Олег Измеров - Ответ Империи
— Вы хотели узнать, о чем был разговор? — спросил он.
— Собственно, суть мы знаем. Вообще, Виктор Сергеевич, нам известна даже самая большая ваша тайна — то, что вы подрабатывали в 'Фионве'.
'Фионва' была мелкой шарашкиной конторой и имела репутацию мусорки. То-есть там скупали и вывозили за символическую плату те компы, которые зажиточные граждане были готовы выкинуть в мусорный бак, делали из нескольких что-то работающее, и продавали, тоже по смешным ценам, в малообеспеченные семьи, которые брали для детей-школьников. Помимо директора и главбуха, их было несколько человек-железячников и Алина, скрывающая свой возраст незамужняя дама, которая вела базу объявлений о продаже барахла, оставшегося после апгрейда, и созванивалась с продавцами и покупателями. Но приработок был не лишний.
— Гриднев просил вас не вмешиваться в межведомственные отношения, — продолжал Гаспарян, — и я к его просьбе присоединяюсь. Собственно, я не сказал об этом раньше лишь потому, что вы и не пытались.
— Что ж, это упрощает. Не люблю лезть в чужой ништяк. Тем более, я здесь немного иностранец, и не мне разводить по понятиям ваших экспансистов и конвергентов.
— Ну, как человеку со стороны и в наших проблемах не замешанному, вам, возможно, было бы и проще разводить. Но мы как-нибудь сами. Да и не это сейчас главное.
— Собираетесь воевать?
— Собираемся.
В воздухе повисла пауза, которую прервало лишь шипение дверей и женский голос автоинформатора: 'Автовокзал! Выход к Советскому Рынку и классической школе.'
— Знаете, — продолжил Гаспарян, — в свое время я был связан с вот этими нашими интеллектуальными группами. Могу сказать, что в числе прочих прорабатывался вариант сдачи социализма и интеграции в сообщество развитых стран. Знаете, во что упиралось?
— В сопротивление Политбюро?
— Если бы… Нет, эти вундеркинды всегда упирались в вопрос, что делать с лишними людьми. Столько людей здесь для мирового производства не нужно. То, что эти люди дышат, думают, любят, мечтают о своем счастье, о смехе детей — все это, оказывается, ничего не значит. Бизнес зачислил их в недочеловеки. Тот же тупик, что и с фашизмом. Золотая чума.
— Отчего же тогда столько стран и в вашей реальности идут по этому пути? Соцстраны бывшие, например?
— Логика баранов. Стадо пошло этой дорогой, и все бараны выжили, значит, и нам надо идти туда же. Прекрасная логика. Только если сегодня стадо погнали на пастбище, то завтра — на мясокомбинат.
— А начать войну — это не тот же мясокомбинат?
— Виктор Сергеевич, вы живете памятью о прошедшей войне. Такой войны уже не будет. Если повезет, конечно.
— А если не повезет?
— Тогда ничего не теряем. Если не завалим глобализм в нынешний кризис, Штаты создают ударную космическую группировку и дальше — силовое решение проблемы.
— То-есть, выхода нет? И какие наши шансы?
— Забудьте слово 'шанс'. У нас все время твердили — 'Союз самый сильный, Союз самый сильный'… Все не так. В России всю историю схватка Давида с Голиафом. Побеждают хитрые и изобретательные. Это давно, это с ледникового периода. У человека, как биологического вида, не было шансов. Пища для саблезубых тигров и пещерных медведей. И тогда люди пошли поперек стихийного развития, чтобы выжить. А против них был весь животный мир, огромный и беспощадный.
— Поэтому здесь культ изобретательства?
— Это самый естественный культ в мире. Он не дал человеку пропасть и вывел в цари природы. Грех отказываться. Ну вот, собственно, моя остановка…
Он вышел у Таксопарка: в заднее стекло Виктор увидел, как к остановке тут же подкатил мини-вэн, типичная машина советского автолюбителя, открылась дверца и Гаспарян туда сел. Лучи фар конусами пересекли сгущающийся туман; мини-вэн развернулся и рванул в обратную сторону.
'Итак, меня предупреждают, чтобы я не совался в политику', подумал Виктор, 'и вообще, чтобы не дергался в ожидании войны. Боятся, чтобы не наделал глупостей. Между ЦК и КГБ есть согласие, видимо решили сначала завалить амерского кабана, а потом уже сало делить. А, может быть, в этой реальности как раз надо делать глупости? Ладно, не будем спешить. Делать глупости никогда 'еще не поздно'. Я слишком мало знаю. Надо еще вечером порыться в сети.'
