"Фантастика 2025-120". Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Верещагина Валентина

Это был тот самый амулет в форме ласточки, который он подарил Мэй Лин.

Дерево обуглилось, одно крыло было сломано, но форма все еще угадывалась. Она была здесь. Она прибежала к ним. Искала его, искала спасения у его родителей. И нашла свою смерть вместе с ними.

Он сжал амулет в кулаке. Острые края обугленного дерева впились в ладонь, и по пальцам потекла свежая кровь, смешиваясь с пеплом.

Это было последней каплей.

Ледяная броня, защищавшая его разум, с оглушительным треском разлетелась на мириады осколков. Но наружу вырвался не крик отчаяния и не поток слез. Пустота внутри него мгновенно заполнилась чем-то тяжелым, черным и невыносимо горячим, как расплавленный металл в горне. Это была ненависть. Чистая, незамутненная, абсолютная. Ненависть к тем, кто это сделал. К тем, кто смеялся в небесах, уничтожая жизни, как будто это были всего лишь сухие листья.

Он поднял голову и посмотрел на серое небо. Все, чему его учили, все, во что он верил, обратилось в прах. Добрые духи предков? Справедливые боги? Карма? Все это было ложью. Детскими сказками, которые рассказывают, чтобы не было страшно жить. Теперь он знал правду. Правдой была Сила. Безразличная, жестокая, абсолютная Сила. И те, кто обладал ею, могли делать все, что угодно. А те, у кого ее не было… они становились пеплом.

Он не знал их имен. Он не знал, как они выглядят. Но он запомнил их смех. И он запомнил их тон. И он вынес свой собственный приговор. Он не будет молить о справедливости. Он станет справедливостью.

Медленно, с усилием, он поднялся на ноги. Его взгляд был пуст, но в самой его глубине горел крошечный, неугасимый огонек адского пламени. Он начал собирать камни. Самые большие, которые мог поднять. Один за другим он складывал их на то место, где лежали его родители и его любовь, возводя над ними небольшой, грубый курган. Это был его последний долг. Его прощальный ритуал. Он хоронил не только их. Он хоронил себя. Мальчика по имени Лу Ди, который любил свою деревню, смеялся с друзьями и мечтал о простом счастье. Этот мальчик умер.

Закончив, он выпрямился. Его спина больше не сутулилась от горя. Она была прямой и твердой, как стальной стержень. Он в последний раз оглядел кратер, который был его домом. Прощания не было. Прощаться было не с кем и не с чем. Это место было для него теперь чужим.

Он крепче сжал в кулаке обугленную ласточку, чувствуя, как ее острые края впиваются в его плоть. Эта боль была настоящей. Эта боль была его единственным якорем. Единственным, что связывало его с прошлым и указывало путь в будущее.

Он повернулся спиной к могиле своего мира и пошел. Просто пошел прочь, не оглядываясь. Хромой, израненный юноша в лохмотьях, уходящий в никуда.

Он уходил из своей могилы, унося с собой лишь одно — свою клятву. Он не знал, куда идет. Он не знал, что будет делать. Но одно он знал с абсолютной, леденящей душу уверенностью.

Путешествие против воли небес началось. И оно закончится только тогда, когда сами небеса захлебнутся в собственной крови. Холодное солнце равнодушно смотрело ему вслед.

Глава 4: Уроки жестокости

Первые несколько дней после того, как Лу Ди покинул кратер, были непрерывным, монотонным кошмаром. Он брел по миру, лишенному цвета, звука и жизни. Зона разрушения оказалась куда обширнее, чем он мог себе представить. Он шел и шел, а пейзаж не менялся: серая, потрескавшаяся земля, покрытая слоем пепла, который вздымался от его шагов и тут же бессильно оседал в безветренном воздухе. Скелеты лесов, обугленные дочерна, тянули к мутному небу свои почерневшие ветви-руки в безмолвной мольбе. Местами земля была вспучена и застыла уродливыми, стекловидными волнами там, где концентрированный жар плавил камень.

Тишина давила. Это была не просто тишина, а вакуум, в котором его собственное дыхание и стук сердца казались оглушительно громкими, непристойными. Днем холодное, безразличное солнце заливало этот мертвый мир призрачным светом. Ночью наступала абсолютная, непроглядная тьма, потому что на небе не было ни луны, ни звезд. Лишь изредка по серой хмари пробегали далекие, тусклые сполохи — послесвечение той ужасной битвы, эхо агонии небес.

Боль в теле стала его постоянным спутником. Левое плечо, вывихнутое при падении, горело огнем, и рука безвольно висела вдоль тела. Сломанные ребра при каждом шаге и каждом вдохе напоминали о себе острой, режущей болью. Но хуже всего была жажда. Его горло превратилось в сухой, царапающий комок, губы потрескались и кровоточили.

На третий день он упал. Ноги просто отказались держать его. Лежа на острой, стекловидной земле, он смотрел в мутное небо. Сознание начало уплывать. Перед глазами снова замелькали призраки: смех матери, одобряющий кивок отца, дразнящая улыбка Сяо, робкий поцелуй Мэй Лин. Они звали его к себе, в покой, в небытие. Это было так соблазнительно. Просто закрыть глаза и прекратить эту муку.

Но когда он уже был готов сдаться, его пальцы наткнулись на что-то твердое и острое в кармане. Он сжал кулак. Обугленная ласточка. Клятва.

Нет.

Ненависть, черная и густая, как смола, хлынула в его вены, разгоняя туман забытья. Она была сильнее жажды, сильнее боли, сильнее желания умереть. Ненависть хотела жить. Ненависть хотела действовать. Он не мог умереть здесь. Не так. Не раньше, чем они.

Собрав последние силы, он поднялся. Оглядевшись, он увидел неподалеку две скалы, стоящие под углом друг к другу. Пошатываясь, он подошел к ним. Скрипнув зубами так, что, казалось, они вот-вот раскрошатся, он засунул больное плечо в расщелину и всем телом навалился в другую сторону.

Оглушительный хруст и вспышка белой, ослепляющей боли, от которой он закричал — впервые за все это время. Это был не крик горя. Это был звериный рев боли и ярости. Плечо встало на место. По телу прокатилась волна тошноты, перед глазами поплыли черные круги, но он устоял на ногах. Оторвав от своих лохмотьев длинную полосу ткани, он кое-как, действуя одной рукой и зубами, сделал себе перевязь, зафиксировав руку.

Теперь он мог идти дальше.

Он научился выживать. Он слизывал горькую, пахнущую химией росу с камней по утрам. Он нашел русло высохшей реки и пошел по нему, зная, что рано или поздно оно должно привести его к воде. На пятый день он нашел ее — небольшую, застоявшуюся лужу в углублении. Вода была мутной и теплой, но это была вода. Он пил долго, жадно, не в силах оторваться, и это было сродни возвращению к жизни.

Потом пришел голод. Жестокий, выворачивающий нутро. Он начал охотиться. Его первой добычей стала крупная, уродливая ящерица с серой, похожей на камень кожей, которую он заметил греющейся на камне. В нем не было ни лука, ни стрел. Лишь камни и ярость. Он полчаса выслеживал ее, а потом началась короткая, яростная схватка. Он оглушил ее точным броском камня и добил другим, размозжив ей голову. Он содрал с нее жесткую шкуру и съел мясо сырым, чувствуя, как теплая кровь стекает по подбородку. Отвращения не было. Было лишь первобытное удовлетворение утоленного голода. Мальчик, который брезговал есть недожаренное мясо, умер. На его месте был хищник.