Возвращение экспедиционного корпуса (СИ) - Лопатин Георгий

Прогибаться Климов понятное дело не стал, и эти комиссары пообещали ему изрядные проблемы в будущем. Но в настоящем у них руки оказались коротки, что-то сделать, тем более во Франции.

«А потом случится октябрь, который ноябрь, и вы все вылетите в тираж, — подумал Михаил. — Ну а если раньше что-то начнете мутить, так у меня винтовочка есть пристреленная со снайперским прицелом…»

Климов, кстати, на будущее стал выискивать среди солдат тех, кто желал бы остаться в армии и продолжить службу на качественно новом уровне, по факту по контракту. Такие люди найдутся, яркий пример все тот же Родион Малиновский, что уже не видел себя на гражданке.

Климов как-то завел с ним разговор на эту тему, дескать кем собираешься стать, когда вернемся домой.

— В армии хочу остаться и генералом стать, — прямо ответил тот, после короткой паузы.

«Ну это ты помелочился, — мысленно хмыкнул Михаил. — Цельным маршалом станешь! А то и вовсе генералиссимуса из тебя сделаю!»

Климов признавался себе, что испытывает некоторый пиетет перед будущим маршалом (наверное сказывалась своеобразная профдеформация личности) и всеми силами старался его к себе приблизить, но при этом не сильно выделять в откровенные любимчики ускоренно продвигая по служебной лестнице, что только навредило бы делу.

Он не знал каким был человеком Малиновский в зрелом возрасте, но по крайней мере порочащих слухов про него не слышал, как про тех же Ворошилова с Буденным, один балеринок натягивал, другой вообще педофил… (правда или нет ХЗ, но слушок прошел), но то, что Михаил видел сейчас ему откровенно нравилось: умный, живой и веселый парень схватывающий все налету и жаждущий большего, можно сказать прирожденный лихой командир. Все еще временами задиристый, но уровень борзости после всех произошедших изменений в дивизии и собственно карьерного роста все же резко упал, по крайней мере на самого Климова «лапу не задирал».

«С назначением в будущем его на должность политрука, это я пожалуй ошибся, — подумал Климов. — Хотя, одно другому не мешает. Вообще не стоит выводить подобные должности в отдельную структуру, опасно это и лишне, негативный опыт уже есть. Пусть политической работой с подчиненными занимаются непосредственные командиры, да на личном примере, так до солдат лучше станет доходить их слова, если эти командиры будут с ними из одного котла есть и в атаки рядом с ними плечом к плечу ходить».

Что до Малиновского, то Михаил хотел поставить его во главе будущего спецназа. По его мнению, Родион из тех, кто есть под рукой, для этого подойдет как никто другой.

— Хорошая цель. А есть еще такие, кто не хочет возвращаться на гражданку и предпочли бы остаться в армии? Особенно если будет знать, что тупо его бросать в штыковые на пулемёты не станут, а зарплату положат минимум втрое от зарплаты квалифицированного рабочего?

— Хм-м… найдутся. Я несколько человек знаю таких что больше не хотят коровам хвосты крутить… но и рабочими становиться не хотят. Так-то особо об этом разговоров нет, нынешнее положение тоже мало кому нравится, но если озвучить такие условия…

— Поговори с людьми Родион. Можешь считать, что это тебе партийное задание. Нужно выцепить этих людей из общей массы и создать из них своеобразную гвардию. На начальном этапе, пока будем во Франции, можно пообещать усиленный паек, удвоенное жалование и конечно же много тренировок.

Малиновский усмехнулся.

— Куда уж больше, товарищ полковник?!

— О, Родион, ты удивишься, узнав, насколько можно больше!

Тренировок в РОДу и так хватало. Климов создал систему обучения, но она была «на минималках» что ли. Ничего такого, но учили передвигаться, как самостоятельно, так и за танком, точнее бронетранспортерами. Удалось восстановить три машины из пяти. Но в целом с тренировками Михаил все же не пережимал, чтобы не настраивать солдат против себя.

Тех же, кто решит подписать контракт, Климов хотел начать натаскивать на бой в городских условиях и тут реально придется потрудиться.

