П. Карев - Экспедиционный корпус
Обзор книги П. Карев - Экспедиционный корпус
П. Карев
Экспедиционный корпус
ОГИЗ Куйбышевское издательство 1941 – 152 с.
Редакторы В. Е. Афанасьев и P. X. Гурвич.
Обложка, заставки и концовки худ. С. Я. Зорина.
Часть первая
1
Как только была объявлена русско-германская война, Чернова, владельца кожевенного завода в селе Кевда, Пензенской губернии, вызвали в уездную земскую управу предложили всю продукцию завода сдавать в особую комиссию по снабжению действующей армии.
Чернов воспользовался случаем и начал еще злее эксплуатировать рабочих. Вместо десяти он заставил работать пятнадцать – шестнадцать часов в сутки, заработок урезал, ухудшил и без того плохую пищу. Возражать было нельзя: за каждое слово против заводчика следовало увольнение, вызов к воинскому начальнику и отправка на фронт. Но так как ни один рабочий не хотел воевать «за веру, царя и отечество», люди до поры до времени терпели издевательства Чернова.
В конце концов я не выдержал, поссорился с хозяином, и он меня выгнал. Когда я стал требовать доплатить мне задержанные шесть рублей, Чернов вызвал урядника. Тот «за дебош и угрозу хозяину» посадил меня на три дня в кутузку.
Это было в конце ноября 1914 года.
Жить дома пришлось недолго. В декабре был получен приказ, в котором предлагалось всем лицам мужского пола рождения 1894 года явиться в уездное воинское присутствие.
Пятого января 1915 года я и мои ровесники, в сопровождении сельского старосты, выехали в уездный город и все были зачислены на военную службу. Затем нас отпустили по домам, на сборы в дорогу.
Явившись десятого января на станцию Воейково, я увидел огромное количество съехавшихся новобранцев. Общее внимание привлек солдат, кричавший зычным голосом: «Становись на перекличку!» Новобранцы не знали, как строиться, и собирались группами, в каждой – люди из одной деревни. Когда шум стих, солдат-«дядька» произвел перекличку, и новобранцев начали размещать в холодных товарных вагонах.
Шум и толчея при посадке были невероятные. Залихватские пьяные выкрики, песня «Последний нонешний денечек»- все это слилось с всхлипываниями и причитаниями провожающих жен, матерей и сестер.
Не успели нас в Кузнецке высадить из вагонов, как унтер- офицеры приступили к обработке «серых». Новобранцев строили по уездам. Унтера кричали: «Чембарские сюда, стройся! Ломовские сюда!»
Кое-как построив прибывших, унтер-офицеры произвели перекличку и мелом стали отмечать на груди новобранцев номера рот.
Я попал в третью роту. Старший унтер-офицер Пуганов повел нас в казарму, помещавшуюся в народном доме. Отделению, в которое я был зачислен, отвели верхние нары. Только мы сложили вещи, – была подана команда: «Выходи на улицу». Пришлось спускаться.
На улице, расставив каждое отделение в две шеренги, взводный подводил к нам младших унтер-офицеров и ефрейторов и говорил:
– Вот вам отделенный командир.
Каждому из нас указали место в строю. Продержав на крепком морозе еще с полчаса, нас повели обратно в казарму. Входя в казарму, я и мои товарищи твердили для памяти звания своих начальников: «взводный командир – старший унтер- офицер господин Пуганов», «отделенный командир – ефрейтор господин Петров».
Наши нары находились рядом со сценой. Скатанный и подтянутый к потолку занавес был использован нами вместо портпледа: в него мы сложили некоторые вещи. Разостлав привезенные с собой подстилки, подушки с одеялами, мы легли- шестнадцать человек.
– Вот мы и солдаты, – проговорил мой товарищ и сосед по нарам Митин.
В помещении стоял собачий холод. Для того чтобы немного согреться, мы затеяли борьбу. В этот момент на сцену вышел человек лет тридцати, стройный, с лихо закрученными вверх большими усами. Поблескивали ярко начищенные солдатские сапоги; бросались в глаза добротные брюки защитного цвета. Человек был в нижней рубашке.
– Прекратить шум! – закричал он.
Шум продолжался.
– Кому говорят, серые черти!?
– А тебе какое дело? – закричал Митин, свешивая вниз голову.
Человек на сцене затопал ногами. Отделенный командир Петров, как кошка, забрался к нам на верхние нары и ударил Митина ремнем. Тот вскочил, стараясь вытянуться перед отделенным.
– Как ты смел, серый, орать на господина фельдфебеля? А?
