмурюсь.
– Что ты имеешь в виду? Что именно он знает?
– Он знает, что ваша цель – стереть память Аи Отонаси, Дайя-сама!
– Что?
Как такое вообще возможно?
Само собой разумеется, я не упоминал этот план никому, кто находится за пределами «Кинотеатра гибели желаний», так что утечь он просто не мог.
– Если ему кто-то рассказал… может, «О»? …Нет, вряд ли она стала бы так делать после своего заявления, что Кадзу ее враг. Остается –
– Прошу прощения, но план выдала Касуми Моги.
– Моги?
Моги знает, что происходит внутри «Кинотеатра»? Как такое может быть?
Лишь секунду я раздумываю над этим вопросом, и ответ становится ясен. Я разворачиваюсь вправо.
– Юри Янаги.
– Э? Да? – заявляет она и распахивает глазки. Вид у нее абсолютно невинный. Однако я потихоньку начинаю уже понимать стиль ее актерства.
– Синдо поделилась с тобой силой? Без моего согласия? – спрашиваю я, полностью ухватив ситуацию.
Янаги больше не утруждает себя притворством и весело лыбится.
– У-ху-ху, – хихикает она, и тут же ее лицо становится ледяным. – Раз ты узнал, ничего не поделаешь. Да, ты прав. И Касуми-сан – мой единственный [раб], – добавляет она.
Ее провокационные манеры заставляют студентку-фанатичку смотреть на нее с нескрываемой враждебностью. Подав ей рукой знак отойти подальше, я продолжаю говорить с Янаги.
– Ты что, забыла, что моя победа поможет тебе сблизиться с Кадзу, или что?
– Хааа? Ты вообще о чем? Я уже говорила: с какой радости я буду подчиняться тому, кто меня убивал? Меня тошнит от одной мысли, что ты думаешь, что девушкой так легко управлять, так что будь так любезен, пойди и прыгни в огонь!
Эта девица – слишком для меня.
Пользуясь своей «шкатулкой», я могу стимулировать ее «тень греха» и пытать ее сколько мне угодно; я могу приказать ей сделать все, что захочу. И все равно она придумывает, как мне нагадить.
Я жду следующих ее слов, рассчитывая угостить ее «тенью греха» сразу, как только она заговорит.
Однако –
– Ш у т к а, – с улыбкой произносит она.
– Что?
– Шутка, Омине-сан! Пожалуйста, не сердись. Все не совсем так, как кажется, – на самом деле я помогаю тебе, как и обещала.
Несомненно, доверять ей я не могу, но все равно решаю погодить пока стимулировать ее «тень греха», а вместо этого выяснить ее истинные намерения.
– Ты утверждаешь, что раскрытие моих планов мне поможет?
По-моему, просто дешевая отмазка.
Однако Янаги отвечает «да!» с полной убежденностью.
Что она о себе воображает?
Янаги не тупа. Она должна прекрасно понимать, что, будучи [повелителем], я фактически держу нож у ее горла. Откуда у нее такая уверенность, что я не воспользуюсь этим ножом?
– Просто подумай, как Кадзуки-кун должен среагировать, когда узнает, что ты собираешься стереть память Отонаси-сан.
До меня начинает доходить, к чему она клонит.
– Ты хочешь сказать, что твои действия – т р ю к, ч т о б ы з а м а н и т ь К а д з у в «К и н о т е а т р г и б е л и ж е л а н и й»?