В первых числах августа во Францию из Македонии прибыла Вторая бригада или точнее то, что от нее осталось. В плане боеспособности, там осталось едва ли треть личного состава. Очень много раненых и больных.

Буржуйское правительство в этом вопросе пошло навстречу социалистам, так что проблем не возникло, ну и граф Игнатьев подмазал кого надо.

Генерал-майор вообще после того, как получил конкретную перспективу преобразился до неузнаваемости, ну и перспективы надо думать его манили, шутка ли, стать во главе всей разведочной службы! Так что впахивал просто зверски, как говорится, за себя и за того парня. Приблизил к себе одного поэта.

— Так себе пиит этот прапорщик Николай Гумилев, но очень дельный и работоспособный, по сути, единственный кто реально работал среди всей этой прочей шоблы, так что как только я его к себе забрал, работа вообще встала, ха-ха!

«Вот еще одна знаковая личность», — подумал Михаил, хотя стихи этого распиаренного в свое время стихотворца ему тоже не зашли.

Что до Второй бригады то разагитировать солдат не составило труда. Собственно, как только узнали, как все произошло в дивизии, на лицах их читался только один вопрос: «А что, так можно было?!»

Ну и по примеру своих товарищей тоже выразили вотум недоверия командованию, оставили лишь вменяемых командиров младшего и среднего звена, но мало, так что пришлось повторить опыт с повышениями унтеров и фельдфебелей после дополнительного обучения.

Дивизия с прибытием Второй бригады, хоть и покоцанной, стала совсем уж тяжелой в управлении, но в мирное время Михаил пока справлялся. Кроме того, он в скором времени собирался вывести большую часть рабочих из боевых подразделений, переведя в технические. Все-таки терять таких кадров было бы глупо с какой стороны ни посмотри.

А техникой он собирался разжиться и в довольно большом количестве всеми возможными способами вплоть до самых криминальных, причем не только танками, но и самолетами, и все это хозяйство надо кому-то грамотно обслуживать.

11

Десятого августа в очередной раз к нему приехала Елена с кипой газет, помимо очередной партии брошюрок, и неофициальной информацией, собранной всеми возможными способами. До газет правда дошли не скоро…

— Расскажи своими словами, что там понаписали, — попросил Михаил, легонько лаская грудь Елены руками.

Сама она лежала спиной у него на животе.

— М-м… Если очень грубо, то Леон Блюм сговорился с Пуанкаре. Надо думать на него давят англичане и американцы… чем-то они его шантажируют… но не лично, а скорее угрозой подточить его власть внешними проблемами… вроде как англичане угрожают оборвать грузопоток… а Франция сейчас сильно зависит от внешних поставок всего и вся, то же зерно… что может привести к хлебному бунту и тогда его власть пошатнется…

«Хм-м… может на этом сыграть ФРФ? — невольно подумал Михаил. — Надо подбросить мысль на эту тему Игнатьеву. Дескать Леон слаб, раз боится, что мы, французы падем к ногам наглых лайми, стоит только им лишить нас хлеба… В общем нажать надо на национальную гордость…»

— М-м… В общем в газетах стали муссировать слухи, что для заключения выгодного мира с германцами, чего требуют социалисты и жаждет народ, нужно сначала занять более выгодные позиции на поле боя…

— Значит хотят устроить еще одно наступление?

— Да…

Елена не выдержала и положив свои ладони на руки Климова его же пальцами с силой сдавила свои груди и выгнулась дугой.

— М-м… Даже название вроде как придумали… и не одно… и все идиотские до ужаса…

— Какие?

— Битва за мир… мирное наступление… атака во имя мира… и тому подобное…

Елена, распалившись ласками, перевернулась и дальше снова стало не до разговоров.

Когда она уехала Михаил все-таки ознакомился с газетами, но в общем только время потерял, Елена все обсказала точно — власть методично обрабатывала население формируя у него мнение, что требуется еще одна атака, еще один решительный бой и вот тогда наконец наступит долгожданный мир и всеобщее счастье.