На кольце перед Самолетом троллейбус свернул вправо, в сторону Бульвара Информатики. Между Полтинником и 'Электроникой' в оба салона набралось людей, спешивших домой в новый район, хоть и не так много; Виктор машинально подумал, что за эти десять лет не произошло какого-то значительного скачка в фасонах, многие и сейчас примерно то же носят, а вот манеры… Нет нервозности, нет напряга, даже несмотря на то, что войны ждут — ну и что, и в шестидесятых ждали, и в семидесятых, и с США, и с Китаем, и все-таки как-то обошлось без этого человечество; в лицах улыбчивость, предупредительность, как будто потом придется к этому человеку на работу наниматься, звонки мобелов тихие, не раздражающие, и не орут по ним, говоря в троллейбусе, то ли от того, что микрофон большой и у рта, то ли оттого, что привыкли о других думать. Да, скорее второе. 'Эгоист' здесь прозвучит так же, как 'козел'. Эгоист — изгой, опущенный. Высовываться можно, но потому что высунувшийся подтягивает за собой остальных, не просто делится удачей, а подтягивает, паразиты и иждивенцы тут что-то тоже редкость…
'А может, они просто меня боятся? И ЦК и КГБ? Боятся, что человек из другой реальности изменит будущее и полетят к черту планы конкретных обитателей конкретных кресел? Наверняка и это тоже. То, что ЦК живет жизнью послушников — это правда, или мне очки втирают? А, впрочем, чего я туплю? Можно же спросить. У кого? У старушек. Менее всего вероятно, что они на службе. Да и не столько у них сотрудников, чтобы устроить показательный троллейбус. А раз можно спросить, можно и не спрашивать. Те, кто со мной работают, на дураков не похожи, а раз так, то если и будут врать, то так, что не уличишь…'
Виктор прошел вперед: ему захотелось смешаться с этой гущей в синтетических и кожаных куртках, теплых фигуристых плащах, стильных натуральных полупальто и легких синтетических кожушках; хотелось снова стать обычным и незаметным, как в первый день своего прибытия. А CD-плейеры здесь скоро выйдут из моды, и их заменят флешками и функциями мобелов, внезапно подумалось ему, и от этой нехитрой идеи, что он может заглядывать хотя бы немного вперед, на душе как-то сразу стало легче.
Перед его остановкой троллейбус задержался: остановочный карман занимала большая зеленая маршрутка с ярко-желтой полосой. 'И здесь мешаются', подумал он, подойдя к кабине водителя, и взглянув через лобовое; но в этот момент он увидел, как из дверей маршрутки опустилась аппарель, и служащая в зеленой форме выкатила наружу инвалидную коляску с женщиной средних лет. Инвалид, обернулась, видимо, поблагодарив, раскрыла тент, и коляска на аккумуляторах покатилась к дому; аппарель убралась, а на полосе сзади Виктор прочел слово 'Соцобеспечение'. Выше светился номер маршрута: '28а Бульвар Информатики — Телецентр'.
'Вот почему у них нет низкопольных троллейбусов и мест для колясочников', догадался он. 'Их отдельно возят на микроавтобусах. Наверное, дешевле пускать такие маршруты, чем переделывать общие троллейбусы. Тем более, у них пробок нет.'
— Молодой человек, разрешите?
Виктор уступил дорогу; мимо него прошла женщина лет шестидесяти, ведя за рога гоночный велосипед. Спортивный народ, подумал Виктор. Взять бы пофоткать местную жизнь и сделать альбомчик. Девяностые, закат полароидов и расцвет мыльниц с проявкой…
'Стоп', внезапно подумал он. А ведь у меня 'Самсунг' с камерой. Так себе, два мегапикселя, но все же, все же… Почему я никогда ничего не снимал? Ни первые два попадания, ни сейчас. Боялся засветиться с мобилой? Ну, здесь понятно, а там кто бы пеленговал? Тем более, с корочками эксперта МГБ и тайного агента жандармерии? Почему я не купил не одной открытки? Почему не взял тот альбом о великих походах? Странно. То ли кто-то запрограммировал — ну, типа как алкашей кодируют — то ли кто-то знал, что я не стану снимать… Хотя почему не стану? С семи лет увлекался фотографией, а тут… Кстати, давно хотел накопить на нормальный 'Никон', чтоб с десятикратным оптическим зумом… не то, не то. Если так дела пойдут, возьму я здесь приличный 'Киев', зеркалку… что-то все время останавливало фоткать, словно нельзя, или словно забывал об этом. А почему сейчас вспомнил? Ну, неудивительно, мозг-то анализирует, говорят, даже когда человек спит, он информацию переваривает, сличает, ищет разницу, вот и наткнулся…'
Он подошел к лифту и нажал кнопку. Где-то далеко за светло ореховыми створками дверей щелкнуло, загудело, и стрелка у кнопки показала, что лифт идет сверху; Виктор внезапно повернулся и открыл ту же знакомую дверь на лестницу. Говорят, когда ходишь, лучшее соображение.