– Я не на фельдфебеля, господин отделенный, а на того вон, что по сцене ходит, – оправдывался Митин.
– Это и есть наш фельдфебель господин Сорока, – отрезал отделенный. – Получи два наряда вне очереди…
Так мы узнали своего фельдфебеля – начальство, стоящее выше всех отделенных и взводных командиров.
Ночью меня кто-то потянул за ногу.
– Собирайся картошку чистить, – приказал дежурный по роте.
Вслед за мной он разбудил все наше отделение.
Мы вышли из казармы и направились на батальонную кухню. Ночь была холодная, снег хрустел под ногами. Дежурный по кухне посадил нас в отдаленный угол и указал на мешки с картошкой. Взяв ножи, мы с усердием приступили к работе, стараясь скорее закончить чистку и уйти обратно в роту.
Работа кипела, каждый взялся на спор очистить по мешку картофеля. Через три часа вся картошка была нами очищена.
Проверив работу, дежурный сказал:
– Идите поколите дрова, тогда пойдете в роту отдыхать.
– Мы урок свой кончили, господин дежурный.
– Молчать! – закричал он. – Марш за мной.
На дворе нам дали колуны и приказали колоть дрова. Работа продолжалась часа полтора. Посмотрев на громадную кучу дров, дежурный сказал:
– Можете итти в роту.
Когда отделение было построено, он обратился ко мне:
– Выходи из строя.
Я вышел.
– Это ты про урок говорил?
– Я.
– Вот и хорошо. Иди-ка за мной.
Дежурный довел меня до мусорного ящика, дал железную лопату и заявил;
– Хорошенько подбери весь мусор и перекидай в ящик, а когда закончишь, доложи мне.
На заре мороз усилился. Чтобы не мерзнуть, я с азартом начал бросать мусор в ящик. За час убрал все и пошел докладывать дежурному.
– Пойдем, я проверю, – сказал он.
Убедившись, что работа выполнена, похвалил:
– Молодец!
Я молчал.
– Когда тебе говорят – молодец, надо отвечать: рад стараться. Понял?
– Так точно, понял, – ответил я.
– Ни черта ты не понял, если бы понял, сказал бы…
– Так точно, понял, господин дежурный, – крикнул я.
– Молодец! – процедил тот сквозь зубы.
– Так точно, понял, господин дежурный! – повторил я.
– Баран серый! Да я же говорю тебе – молодец, как же надо ответить?
– Рад стараться, господин дежурных!! – гаркнул я.
– Ну, пойдем, – произнес тот довольный и повел меня на кухню.
Он приказал повару налить мне вчерашних щей. Повар оказался добрым малым; усадил за стол, налил большую кастрюлю жирных щей, отрезал ломоть свежего черного хлеба. Я съел все без остатка, поблагодарил повара и собрался уходить.
На прощанье повар дал мне здоровенный мосол, покрытый мясом, наказав спрятать его и не показывать дежурному.
Наработавшись за ночь, я спал крепко. Отделенному командиру Петрову пришлось долго стегать меня ремнем, прежде чем я открыл глаза.
*
Сразу же начались занятия. До обеда нас учили рассчитываться «по порядку номеров», «на первый-второй», учили поворачиваться «направо», «налево», «кругом». После обеда занимались «словесностью». Сперва обучали титулованию начальства, начиная с царя Николая и кончая «непосредственными начальниками» – взводными и отделенными командирами. В первый же день все у меня в голове перепуталось: все эти «ваши благородия», «ваши высокоблагородия», «ваши превосходительства», «сиятельства», «высочества» и «величества».
После ужина заставили разучивать солдатские песни. Унтер- офицеры пробовали наши голоса и назначали запевал.
На другой день был осмотр одежды и обуви, привезенных нами из дому. Тем, у кого сапоги признавали годными, уплачивали по восемь рублей, остальным выдавали новые. ’Кроме сапог мы ничего не получили и ходили в штатском.
На шестые сутки вечером на поверку пришел фельдфебель Петр Филиппович Сорока. После переклички он первым затянул молитву «Отче наш». А когда молитва была пропета, скомандовал «смирно», и рота притихла.
– Завтра утром придет ротный командир, его благородие прапорщик Смирнов, – начал Сорока. Он был глуховат от контузил и говорил громко, как многие глухие. – Смотрите у меня – не подкачайте. Отвечать ротному громко, ясно, отчетливо. Если кто неправильно ответит, будет стоять два часа под винтовкой с полной выкладкой. Понятно?
– Так точно, понятно, – ответили мы.
На другой день в восемь часов утра мы стояли развернутым фронтом около казармы. Взводные командиры проходили по рядам, осматривая солдат.
